Зеленая улица - Страница 14

нял.) Слышу, сокол ты ясный! (Крутилину.)

А вот вас, молодой человек, я что-то не пойму.

На каких учебниках вы сами-то воспитывались?

К р у т и л и н. На вполне пристойных...

(Дроздову.) В Америке нет таких паровозов.

Дроздов. Нет и не будет. Мы, русские

инженеры, впервые в мире создали научный опыт

паровозостроения. Где котел паровой появился

впервые? О Ползунове приходилось слышать?

Крутили н. Да, да, как же, приходилось.

А вам не приходилось слышать, что котел Ползу •

нова настолько прост... что вспоминать о нем

возможно лишь для утверждения русского

приоритета?

Рубцов. Да, гцрост. Прост и ясен. И в том—

гениальность Ползунова. Высший дар

изобретателя в том и есть, что он творит то, что могли

бы сотворить многие, если бы обладали силой

проникновения.

Крутили н. Подобные сентенции я уже

слышал. (Алексею.) Прошу в аудиторию. Кстати,

об учебниках. Теплотехника — наука сложная.

К сожалению, у нас нет фундаментальной

отечественной литературы. И потому приходится

пользоваться трудами иностранных ученых, как бы

это ни было неприятно,— неровен час, еще

преклонение инкриминируют! (Показывает книгу.)

Вы знакомы с этой книгой? Она, пожалуй, един-

ственный обоснованный теоретический труд. Ах,

прощу прощения,— вы же не знаете английского

языка.

Алексей. Я владею английским.

Крутили н. Приятно удивлен.

Алексей. Я знаком, между прочим, и с этой

единственной в своем роде книгой. Книга эта,

в сущности, вольный перевод с русского, а

выдана за оригинальный труд. (Вернул книгу Кру~

тилину.) И вы не правы, когда утверждаете,

будто бы у нас нет отечественной литературы по

теории и методике тепловых расчетов. Напротив, эту

теорию создали русские и обогатили ее, в

частности наш современник Сергей Петрович

Сыромятников. Она изложена в его книге «Тепловой

процесс паровозов».

Дроздов. Верно, верно, товарищ

Сибиряков. Теплотехника — наука наша, русская. (Взял

у Крутилина книгу, перелистал, швырнул.)

Краденая «теория».

Рубцов. Вот я и говорю: сила

проникновения!.. А вы, молодой человек...

Крутили н. Не обладаю даром

проникновения?

Рубцов. Совершенно точно. И не будете

обладать. Вы находитесь...

Входят Кондратьев и Лена.

Рубцов. А, к шапочному разбору!

(Взглянул на часы,) На дрезине, что ли, ручной

прокатили? Обожаю пешком,— регулируй как хочешь:

хочешь — с нагоном, хочешь — по графику.

Присаживайтесь.

Крутилин (Рубцову). Вы что-то хотели

сказать мне?

Рубцов. А... хотел, хотел. Вы находитесь

во власти привычного мышления. И потом,

знаете, вам настоящим-то человеком стать трудно.

Отдаленность мешает. Отдаленность от

коммунизма. Как на транспорте говаривали: полоса

отчуждения мешает.

Кондратьев. Свят, свят!.. И тут

самокритика.

Крутилин. Ваше заявление, Максим

Романович, меня удивляет, чтобы не сказать —

возмущает. Вы позволите, наконец, начать экзамен?

Врывается Тихвинская.

Тихвинская. Еще не начали? Ой, чуть не

опоздала... Отдышаться не могу...

Рубцов. Вы откуда, мадам? Кого

представляете?

Тихвинская. Я по вашему приглашению.

Я Тихвинская...

Рубцов. О-о!.. Та самая, которая... А вы

еще до сих пор не брюнетка? Удивительно.

Тихвинская. Боже сохрани! Терпеть не

могу брюнеток. Нет, как видите, шатенка, к

счастью. А вы, очевидно, по статьям решили, что

я брюнетка?

Рубцов. Именно, именно.

Тихвинская. Экзамен будет прямо здесь?

Рубцов. Экзамена не будет.

Тихвинская. Как не будете? У меня

отчет. Как это не будет...

Рубцов. Тише, мадам. Экзамена не будет.

Несчастный случай в институте — экзаменатор

срезался. Вот он — директор-полковник.

Превосходный материал для отчета.

Телефонный звонок.

(В трубку.) Да, у меня... Могу отпустить...

Правильно. (Положил трубку.) Товарищ

Тихвинская, вас вызывают на заседание парткома.

Тихвинская. Ничего, я могу опоздать.

Рубцов. Нет, нет. Вы уж пойдите. Вас

обсуждать будут. Возможно, строго накажут, так вы

не обижайтесь. Это будет не ахти какая грубая

ошибка.

Тихвинская. Вы так думаете?

Рубцов. Именно так.

Тихвинская. Действительно?! До

свидания!..

Рубцов. Будьте здоровы!..

Крутили н. Максим Романович! Вы

можете снять меня с кафедры. Вы здесь хозяин. Но

я — главный инженер дороги. Я не позволю

бесчестить себя и своих коллег...

Кондратьев. Что здесь происходит?

Рубцов. Выясняются точки зрения.

Кондратьев. И меня хотите о чем-то

спросить?

Рубцов. Да, и вас спросим. Почему не

пересматриваете нормы оборота паровозов? К вам

поступили ценные расчеты стахановцев.

Кондратьев. У нас твердый график.

К р е м н е в. График!.. График действует на

вас гипнотически.

Кондратьев. Что ты говоришь?

Лена (встала). Илья Корнеевич сказал

правду, В управлении все довольны: и главный

инженер и начальник дороги...

Кондратьев. Ты забыла помянуть еще

министерство. Или министерство ошиблось,

вручив мне знамя полгода назад?

К р е м н е в. Не прикрывайтесь знаменем,

товарищ генерал-директор.

Кондратьев. Нет, позволь. Прикрывался

и наперед прикрываться буду. В том и доблесть

коллектива моей дороги, что он удерживает

знамя.

Рубцов. Уж так прямо и твоей?

Кондратьев. Ну, нашей. Из месяца в

месяц снижаем простой вагонов. (Алексею.) Или

это вас не устраивает?

Алексей. Не устраивает. Не простой

снижен, а просто-напросто нормы занижены. Давно

пришла пора пересмотреть их.

Кондратьев. Вот когда будешь

министром.

Рубцов. Елена, тебя прервали, продолжай.

Крутили н. Разве здесь Елена

экзаменуется?

Рубцов. Слабонервных прошу успокоиться.

Продолжай, Елена.

Лена. Я сказала — все довольны. Генерал-

директор думает, что он достиг выдающихся

успехов. А так ли это? Стоит сравнить

действующие нормы с довоенными, и вы увидите, как

далеко отступила дорога. В управлении царит

самодовольство, а на станциях простаивают

поезда. (Села.)

К о е м н е в. Руководители дороги, Максим

Романович, утратили государственный подход к

делу.

Крутили н. Какой же у нас подход?

К р е м н е в. Деляческий. Грош цена нашим

успехам, если грузы для пятилетки ползут как

черепахи. И это теперь, когда на транспорте

выросли такие люди! Они способны сломать обвет-

шалые нормы, а вы не помогаете, вы — мешаете.

Вы интересы местнические ставите превыше

всего. Вольно или невольно вы превращаетесь в

консервативную силу. Вы возрождаете предель-

ческие настроения.

Кондратьев (вскочил). Кто? Я пре-

дельщик? Я начальник дороги, которая работает

лучше всего американского транспорта.

Крутилин (Рубцову). Вы удивляетесь? По

обороту вагонов мы обогнали Америку.

Рубцов (хватил кулаком по столу). Позор!

Жульничество! Коммунисты! Кто вам позволил

равняться на отрицательные образцы

капиталистического хозяйства? Кто? Еще тринадцать лет

назад партия жестоко разгромила на транспорте

эту позорную «теорию». Жульническими, лжиеы-

ми, самодовольными рассуждениями, что мы-де

работаем лучше заграницы, фактически

саботируется инициатива лучших людей, срывается

мобилизация масс на борьбу за подъем

отечественного транспорта... Тринадцать лет назад! А вы?

Коммунисты?! И это в наше время! В наш век—

век наивысшей полноты своих верований!.. В век,

когда все мировые проблемы решают наши