Здравствуйте, я Лена Пантелеева! (СИ) - Страница 6
Я глотаю холодный комок в горле и через силу выдавливаю из себя:
- Жё нэ компран па, месье Серж.
Туз недовольно скривится, вытаскивает коробок спичек, закуривает папиросу с длинным мундштуком. Долго смотрит на меня как на неведомого зверька и скучающе продолжает:
-Все ты понимаешь, Леночка, все ты понимаешь. Скажи где добро Ленькино и я уйду. Если же будешь молчать.... Тогда, вон тот человек - рука с папиросой ткнула в Сирого - он очень тебя не любит, уж и не знаю почему - отрежет тебе палец. Любой. И, кстати, обрати внимание на его лицо. Помнишь, как сказано в трудах итальянского профессора Чезаре Ламброзо о прирожденных преступниках? Вот он именно такой и есть. И вряд ли такой хомо вульгарис найдет для тебя в своем сердце хоть каплю милосердия.
-Я помню, Сергей Александрович. Вы это читали по памяти, тогда, на именинах братика.
Я жалобно и тихо отвечаю, молчать мне нет ни какого смысла. Растерянно взмахиваю ресницами и, чуть заикаясь, продолжаю жалко лепетать:
-А если я ничего не знаю, Сергей Александрович? Вот абсолютно ничего не знаю? А вы меня станете спрашивать и мучать! Вам потом не будет стыдно, месье Серж, совсем-совсем?
-Да как она не знает, Туз! Знает, шалава! Ленька эту сучку сам, в одного туда возил на извозчике и всегда они сходили за квартал! Таился он от братвы, скрытничал, что варнак старообрядцкий! Это наше с ней будущее, говорил нам, не вам знать о делах моих, темные элементы! Насмехался, гад! А эта, шалава, брюлики наверное с ним вместе и прятала! У, крыса епана!
Сирый замахивается на меня кулаком, но не бьет, ждет разрешения, команды хозяина. Пес!
-Вот видишь, Леночка, нет смысла от меня что-то скрывать. Сирый все видел. Скажи мне, где украшения, деньги, золото? Ты ведь не хочешь, что бы твое прекрасное лицо, эти восхитительные черты были изуродованы, вот допустим, руками вот этого человека! И это помимо отрезанных пальцев!
Сергей Александрович обхватывает меня за щеки стальными пальцами и резко поворачивает моё лицо в сторону куницеподобного. Больно. Человек-куница сладостно улыбается, гора мышц в углу одобрительно бурлит голосом.
-У него ведь есть очень острая бритва, Леночка, а Сирого есть нож. Тебе будет очень больно, а пальцев у тебя не будет, и ты не сможешь перевязать свои раны...... А когда оно само все заживет, то на твоем прелестном личике останутся страшные, безобразные шрамы. Допустим вот здесь!
И это животное тычет меня в лоб огоньком папиросы.
Боженька милосердный, боль-то какая! Я все им скажу, все-все! Нет, дрянь, молчи! Я сам им скажу. Они у меня подыхать будут страшно и, уходя из мира слышать твой голос, а сейчас не мешай, не мешай, уйди, пожалуйста. Вот и хорошо.
Я поднял слезящийся от боли взгляд на Туза:
-Зря ты это сделал, Серега. А ведь пожить бы еще мог.
Взгляд Туза растерян, он невольно отпускает мое лицо и переводит глаза вслед за моим взглядом на моего самурайчика, которого я нежно прошу:
-Убей это животное для меня, милый Ли.
И сразу же стреляю. Пах-пах! Совсем несерьезно звучат два выстрела подряд, сливаясь в один. Туз дергается марионеткой, бледнеет, бьется руками об столешницу, уже не способный отодвинуться от стола и обхватить живот. Два кусочка свинца в низ живота веская причина для недееспособности. Я в это время падаю спиной назад, подбородок прижат к груди и едва лопатки касаются пола, выцеливаю ноги двуногой куницы. Пистолет дергается раз, два, три, посылая пульки в сторону мешковатых штанов. Есть. Крик, визгливый, жалобный и зверек катается по полу, сталкиваясь со своим свернувшимся калачиком хозяином. Мля, пять патронов! Семь секунд! Где эта тварь, где этот урод Сирый? Где? Не вижу! Время течет, скользит сквозь пальцы. Вот он! Этот идиот зашел слева. Ну, вот как учесть, как просчитать этих дилетантов? Я его жду со стола, готовлюсь перехватить его красивый прыжок по прямой, а он, путаясь в своих ногах, с дрожащими ручонками выныривает с боку. Прав, ох, прав папаша Мюллер - дилетанты, это смерть профессионалу. Наган в руке Сирого плюется огнем, меня обжигает лавой, бьет щепками от досок пола в левую сторону лица. Спасибо тебе, Господи, не 'офицерский' у Сирого ствол, простой, с 'самовзводом'! АТ калибра 7, 65 кашляет в ответ, затвор с недовольным клацаньем встает на задержку. Я швыряю бесполезный кусок металла в сторону Туза и куницеподобного и громко ору: 'Граната!'.
Не знаю, что помогло больше - визгливый голос истерички, орущий что-то непонятное или тяжёлая железяка, прилетевшая с моей стороны, но мне хватает времени схватить наган Сирого. Контроль, взвод курка, контроль, взвод, мля, кожу саднит рифлёным металлом, контроль. Боек клацает впустую. Всего четыре патрона? Сирый, ты клинический идиот, хоть уже и покойник! Я встаю с пола, хватаю 'барыню' с заварочного чайника, прижимаю к лицу. Салфетку бы с антисептиком, но пока и так сойдет. Охватываю взглядом комнату, не преставая перемещаться, дергаться хаотично. 'Маятник' это у меня такой от нервов. Агафья замерла в углу, снулой рыбой разевает рот. Ли тоже в углу, но не весь. Часть его вжата в стену, часть размазана по полу. Я вижу, что рука Ли тщетно пытается вытащить нож из бока Годзиллы в личине человека и не может. Наголо бритый монстр обхватил его ручищами и давит, ломает, душит моего япошку.
Туз поделись стволом, перезаряжаться и свою игрушку искать некогда! Ох, Туз, я тебя почти люблю! Pistole Marine! Модель 1904 года, системы Borchard Luger. Немецкое качество и педантичность в изготовлении. На боковой стороне выбрасывателя радует глаз стрелочка и надпись 'GELADEN' - заряжено. Я иду, самурайчик, держись, не сдавайся.
Присел рядом с возящимися на полу, упер ствол в череп здоровяка, спросил Ли:
-Помощь нужна?
-Ииэ.... (нет).
-Бака (дурак).
-Одзёсама! Синдзимаэ!
Ну, испорченная я девочка, испорченная, согласен - папиросой прижгли, щепки кожу вспороли, это я хорошо чувствую, но ты-то мне целым нужен. И не надо меня посылать к черту. 'Люгер' сжигает пороховыми газами кожу на виске здоровяка, серо-красное месиво брызжет на стену. Туша бандита обмякает дохлой медузой и закрывает от меня Ли.
Из-под трупа пусть теперь сам выбирается, самурай хренов, а я обиделся. Леночка, в отличие от меня, не была испорченным человеком, и семья у неё была не очень богатой, так что она не избалована, совсем. Я поднял с пола упавший портсигар Туза. Хороший портсигар, серебряный, можно дорого продать. Раскрыл, достал папиросу, понюхал. Вроде бы неплохо. Спичечный коробок оставался на столе. Чуть подпрыгнув, присел на край стола, закурил, выпустил струйку дыма в потолок, неторопливо огляделся. Ну, что ж, по-моему, так чистая победа.
Пепел папиросы осыпался серым столбиком и растаял в неопрятном красном пятне у головы Туза. Ли по прежнему хрипит в углу, тщетно пытаясь выбраться из-под мертвого громилы. Я раздраженно прикусил губу. Черт, не нравится мне, как он хрипит. Надсадно, со свистом. Если у Ли сломаны ребра, то помощник из него будет никаким. А у меня на него планы. Да и двигаться сейчас придется много и быстро. Я соскакиваю со стола, в два быстрых шага перемещаюсь к испуганно замершей в углу женщине, повышая голос, зову:
-Агафья! - она дергается, переводит осоловелый взгляд с трупов в комнате на меня. Пытаюсь поймать ее взгляд, но тщетно. Оловянная пустота, два стеклянных обмылка вместо глаз. Повышаю голос:
-Агафья Ивановна, помогите Ли. Ли помоги, говорю!
Ну, наконец-то проблески разума появляются в ее взгляде, и непрерывно охая, она устремляется на помощь к полузадушенному самураю. Мне вот что интересно - как она умудрялась держать в кулаке взбалмошных местных жриц любви, если сейчас напоминает безголовую курицу? Может быть, случившееся для нее непривычно настолько, что ввергает в оторопь? Скорее всего. Они ведь тут привыкли сначала нагнать себе адреналина в кровь громкими криками, всевозможными угрозами, взаимными оскорблениями и только потом хвататься за свои неуклюжие 'шпалеры' и палить в белый свет как в копеечку с молодецкими воплями 'атас' и 'шухер'. А вот так, без предупреждения, с последующим хладнокровным добиванием, для них это дико. И то, что все это проделала хрупкая девчушка, все никак не может уложиться в голове Агафьи, заставляя ее впадать в ступор? Возможно. Ничего, пусть привыкают. Почему-то я уверен, что эти ковбойские пострелялки мне предстоят еще не раз и не два. Время тут, здесь, такое, пороховое.