Зелье - Страница 7
- Больше объяснять ничего не буду. Не понимаешь - очень жаль.
- А если бы я была твоя жена? - тихо спросила Варя.
- Но ты ведь не жена, - ответил он.
Конечно, сперва она немного поплакала. Мокшин сидел рядом и терпеливо ждал. А что, если разобраться, он должен был делать? И тогда Варя, вытерев слезы, внезапно улыбнулась и сказала:
- Ладно. Ты прав, зачем мне туда идти? Никого не знаю, умру с тоски. Пойду лучше к Людке. А тебя уважаю: мог ведь, как раньше, сказать, что собираешься с мамой к тетке, а сказал то, что есть, и хоть я заревела, все равно так гораздо лучше. Я даже не знала, какой ты. Самый честный.
Просто поразительный народ женщины: "Как раньше, сказать, что идешь к тетке". А молчала.
...Ну, а все-таки, как быть с зельем? Мокшин все-таки иногда профилактически выпивал натощак по полчашки отвара. Да, а что? Не пропадать же вещи, в самом деле, когда столько сил было затрачено на собирание всех этих полыней, артишоков и перьев.
11
В тот день Мокшин поехал к Варваре сразу после работы. Накануне она звонила. Тихим и каким-то вялым голосом просила занести книжку. Олег обещал, а потом ругал себя за это, потому что день получился тяжелый, он устал как собака, да к тому же вспомнил, что по телевизору сегодня вечером начинается детектив-многосерийник. Посмотреть у Вари? Что вы! Оскорбится: "Мы и Так редко видимся, я хотела поговорить..." О чем говорить? В общем, глупо, визит к ней вполне можно было бы отложить, но что поделаешь обещал, да и книги взял с собой, когда выходил утром из дому. Не тащить же обратно. Поехал.
В автобусе царила невероятная давка и толкотня, так что, когда рядом с ним освободилось место, Мокшин сел с большим облегчением и удовольствием казалось, еще полминуты, и все пуговицы от плаща будут оторваны, выдраны с мясом, а только что вычищенные ботинки истоптаны. Он сел, поставил на колени грузный портфель, но моментально, откуда ни возьмись, около него возникла востролицая, отнюдь не слишком молодая, но вполне безвкусно размалеванная гражданка в отличном кожаном пальто и с сеткой, полной картошки. Без всякой радости Мокшин попытался встать, чтобы уступить ей место, но в давке сделать это сразу было не так-то просто, а женщина между тем, оберегая свое замечательное пальто, что было сил прижала сетку к коленям Мокшина, непосредственно к его новым серым брюкам.
- Отодвиньте, пожалуйста, куда-нибудь вашу картошку, вы мне пачкаете одежду, - негромко попросил Мокшин, приподнимаясь, но дамочка не пошевелилась, а еще изобразила на своем воробьином лице возмущение.
- Куда это, интересно знать, я уберу? Тут не повернуться. Вам хорошо сидеть и рассуждать.
- Стыдно, молодой человек, - тут же раздалось слева. Рыхлый старик, только что безмятежно дремавший рядом с Олегом, уже стоял. - Садитесь, садитесь, девушка, даме - место, я постою, это пусть другие сидят, которые постарше, имеют право.
Он пыхтел и негодующе сверлил Олега взглядом. "Девушка". Рыцарь. Не глядя на него, Мокшин сказал тетке:
- Зачем столько эмоций? Садитесь, ради бога. А самое правильное было бы сразу войти, как положено, и переднюю дверь и занять законное место.
- Нахал! - вскинулась дама, а стоящий рядом ветхий джентльмен тут же радостно зашамкал:
- Какая бестактность! Позор!
Не обращая на все это никакого внимания, Мокшин начал энергично протискиваться к выходу. Что, собственно, такого оскорбительного он сказал этой кожаной? Испугалась. Как все же люди боятся правды, а ведь нет ничего опаснее, чем обольщаться на собственный счет. Никакая тушь, никакие помада и белила уже, увы, неспособны сделать вас, мадам, молодой и красивой. И кожаное пальто не спасет. И комплименты. Вся эта неравная борьба со старостью только отнимает последние силы и в результате, естественно, сердцебиения, и стоять в автобусе с полной сеткой - тяжело. А внуки небось растут хулиганами.
- Принес книгу? - сразу спросила Варя, когда, отперев дверь своим ключом, Мокшин вошел к ней в квартиру.
- И не одну, - сказал он, выкладывая на стол из портфеля три тома Пруста, словарь иностранных слов и сборник английских новелл.
- Ну-у... Я же не это просила. Я - "Силу духа".
- Незачем тебе читать всякую макулатуру, только головенку забивать и время тратить. Приличные вещи надо читать, а не барахло. Помнишь, я в январе уезжал в Бакуриани, дал тебе "Бойню номер пять"? Ты ведь так и не удосужилась. Вот, почитай Пруста.
- А без Пруста тебе со мной скучно?
Вот, пожалуйста, и тут те же игры. Давайте будем делать вид, что все не так, как есть на самом деле, а как нам хочется. Будем красить ресницы и надевать кожаное пальто, и тогда нас в наши пятьдесят восемь лет в автобусе станут называть девушкой. Будем капризно надувать губки - и нашей невежественности как не бывало: "Ну, что ты, моя девочка, конечно, мне с тобой совсем не скучно, ты вообще у нас профессор, просто это мой любимый писатель, и я хочу знать твое мнение о его творчестве".
- Если говорить начистоту, - спокойно произнес Мокшин, - то в последнее время иногда бывает - да, скучно. Про старшую медсестру Мусю я ведь уже все как будто бы слышал, про Людкиных женихов - тоже, что дежурить сутки тяжело - усвоил. Ничего обидного в том, что я принес тебе книги, по-моему, нет. Вуз ты уже не кончишь, а так...
- У тебя что-то случилось? На работе? Нет? С мамой?
- Ну зачем ты так сразу начинаешь хлопать крыльями? Что могло случиться, глупенькая? Сказал, что думал, пора бы уже привыкнуть.
- Я никогда не... я не знала, что тебе скучно, - проговорила она каким-то жалким голосом, - зачем же ты со мной встречаешься, раз скучно?
Некоторое время Мокшин молча смотрел на Варю. Интересно, чего она хочет сейчас? Чтобы он сказал, что пошутил, чтобы вообще этого разговора _как бы_ не было? Вот этими дрожащими губами, слезами на глазах она выпрашивает, чтобы он сейчас отказался от своих слов. Чтобы соврал.
- Не хочешь ты читать Пруста, ради бога, не читай, - сказал Мокшин с раздражением, - я хотел как лучше, но вообще-то можно и без умных разговоров. В конце концов, я не для них к тебе прихожу, а как женщина ты меня вполне устраиваешь. Да что ты так смотришь?! Я же тебе говорю - ты хорошая, добрая, милая.