Заживо погребенные - Страница 103
– Ты права. Но, возможно, Марбер не предполагал жить долго…
– Он что, собрался помирать?
Шивон нахмурилась, чувствуя, что не понимает хода мыслей Ребуса. Тот покачал головой:
– Он не предполагал жить здесь.Пустое хранилище, все картины упакованы, словно подготовлены к транспортировке…
– То есть он собирался куда-то уехать?
Ребус снова кивнул.
– Этот его дом в Тоскане… Может, он подумывал о том, чтобы убедить Лауру уехать туда вместе?
– Она бы не согласилась.
– Я не об этом говорю. Но если он испытывал к ней серьезное чувство, возможно, и не предвидел отказа. Вспомни, как он поселил ее в квартире на Мэйфилд-террас: просто сделал сюрприз. Может, и переезд в Италию он хотел сделать таким сюрпризом?
Шивон задумалась над версией, предложенной Ребусом.
– Итак, он помещает часть своего собрания в хранилище, возможно, кое-что он собирается взять с собой… – Она в недоумении пожала плечами. – Ну и к чему это нас приводит?
– Это нас снова приводит к Веттриано… – потирая подбородок, ответил Ребус.
Дверь приоткрылась, и в щель просунулась чья-то голова: Филлида Хоуз.
– А я думаю, чьи это голоса? – извиняющимся тоном проговорила она.
– Мы здесь кое-что обсуждаем, Фил, – объяснила Шивон.
– Не сомневаюсь, но заместитель начальника участка Темплер ищет детектива Ребуса. Тут суит [40], так, кажется, говорят французы…
Когда Ребус вошел в кабинет Джилл Темплер, она, казалось, была всецело поглощена разборкой бумаг на своем столе.
– Вы хотели меня видеть? – спросил он.
– Я слышала, что тебя видели в участке, – ответила она, комкая лист бумаги и отправляя его в мусорную корзину.
– Ты довольна расследованием дела Марбера? – поинтересовался он.
– Финансовое управление прокуратуры, кажется, намерено передать дело в суд. Они хотят, чтобы мы подбили кое-какие бабки… – Подняв голову от бумаг, она посмотрела на него. – До меня дошел слух, что ты рванул в самоволку из Туллиаллана?
Он пожал плечами.
– Там все закончено, Джилл.
– Серьезно? Сэр Дэвид не сообщал ничего…
– Позвони ему сама.
– Может быть, и позвоню. – Помолчав немного, она спросила: – У тебя что-нибудь получилось?
Он помотал головой:
– Могу я сделать для тебя что-нибудь еще, Джилл? Ты знаешь, есть кое-что, что я хочу выяснить…
– Что именно?
Он был уже на полпути к двери.
– Ну… как ты сказала… подбить кое-какие бабки.
Зайдя в комнату отдела по расследованию убийств, он остановился у стола Филлиды Хоуз. В комнате кроме нее сидели еще двое. Ребус склонился почти к самому ее уху.
– Так где же ты меня видела? – спросил он полушепотом.
Она поняла, к чему он клонит.
– Нигде, кроме комнаты для допросов номер один? – проговорила она и посмотрела на него, спрашивая взглядом, доволен ли он ответом.
Он кивнул и чуть отступил от нее.
– Кто-нибудь еще знает?
Она помотала головой.
– Пусть все будет, как есть, – сказал он.
Когда он, спустившись по лестнице, вернулся в комнату для допросов №1, Шивон уже допила банку.
– Веттриано? – напомнила она. – А я ничего не нахожу.
Он сел на стул и взялся за ручку.
– А зачем держаться именно за эту картину?
– Но ведь ты сам сказал, что для кого-то она что-то значит.
– Именно. Предположим, Марбер шантажировал кого-то, пустив в ход некоторую часть, а может быть, даже все свои деньги, чтобы купить какую-то картину. Он конечно же был не первым человеком на свете, которого поразила бацилла жадности, и он решил кое-что на этом выгадать…
– Он не был и первым, для кого такого рода попытки закончились смертью. – Чтобы усилить смысл сказанного, Шивон, подняв руку, прижала друг к другу кончики пальцев. – Он подумывал о том, чтобы слинять из страны, а поэтому решил срубить еще немного бабок на ком-то, кого он шантажировал. Но тем это не понравилось, поэтому они его убили, а картину забрали, ибо знали, что куплена она на деньги, отнятые у них.
– Но картина ничего для них не значила, для них это была просто картина, – добавил Ребус. – Хищение этой картины было просто жестом, притом весьма опрометчивым. И потому, когда Нельсон стал перспективным подозреваемым, убийца решил, что картина станет последним гвоздем, вколоченным в его гроб.
– Помнится, сотрудник финансового отдела прокуратуры сказал, – задумчиво произнесла Шивон, – что про деньги, которые Марбер заплатил Нельсону… не знал никто, только мы.
– В смысле?
– В смысле, что никто больше не знал, как сильно Нельсон был привязан к этой картине…
– Имелись в виду копы? – предположил Ребус, и она кивком подтвердила.
– И все-таки мы не знаем, кого шантажировал Марбер, – упорствовала Шивон.
Ребус пожал плечами:
– А я вообще не уверен, что он кого-то шантажировал… Такое тоже бывает.
– Объясни.
Ее глаза стали узкими, как щелки. Но Ребус покачал головой.
– Не сейчас. Давай продолжим раскопки…
В очередной перерыв Шивон принесла кофе, а вместе с ним и новость.
– Ты в курсе последних слухов?
– Обо мне? – спросил Ребус.
– На этот раз нет. – Она поставила чашки на стол. – О том, что творится в Большом доме.
– Ну, рассказывай.
– Говорят, Карсуэл уходит.
– Неужели?
– И еще какая-то перетряска в Управлении по борьбе с наркотиками.
Ребус удивленно присвистнул, но его свист не произвел на нее нужного впечатления.
– А ты уже, оказывается, знал, – пожав плечами, заявила она.
– Да ну что ты!
– Да ладно, Джон…
– Шивон, положа руку на сердце, заверяю – первый раз слышу.
Она в упор посмотрела на него:
– Линфорд ходит весь перекошенный. Я думаю, он пользовался немалой поддержкой Карсуэла.
– Неуютно работать в Большом доме, если никто тебя не тянет, – согласился Ребус.
Они на секунду задумались над его фразой, а потом разом улыбнулись.
– Стоящему человеку такое не угрожает, – заключил Ребус. – Ладно, давай-ка займемся настоящейработой.
Они решили, что пора немного размяться. Выйдя из участка – уложив перед этим в сумку папку со всеми документами, – они направились к зданию, где располагались хранилища, в которых можно оставить на время ценные вещи. У Марбера в таком хранилище была постоянная аренда. Он никому не говорил, для чего ему это. Зайдя в галерею Марбера, они застали его секретаршу за разборкой вещей в офисе. Она работала по договору с поверенным покойного, который пообещал платить ей до окончания процедур вступления в наследство. Секретарша трудилась усердно, но без спешки, ее совершенно не привлекала перспектива становиться на учет в центре занятости.
Звали ее Джэн Мейкл. Ей было чуть за сорок, она носила очки с овальными стеклами, черные волосы были затянуты сзади в узел, а сама она напоминала длинную иглу, воткнутую в груду коробок, бумаг и всяких предметов искусства, заполнявшую середину офиса, в котором к тому же царила нестерпимая жара. Сама галерея была пуста, голые, без картин, стены утратили свой прежний, привычный вид. Ребус поинтересовался, где сейчас картины.
– Отправлены на аукцион, – ответила Джэн Мейкл. – Деньги от их продажи будут приплюсованы к стоимости имущества.
Было похоже, что эту фразу она заучила по настоянию поверенного Марбера.
– Скажите, дела мистера Марбера на момент его смерти были в порядке? – поинтересовался Ребус.
Они с Шивон стояли в дверях, поскольку весь пол в комнате был завален; на нем было всего два свободных пятнышка, на которых разместились обутые в босоножки ступни ног мисс Мейкл.
– Как и можно было ожидать, – ответила она быстро и четко.
Ребус беседовал с ней впервые.
– У вас не было ощущения, что бизнес идет как-то не так, может, хозяин собирался его свернуть? – не отставал Ребус.
Стараясь не глядеть в его сторону, она помотала головой.
– Вы уверены, мисс Мейкл?