Зеленая трава Дзен. Одинокая кукушка - Страница 65

Если Шанкарачарья приедет сюда, я принесу свой посох. Шанкарачарья старый, и я не хочу бить его, но я, по крайней мере, могу показать ему этот посох и ваше присутствие, ваше безмолвие. Все это безмолвие говорит больше, чем может поведать любая священная книга.

Кто знает, может быть, Шанкарачарья из Пури может стать просветленным! В настоящий же миг он самый непросветленный человек на земле, но из этой точки возможен квантовый скачок. Ведь дорога здесь заканчивается, Шанкарачарья не может быть тупее, чем он есть. Он уже не сможет здесь падать, ведь падать некуда. Ему придется повернуть назад.

Я хотел бы, чтобы Свами Агнивеш знал... Зачем заталкивать людей в Нат Двару, если священники этого храма не желают этого? Мои двери открыты. Приведите все своих неприкасаемых, и мои люди обнимут их. Дайте людям достоинство! В заталкивании людей в храм нет достоинства.

Но политика есть политика. Агнивеш знает, что Шанкарачарья будет биться жестоко. Он не позволит неприкасаемым войти в Нат Двару, и это дает Агнивешу возможность стать вождем неприкасаемых. Он принадлежит все той же старой гнилой банде, а неприкасаемые сочтут его своим другом. Агнивеш - это ваш враг, такой же как Шанкарачарья из Пури, если не больше. Агнивешу нужны только голоса на выборах. Я знаю его. Это большая стратегия. У него сто пятьдесят миллионов голосов. Агнивеш пытается превратиться в великого вождя униженных и оскорбленных, но настоящее его желание - это получить власть.

Агнивешу следует привести своих последователей сюда, когда ворота храма откроются. Мы дадим неприкасаемым больше уважения, чем им давали когда-либо во всей истории. С ними обращаются как со скотом. Но Агнивеш не придет сюда. Его тоже надо как следует огреть посохом! Он ничего не знает о религии. Даже если бы он знал о ней самую малость, он привел бы неприкасаемых в унизительное и оскорбительное для них состояние. Это не уважение тех, с кем обращаются как с животными. Даже их тени загрязняют вещи.

Во всем мире ни с кем не обращаются так дурно, как с неприкасаемыми, и вы все же задаете вопросы тем же людям, тем же священникам в тех же храмах! Неприкасаемым надо разрушить эти храмы, сжечь эти священные книги и сбросить священников в океан. Их много, и у них есть на это право. В течение тысяч лет с ними обращались как с ботинками. Даже с ботинками обращаются лучше.

Но кто знает, может быть, Агнивеш может стать просветленным. Это право каждого человека. Если Шанкарачарья из Пури может стать просветленным, тогда право на просветление есть у всех остальных людей в мире.

Однажды некий монах спросил Тозана:

«Что есть таинство таинств?»

Тозан ответил:

«Таинство похоже на язык мертвеца».

Это те, кто знает. Это не священники. И это не философы. Это люди, которые ушли глубоко в свое существо. Их утверждение показывает их цельность, их понимание. Какое прекрасное заявление! Тозан ответил: «Таинство похоже на язык мертвеца». Как не может говорить мертвец, так же нельзя выразить и таинство таинств. Этим можно жить и любить. Вы можете быть таинством, но вы не можете ничего сказать о нем. Можно сказать, что язык мертвеца также искусен, как и ваш язык.

В другой раз некая монахиня спросила Джошу:

«Что есть тайна тайн?»

Джошу схватил ее за локоть.

«Вы все еше цепляетесь за что-то», - сказала монахиня.

«Нет, - ответил Джошу. - Именно ты цепляешься за это».

Джошу схватил ее за локоть, говоря этим: «Я могу схватить тебя за локоть -если ты чувствительна, то этого уже достаточно, чтобы ты вошла в тайну тайн».

Но бедная монахиня ничего не поняла. Она сказала: «Вы все еще цепляетесь за что-то». Этим что-то был локоть монахини. «Нет, - ответил Джошу. - Цепляешься именно ты. Это не мой локоть».

В этих маленьких рассказах открываются огромные тайны. Джошу говорит: «Я не тело. И я не ум, потому что я ничего не сказал. Я просто схватил тебя за локоть, чтобы ты осознала, что и ты не тело».

Обычно, буддисту запрещено касаться женщины, но только мастер дзен может сделать это, поскольку он знает, что ни один человек не является телом, что все различие между мужчиной и женщиной - это чепуха, так как внутри них есть просто безмолвное пространство, это ваша вечность.

Но женщине, без сомнения, труднее, чем мужчине не держаться за тело. Такова действительность.

Однажды Мулла Насреддин поймал четыре мухи и сказал жене:

- Я поймал четыре мухи. Две мухи самки, а четыре - самцы.

- Аллах всемогущий! - воскликнула жена. - А как ты различаешь, кто из них самцы, а кто самки?

- Очень просто, - ответил Мулла. - первые две мухи часами сидели на зеркале, а другие читали газету! Я наблюдал за ними. Доказательств достаточно. К чему другие доказательства?

Почему женщина так сильно привязана к телу? В этом повинна не только женщина, но и весь наш процесс воспитания. Мы с самого начала разделяем мальчиков и девочек.

В детстве у меня были длинные волосы. Обычно я проходил в дом через магазин отца, поскольку дом располагался за магазином. И покупатели спрашивали отца:

- Чья это девочка?

Мой отец постоянно смущался. Однажды он сильно рассердился на меня. Он сказал:

- Из-за твоих волос я постоянно смущаюсь.

- А что тут такого? - ответил я. - Просто скажи им, что я твоя дочь. Мне все равно.

- Разве тебя это не задевает? - спросил отец.

- С какой стати меня это должно задевать? - ответил я. - Я остаюсь самим собой, мужчина я или женщина. Я - это я, кем бы я ни был. Замечательно, если кто-то считает меня девочкой из-за моих волос! Меня просто принимают за другого человека, это же никому не вредит.

Но отец был сердит, он отрезал мне волосы. Он резал их тем же ножом, которым отрезал материю у себя в магазине.

- Ты пожалеешь об этом, - сказал я.

- Что же ты такого сделаешь, что я раскаюсь? - поинтересовался отец.

- Ты увидишь через несколько минут, - ответил я.

Отец знал меня. Он предупредил:

- Не делай ничего опасного.

- Вот теперь я совершу что-то опасное, - сказал я. - Ты ущемил мою свободу. Это мои волосы.

Я отправился в приятелю, потому что мою просьбу мог выполнить только он. Он был парикмахером, курильщиком опиума. В Индии вы можете обрить голову только, когда умирает ваш отец. Я сказал приятелю:

- Докажи, что ты мне друг. Остриги меня наголо!

Он воскликнул:

- Но как же твой отец? Мне попадет за такую проделку!

А потом он все-таки согласился. И он действительно остриг меня наголо. Через пару минут я вышел на улицу. И люди стали спрашивать меня:

- У тебя отец умер?

- Конечно, умер, - отвечал я. - Разве вы не видите мою голову? Этого уже достаточно для доказательства.

Когда я в конце дня зашел в магазин, покупатели стали сокрушаться:

- Ох, какая беда! Что это стряслось с отцом этого мальчика?

Мой отец сказал:

- К сожалению, я отец этого мальчика, и вся еще жив. Он был прав, когда сказал, что я раскаюсь в своем поступке.

Он позвал меня в контору и сказал мне:

- Я в последний раз ущемил твою свободу. Прости меня и все забудь. С этого раза все прекратится. Но твоя шутка очень злая.

К отцу стали приходить люди со всего города. Я ходил по всему городу, чтобы люди видели меня и приходили в магазин. Они говорили отцу:

- Ты все еще жив? Мы видели твоего сына остриженного наголо. Что случилось? Кто остриг его так?

Мой отец рассказал:

- Весь день в магазин приходили люди, чтобы выразить семье соболезнования.

Обнаружив, что отец жив, они были поражены. А я стоял на улице и наблюдал за происходящим. Никто не знает, когда приходит миг...

С того раза отец стал уважать меня сильнее, чем все остальные отцы своих детей. В конце концов он стал саньясином. Он касался моих ног, хотя я не хотел этого. Он говорил: