Завтрак для чемпионов, или Прощай, черный понедельник - Страница 9

Двейн включил все прожектора на своем участке и стал играть сам с собой в баскетбол на черной асфальтированной площадке перед гаражом на пять машин.

Пес Двейна, Спарки, спрятался в подвал, когда Двейн стал стрелять в своей ванной комнате. Но тут он вылез. Спарки смотрел, как Двейн играет в баскетбол.

— Одни мы с тобой, Спарки, — сказал Двейн. И еще всякое. Двейн на самом деле очень любил этого пса.

Никто не видел, как он играет в баскетбол. Он был закрыт от соседей деревьями, кустами и высокой загородкой из кедровых досок.

Он убрал мяч и сел в черный «плимут» модели «Фьюри», который он накануне взял на комиссию. «Плимут» делали на заводах Крайслера, а Двейн был представителем компании «Дженерал моторс». Он решил дня два поездить на «плимуте», чтобы знать, что собой представляют его соперники.

Когда он выезжал по своей подъездной дороге, он решил, что надо как-то объяснить соседям, почему он ездит на машине «плимут», и он закричал из окна: «Надо же знать соперников». И нажал гудок.

Двейн промчался по Олд-Кантри-роуд и вылетел на автостраду, где кроме него не было ни души. Он с маху повернул на десятом повороте, врезался в штангу и завертелся на месте. Потом задним ходом выехал на Юнион-авеню, перескочил кювет и остановился на незастроенном участке. Участок принадлежал Двейну.

Никто ничего не слыхал: на этом участке никто не жил. Предполагалось, что примерно каждый час участок будет объезжать полисмен, но полисмен «кимарил» в проулке, за товарным складом «Вестерн электрик», милях в двух от участка Двейна. «Кимарить» на жаргоне полицейских значило спать на посту.

Двейн немножко побыл на незастроенном участке. Он включил радио. Все станции в Мидлэнд-Сити ночью спали, но Двейн нашел какую-то музыкальную передачу из Западной Виргинии. По радио ему предложили купить около десяти сортов цветущих кустарников и пять фруктовых деревьев за шесть долларов наложенным платежом.

— Неплохо, по-моему, — сказал Двейн. Он и вправду так считал. Все передачи, которые передавали и принимали в стране Двейна — даже телепатические, — так или иначе были связаны с куплей-продажей какой-нибудь чертовни. Для Двейна они были слаще колыбельной песни.

Пока Двейн Гувер слушал радио из Западной Виргинии, Килгор Траут пробовал выспаться в одном из кинотеатров Нью-Йорка. Это было гораздо дешевле, чем снимать номер в гостинице. Траут никогда в жизни этого не делал, но он знал, что по таким киношкам спят самые грязные старикашки Нью-Йорка. А ему хотелось прибыть в Мидлэнд-Сити самым грязным из всех стариков. Предполагалось, что он там примет участие в симпозиуме не тему: «Будущее американского романа в век Маклюэна». И он хотел выступить на этом симпозиуме так: «Не знаю, кто такой Маклюэн, но я знаю, что значит провести ночь в кинотеатре Нью-Йорка с другими грязными стариками. Может быть, поговорим об этом?»

И еще он хотел сказать: «А может ли этот Маклюэн, кто он там ни есть, объяснить связь между порнофотографией и книгоиздательским делом?»

Днем Траут приехал из Когоуза. Он успел зайти в несколько порнографических книжных лавчонок и в магазин белья. Ом купил две свои книжки: «Чуму на колесах» и «Теперь все можно рассказать», потом журнал со своим рассказом и рубашку под смокинг. Журнал назывался «Черные подвязки». На вечерней рубашке вся грудь была в рюшах. По совету продавца Траут вместе с рубашкой купил еще пакет с набором туалетных принадлежностей. В наборе был пояс, бутоньерка и галстук бабочкой. Все это было апельсинового цвета.

Это добро Траут держал на коленях вместе с шуршащим бумажным мешком, в котором был его смокинг, шесть пар новых шортов, шесть пар новых носков, бритва и новая зубная щетка. У Траута много лет зубной щетки вообще не было.

Широковещательная реклама на обложках романов Траута обещала, что будет много «норок нараспашку». Картинка на обложке романа «Теперь все можно рассказать» (кстати, именно этот роман превратил Двейна Гувера в кровожадного маньяка) изображала университетского профессора, которого раздевала компания голеньких студенток. В окно женского студенческого общежития виднелась башня городской библиотеки. За окном стоял день, и на башне виднелись часы. Вид у них был такой:

На профессоре уже ничего не оставалось, кроме полосатых кальсон, носков, подвязок и конфедератки — это была такая шапка, и выглядела она так:

Ни одного слова насчет профессора, или студенток, или университета в книжке Траута не было. Эта книга была написана в виде письма от Создателя вселенной единственному обитателю этой вселенной, обладавшему свободой воли.

Что же касается рассказа в журнале «Черные подвязки», то Траут понятия не имел, что рассказ был опубликован. А рассказ был напечатан давным-давно — в апрельском номере 1962 года. Траут нашел журнал случайно перед входом в лавочку в корзине со всякой другой пошлятиной. Все это были панталонные журнальчики.

Когда Траут купил журнал, кассир решил, что он не то пьяный, не то слабоумный. Чего там он увидит, кроме дамочек в трусиках, подумал кассир; разве можно их сравнить с теми картинками, которые продавались в глубине лавки?

— Надеюсь, получите удовольствие, — сказал кассир Трауту. Этим он хотел сказать, что Траут там найдет картинки, под которые можно будет самоублажаться, так как все эти журналы издавались именно с такой целью.

— Это для фестиваля искусств, — сказал Траут.

Что же касается самого рассказа, то он назывался «Плясун-дуралей», и, как во многих произведениях Траута, в нем говорилось о трагической невозможности наладить общение между разными существами.

Вот сюжет рассказа. Существо по имени Зог прибыло на летающем блюдце на нашу Землю, чтобы объяснить, как предотвращать войны и лечить рак. Принес он эту информацию с планеты Марго, где язык обитателей состоял из пуканья и отбивания чечетки.

Зог приземлился ночью в штате Коннектикут. И только он вышел на землю, как увидал горящий дом. Он ворвался в дом, попукивая и отбивая чечетку, то есть предупреждая жильцов на своем языке о страшной опасности, грозившей им всем. И хозяин дома клюшкой от гольфа вышиб Зогу мозги.

В кинотеатре, где сидел Траут, держа свой пакет на коленях, показывали только скабрезные фильмы. Музыка тихо баюкала зрителей. На серебряном экране молодой человек и молодая женщина безмятежно почмокивали друг дружку в разные места.

И Траут, сидя там, сочинил новый роман Героем романа был земной астронавт, прилетевший на планету, где вся животная и растительная жизнь была убита от загрязнения атмосферы и остались только гуманоиды — человекообразные. Гуманоиды питались продуктами, добываемыми из нефти и каменного угля.

В честь астронавта — звали его Дон — жители планеты задали пир. Еда была ужасающая. Разговор шел главным образом о цензуре. Города задыхались от кинотеатров, где показывали исключительно непотребные фильмы. Гуманоидам хотелось бы прикрыть все эти кинотеатры, но так, чтобы не нарушать свободы слова.

Они спросили Дона, представляют ли порнофильмы такую же опасность на земле, и Дон сказал: «Конечно». Они поинтересовались, действительно ли на земле показывают очень похабные фильмы. Дон сказал:

— Хуже не придумаешь.

Это прозвучало как вызов. Гуманоиды были уверены, что их порнофильмы переплюнут любой земной фильм. И тут все расселись по пневмокебам и поплыли в порнокино на окраине.

Был перерыв, и Дон успел поразмышлять — что же можно придумать гаже, чем те фильмы, которые он видел на Земле? И он даже почувствовал некое возбуждение еще до того, как начался фильм. Женщины из публики тоже были распалены и взволнованы.

Наконец свет погас, и занавес раздвинулся. Сначала на экране ничего не было. Слышалось только чавканье и стоны через динамики. Потом появилось изображение. Это были первоклассные кадры — гуманоид мужеского пола, евший нечто вроде груши. Камера переходила с его губ и языка на зубы, блестевшие от слюны. Ел он эту грушу не торопясь. Когда последний кусок исчез в его слюнявой пасти, камера крупным планом остановилась на его кадыке. Его кадык непристойно прыгал. Он удовлетворенно рыгнул, и на экране показалась надпись на языке этой планеты: