Зеленая - Страница 25
Наступило лето; время от времени я поглядывала на ворота – не вернулся ли Федеро. Танцовщица снова изменила свои ночные уроки. Как-то раз мы не забрались на крышу, а прибежали в узкий двор в двух кварталах от поместья Управляющего. Двор был завален мусором; в мусорных кучах копошились крысы с горящими во тьме глазами. Если задрать голову, можно было увидеть лишь узкую полоску неба. Во дворе было душно и смрадно; мусор странно шуршал.
– Сегодня мы выбираем необычный путь, – объявила Танцовщица. – Можешь сказать, куда мы пойдем?
– Не наверх и не внутрь… – Я огляделась по сторонам, потом посмотрела на металлическую решетку под ногами. – Неужели вниз?
– Внизу, под городом, тоже кипит жизнь. – Улыбка ее сделалась мрачной. – Ты узнаешь правду, которая лежит внизу. – Она взяла меня за руку. – Там, внизу, не отходи от меня ни на шаг! Если потеряешься на крыше, ты всегда можешь спуститься на улицу и вернуться назад. Внизу никаких опознавательных знаков нет. Выходов на поверхность очень мало, и расположены они, как правило, в самых неподходящих местах.
Когда мы перебирались с крыши на крышу, мы то и дело спускались вниз, а потом снова поднимались вверх. Иногда нужно было выжидать, пока пройдут прохожие, или искать укромный уголок. Я поняла, когда можно спускаться вниз, а когда лучше переждать. Есть ли внизу места, где можно спрятаться?
– Далеко ли ведет этот путь?
– Мы не сможем проникнуть всюду, – призналась Танцовщица, – но мест, куда мы попадем, будет намного больше, чем ты можешь вообразить. Под городом есть несколько уровней.
– Вода течет глубже?
– Канализационные шахты ведут в основном в порт. Но под канализацией есть другие шахты, галереи и норы. Они сохранились с древних времен, когда здешние жители предпочитали строиться под землей.
Ее слова меня заворожили.
Мы сняли решетку и заглянули в замшелую дыру, откуда несло плесенью. В стене виднелись металлические ступеньки. И ступеньки, и кирпичную кладку колодца покрывала слизь.
– Внизу я всегда буду идти первой, – сказала Танцовщица. – Если только не прикажу тебе поступить по-другому.
Она начала спускаться. Я последовала за ней. Не придумав, как закрыть за собой решетку люка, я оставила ее открытой.
Ступеньки не доходили до дна локтей на восемь или десять; пришлось прыгать. Танцовщица помогла мне не упасть. Почувствовав под ногами дно, я задрала голову и увидела вдали круг звезд и молодой месяц. Он словно перевернулся, закрыл собой все ночное небо, оставив видимым лишь один звездный диск.
Где-то журчала вода. Запах плесени сменился запахом влажного камня и гниения. Оглядевшись по сторонам, я поняла, что ничего не вижу.
– Ты можешь, сама того не ведая, провалиться в яму. – И голос Танцовщицы донесся совсем не с того места, где она, по моим расчетам, должна была находиться. Я вздрогнула от неожиданности. – Здесь, внизу, кое-кто живет. В основном отвратительные твари. – Танцовщица снова переместилась, и я снова ничего не заметила. Она двигалась совершенно бесшумно. Ее коварство заставило меня понять, насколько я завишу от собственных глаз.
– Света здесь нет, кроме того, что ты принесешь с собой. – Тут мне показалось, что я услышала, как ее нога шлепнула по камню. – Закрой глаза и повернись кругом! – Она положила руки мне на плечи и развернула. Как ни странно, когда я закрыла глаза, стало хуже. Как будто равновесие отчасти зависело от зрения – пусть даже и в кромешной тьме.
Танцовщица еще несколько раз повернула меня кругом и, наконец, велела остановиться.
– Ну-ка, шагни!
Я попробовала сделать шаг и тут же упала, едва не вскрикнув от удивления и боли. Я с силой ударилась об осклизлый камень; мне показалось, будто я вывихнула колено.
Под рукой что-то извивалось. Я невольно вскрикнула; сердце забилось чаще.
– Нравится тебе здесь? – спросила Танцовщица откуда-то сверху. Ее дыхание было горячим; мне показалось, будто я вижу тусклое мерцание в том месте, где находятся ее глаза.
– Д-да… – Я держалась за свой страх, прижимая его к себе, как прижимала к себе гнев и печаль, живя на Гранатовом дворе. Здесь, внизу, я была свободна – так же свободна, как под звездным небом на крышах. Когда я научусь ориентироваться здесь и определять расстояние, будет еще лучше… Если госпожа Тирей узнает, что я спускалась под землю, она убьет меня на месте или сразу продаст.
Спуск под землю стал для меня страшным опытом. Если бы Танцовщица не держала меня за руку, я бы не смогла никуда идти. Стен не было, кроме сводов туннелей. Оказывается, под ногами моих тюремщиков раскинулась громадная клетка размером с целый город.
– Да, – повторила я, – мне здесь нравится.
– Хорошо, – ответила Танцовщица. – Но и о страхе не забывай. Он сохранит тебе жизнь здесь, внизу.
«Страх не сохранит мне жизнь, – подумала я. – Мне хранит жизнь мысль о том, что я должна вернуть долг».
– Вот, возьми! – Танцовщица протянула мне ленту из черной материи.
Через девять дней после первого похода в подземелье, холодной, промозглой ночью мы вышли во двор. Мне не терпелось снова очутиться внизу.
– Зачем?
– Завяжи глаза.
Началась старая игра. То же самое я часто проделывала с госпожой Тирей. Я сложила материю втрое и повязала так, чтобы полностью закрыть глаза. Хотя я еще ничего не знала, мы готовились к одному из самых ценных уроков.
– Медленно дойди отсюда до лошадиного стойла. – Она крепче сжала мне предплечье – так, что когти впились в кожу. – Только помни: медленно!
Танцовщица развернула меня лицом к дальней стене двора и отпустила. Я уверенно шагнула вперед – и тут же ударилась голенью о низкую ограду вокруг гранатового дерева. Споткнувшись, я полетела вперед и врезалась в дерево, оцарапав ладони о шершавую кору. Теперь у меня болела не только нога, но и плечо. Подавив рвущийся из горла крик, я, запинаясь, пробормотала:
– Зачем ты меня развернула?
Я не скрывала упрека; мне казалось, что она меня предала.
– Ничего подобного, – возразила Танцовщица, – ты повернулась сама. Я только направила тебя не в ту сторону.
– Так несправедливо!
Голос ее зашипел совсем близко от моего уха, как там, в подземелье:
– А весь мир устроен справедливо?
– Н-нет…
– Тогда почему я должна быть справедливой? Ты прожила здесь больше трех лет. Во дворе тебе знаком каждый камень. Зачем тебе здесь моя помощь?
Я замахала руками, показывая, чтобы она отошла, и застыла на месте.
Ее дыхание стало почти бесшумным; я лишь ощущала легчайшее дуновение воздуха. По-прежнему не двигаясь с места, я вытянула руки вперед и стала прислушиваться.
Было тихо – в доме Управляющего всегда тихо. Но в большом городе, да и везде, где живут люди, никогда не бывает полной тишины.
Дома, когда я была еще совсем маленькая, в костре потрескивал огонь, даже после того, как гасло пламя и оставались одни угли. От запаха пепла щипало глаза. Стойкий фыркал в своем стойле; всю ночь у него бурчало в животе. Под деревьями тявкали лисицы. Ночные птицы охотились и пели свои охотничьи песни.
На «Беге фортуны» волны то и дело плескали в борт. Под палубой ворчал паровой котел. Даже среди ночи матросы несли вахту; кто-то бежал по палубе, сворачивал канат или измерял глубину.
Здесь тишину нарушало тихое потрескивание огня в доме. С улиц за стенами поместья также доносился шум. Ветер по-разному свистел, огибая высокие, гладкие внутренние стены, ветви гранатового дерева или крышу, выложенную листьями меди.
После того как я сосредоточилась и прислушалась, мне показалось, что даже Танцовщица дышит слишком громко.
Какое-то время я слушала дерево; пусть его влажная кора подскажет, где я нахожусь. От дерева я повернулась в ту сторону, откуда доносилось легчайшее эхо ветерка у внутренней стены. Затем я сделала маленький шажок, нащупала небольшую горку камней, насыпанную рядом с земляной оградкой вокруг гранатового дерева. Еще один шажок – и поверхность стала более ровной. За спиной я слышала смутные отголоски уличного шума. Стена впереди. Я осторожно пошла к ней, раскинув руки в стороны для равновесия. Я заранее группировалась, готовясь упасть, если наткнусь на камень или подножку Танцовщицы – она часто так поступала.