Зеленая улица - Страница 4

техническое бюро! Рядом окно комсомольского

комитета. А там, влево, смотри, это наш

старенький домик. Очень уютный. (После паузы.)

Борис, а правду говорят, что с глаз долой — из

сердца вон? Я, кажется, уеду. Я уже слабо

верю, что было счастье. Нет, кажется, не

получилось счастье с Андреем...

Крутили н. Но остались какие-то чувства?

Или и чувства никакого не было?

Софья Романовна. Нет, было, Борис,

все было. И, кажется, ничего не осталось.

К р у т и л и н. Осталось. Привычка осталась.

Со фья Романовна. Привычка?

Крутили н. Да, именно привычка, которую

нередко принимают за любовь. Все мы

одинаково привыкаем к людям и к вещам, даже к

красивым. Вот вы, например, привыкли (берет ее

руку) к этому перстню. Когда вам его

подарили, вы любовались им. А теперь носите его, не

замечая, по привычке. Но потеряйте вы его...

вам станет...

Софья Романовна. ...Жалко.

Крутили н. Жалко, да. Но еще и скучно...

чего-то, словно, нехватает. Вы привыкли к этому

перстню. (Прищурил глаза.) А привычка —

смерть любви, дорогая Софья Романовна!

Софья Романовна (между прочим).

Ты не веришь в силу любви, Борис?

Крутили н. Софья Романовна! Вам ли

меня об этом спрашивать?

Софья Романовна. Боже, как

многозначительно! Ты, кажется, на что-то намекаешь?

Крутили н (полусерьезно). На

неизменные мои чувства к вам, Софья Романовна.

Софья Романовна (в тон). Вечные!?

Крутилин (улыбаясь). Вечные, но не

бесконечные...

Софья Романовна. А я надеялась на

твою преданность и уважение до гробовой

доски.

Крутилин. Только-то?..

Соф ья Романовна. Чего же более?

Крутилин. Уважение — чувство дорогое,

но не главное... Будь оно главное,— сколько

было бы счастливых супружеств! А вот вы

назовите роман или повесть, где бы муж и жена

любили друг друга до гроба.

Софья Романовна. Мм... Ну, хотя бы...

Ну, «Старосветские помещики» Гоголя.

Крутилин (смеется). Что вы, Софья

Романовна! Как можно всерьез ставить в пример

эту пыльную пару?!. Это скорее иллюстрации к

моей мысли...

Софья Романовна. Ты, Борис, пошел

бы преподавать «науку страсти нежной», в ней

ты смыслишь больше, чем в движении поездов.

(Вдруг серьезно.) Однако как же быть?

(Вышла на перрон.) Тоска какая... И чего тебе

надобно, Софья?

Крутили н. Как быть? Есть выход,

дорогая Софья Романовна... (Оборвал, смотрит на

перрон.)

На перроне.

Лена и Кремнев — коренастый, широкий,

большелобый, о таких говорят — сибирской породы. Оба

(Взволнованы.

Кремнев. Самовольно он не рискнул бы

нарушить приказ.

Лена. Вы думаете, что начальник дороги дал

новое указание?

Крем н е в. Конечно. Хорошо, что я митинг

успел отменить. Позор был бы на всю дорогу.

Лена. Но как же быть с Алексеем? Вы

знаете его характер...

Кремнев. Вот он меня и беспокоит...

Авдотья Ивановна (появляется из-за

стойки). Его паровоз.

Гудок, мелькнули прожекторы. Оркестр играет марш.

Вбегает Тихвинская.

Тихвинская. Ой!. Опоздала... (Кремне-

ву.) Что же делать?

К р е м н е в. Выпить прохладительного и

ждать.

Тихвинская. Ах, все-таки успела!

Отдышаться не могу. Мне ведь отчет,— триста строк

в номер. Митинг будет прямо на перроне?

К р е м н е в. Митинга не будет.

Тихвинская. Как не будет? Мне же для

отчета. Речь генерал-директора...

Кремне в. И речи не будет.

Тихвинская. Как не будет... У меня

отчет. Три колонки, срочный набор.

К р е м н е в. Митинг не состоится.

Тихвинская. Действительно!.. Я говорю,

у меня отчет в номер. Место на первой полосе

оставлено. Представляете, что такое первая

полоса в газете? Сущность ее, идейную и

политическую, представляете?

К р е м н е в. По вашей газете — смутно.

Тихвинская. Нерегулярно читаете. Вкус

выработать необходимо. Потребность.

Понимаете? Дайте-ка мне этот... ну, план, или как его...

список: кто за кем выступает — фамилия,

инициалы и должность ораторов.

К р е м н е в. Вы только говорите так путано

по-русски или и понимаете немножко? На

всякий случай повторяю: митинга не будет.

Тихвинская. Нет, позвольте! Мы

настаиваем... мы... Я представитель прессы, корреспон-

дент «Сигнала»... Необходим развернутый

митинг. (Как хозяйка — оркестрантам.) Поближе,

поближе, товарищи! (Лене.) Нет лозунгов

почему-то, портретов! Вы плохо подготовились.

Давайте-ка...

К р е м н е в. На этом узле я парторг.

Тихвинская. Ну, так работать нельзя!

О вашем неправильном поведении я поставлю

вопрос в горкоме.

К р е м н е в. Вот это ваше право.

Появляются Рубцов и Кондратьев.

Кондратьев (Кремневу). Ты почему

отменил митинг? Что ты натворил?

К р е м н е в. Это не я, а ты натворил...

Андрей Ефремович...

Кондратьев (обрывая). Я категорически

запрещаю тебе вмешиваться в мои

распоряжения.

Оркестр играет туш. Входит Алексей

Сибиряков — простой. белокурый парень в рабочем костюме.

(Крутилину.) Огласите приказ.

Крутилин (жестом останавливает оркестр).

Приказ начальника дороги генерал-директора

Кондратьева. (Читает.) «За проявленную

инициативу в организации кольцевых рудных и

хлебных маршрутов, высокое мастерство и при-

менение новых методов, направленных на

подъем работы всей дороги, машинисту Сибирякову

Алексею Никифоровичу объявляю

благодарность, присваиваю звание механика первого

класса и награждаю ценным подарком — золотыми

часами».

Оркестр играет туш. Алексей не принял руку Крутилина,

который хотел его поздравить. Тяжело молчит. После

сильной внутренней борьбы делает шаг навстречу

Кондратьеву.

Кондратьев. Поздравляю, товарищ Си-,

биряков! (Вручает массивные карманные часы;

футляр возвращает Крутилинд.)

Рубцов. Алеша, ты что голову повесил?

Здравствуй, дорогой! Дай я тебя поцелую.

(Обнимает Алексея.)

Алексей (с волнением, хрипло). Спасибо,

Максим Романыч! (Осмотрел часы, подбросил

их на ладони, как бы определяя вес.) Богатые!..

(Подошел к Крутилину и опустил часы в

футляр.)

Лена (слегка вскрикнула). Алексей!..

(Пораженная его поступком, отвернулась.)

Рубцов (Алексею). С ума сошел! Как ты

смеешь, мальчишка!

Крутилин (Софье Романовне).

Дон-Кихот новоявленный!

Софья Романовна. А по-моему,

хороший парень!

Алексей резко отворачивается, идет к матери. Мертвая

тишина, и оттого отчетливо слышны его тяжелые шаги.

Долгая пауза.

Алексей. Отчего это иные люди только о

своей выгоде думают и других на свой аршин

меряют?

Авдотья Ивановна. Возгордился ты,

Никифорыч, вот что...

ЗАНАВЕС

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Дом Сибиряковых. Комната Алексея — обставлена уютно.

Много книг — на полках, на этажерке, на пианино,

несколько стопок у стола, «а полу и стульях, у изголовья

кровати. Две двери: в переднюю и направо, в комнату

матери. В распахнутые окна видна улица обычного

железнодорожного поселка.

Алексей один сидит за письменным столом. Время

от времени поднимает с пола книги, быстро перелистывает

страницы, что-то подчеркивает, оставляя закладки.

Делает это привычно и, кажется, механически, потому что в

лице его нет сосредоточенности. Попробовал свистеть — не

выходит. Резким движением оттолкнул книги, прошелся

по комнате. Сел за стол, написал несколько строк,

бросил — не клеится. Нервно барабанит пальцами;

машинально двигаясь по столу, рука опускается на клавиши