Завтра в России - Страница 13

– Слушайте, вы! – почти крикнул Кольцов и пальцем показал Ясногорову обратно на кресло. – Сядьте! Это ЦК, а не школа! Садитесь! И скажите мне вот что. Если мы уж такие чистые и новые коммунисты, то как насчет того, чтобы отдать власть? Вообще! А? Ведь она добыта нечестно – террором! И держится на терроре, да? Так, может, коммунистам уйти от власти? Освободить Кремль? – Он сам не понимал, что с ним такое, почему он так сорвался. Или вся эта неделя с момента выстрела в Горячева была одной напряженной струной, и теперь эта струна лопнула на этом мальчишке? – Ну! Отвечайте?!

– Я думаю… – ответил Ясногоров стоя.

– И что же? – победно усмехнулся Кольцов, чуть остывая.

– Я думаю, это было бы самое правильное. Для партии. Но вы этого никогда не сделаете.

– А вы бы сделали на моем месте, да? – уже успокаивался Кольцов. Да, такому, как Ясногоров, не прикажешь, его нужно обломать. – И кому бы вы отдали власть? «Памяти»? Национал-монархистам? – продолжал Кольцов насмешливо, но уже с почти отеческой укоризной и доверительностью. – Ведь при действительно свободном голосовании народ всегда выбирает националистов. А они вас первых повесят, именно вас – первых! Как евреи Христа…

– Может быть… Это может быть… – задумчиво произнес Ясногоров. – Но, с другой стороны, это так мучительно – жить с чувством вины и не каяться! Не очиститься…

– Подождите, очистимся… – сказал Кольцов, уже забавляясь с этим Ясногоровым, как кот с мышью. Он смаковал про себя свое решение. Если этот Ясногоров его, Кольцова, довел до взрыва, то что же будет с Горячевым?! Конечно, это не очень по-джентльменски – подсовывать раненому такие «сердечные» пилюли, но, черт возьми, если Горячев поставит свою подпись под смертным приговором Батурину, это будет началом новой эры!

Изобразив на лице предельную озабоченность, Кольцов спросил:

– Значит, вы считаете, что газетная дискуссия может отразиться на позиции членов трибунала?

– Не «может», а наверняка отразится! – устало, как тупому ученику, объяснил Ясногоров. Он уже потерял веру в то, что Кольцов способен понять его.

Но Кольцов был терпелив. Теперь он был терпелив. Он вообще умел быть терпеливым, когда считал это необходимым.

– А долго вы еще будете разбирать это дело? – спросил он все тем же озабоченно-деловым тоном.

– Это зависит не от нас, а от КГБ. Я поручил товарищу Митрохину проверить, не было ли все-таки за спиной у Батурина заговора или акции вражеской разведки.

Кольцов поймал себя на том, что даже удивился: 32-летний школьный учитель «поручил» председателю КГБ!

Неужели в Сибири еще можно сохранить такую моральную девственность? Или это тоже отличительная черта нового поколения? Впрочем, разве не сказано в «Положении о трибунале», что ВСЕ партийные органы обязаны оказывать ему помощь в работе?

– Что сказал вам товарищ Митрохин? – без всякой улыбки спросил Кольцов.

– Пока ничего. Но у него есть еще неделя, – ответил Ясногоров.

– Вы что – дали ему срок?! – все-таки не выдержал Кольцов. Даже он, Кольцов, не рисковал назначать сроки Павлу Митрохину – члену Политбюро, председателю КГБ и любимчику Горячева.

– Нет, – сказал Ясногоров. – Просто я сказал товарищу Митрохину, что трибунал не может ждать вечно, и, если в течение двух недель у КГБ не будет данных о заговоре или иностранной акции, мы будем исходить из того, что Батурин действовал в одиночку. Одна неделя уже прошла.

– Понятно. Хорошо! – Кольцов двумя руками уперся в край своего стола и чуть откатился на кресле, откинулся в нем и вытянул ноги. Так он всегда готовил себя к тому, что он называл «взять быка за рога». Тут был как раз такой случай. Молодой бычок с огромными базедовыми глазами должен вернуться в трибунал и выполнить ту работу, которая нужна ему, Кольцову. – Для того чтобы оградить трибунал от какого-либо нажима, мы сейчас в течение получаса вывезем вас и всех остальных членов трибунала на подмосковную дачу ЦК. Там у вас не будет ни радио, ни газет, ни телевизора до тех пор, пока вы не вынесете приговор. То есть вы будете отрезаны от любого давления извне. Согласны?

Ясногоров наклонил голову к левому плечу и рассматривал теперь Кольцова чуть сбоку и снизу вверх, явно обдумывая, какой тут может быть подвох.

– Безусловно, все материалы, всех свидетелей и обвиняемого вам будут доставлять по первому вашему требованию, – добавил Кольцов.

– Но ведь речь Батурина уже опубликована! – наконец сказал Ясногоров.

– Виновные в этом понесут наказание, – с лукавой готовностью отпарировал Кольцов.

– То есть… То есть как?! – изумился Ясногоров. – Разве это не Горячев приказал напечатать?

– Он. Но без ведома Секретариата ЦК. И мы это обсудим на Политбюро. Конечно, когда товарищ Горячев выздоровеет. Вы напишите официальный протест от имени трибунала.

– Я… я не к этому стремился… – смешался Ясногоров. – Вы… вы хотите сказать, что на Политбюро вы… вы можете обсуждать приказы самого Горячева?!

– А почему же нет? Вы знаете, чей это был кабинет? Жданова и Суслова. Если теперь вы можете говорить здесь все, что вы только что наговорили, то почему я не могу говорить все, что думаю, на заседании Политбюро? Или только вы смелые – молодые?

– Нет, я этого не сказал… – задумчиво произнес Ясногоров и уже по-иному, с каким-то новым вниманием посмотрел на Кольцова. – Неужели?.. И вы считаете, что все, что я вам только что сказал, мы сможем изложить в приговоре?

– Не только сможете, но обязаны! Если, конечно, члены трибунала разделяют вашу позицию. Или если у вас хватит эрудиции убедить их… – откровенно дожимал Ясногорова Кольцов.

Но Ясногоров даже не почувствовал этого.

– Но в таком случае я… – сказал он, еще не очень решительно. – Могу я забрать заявление и продолжить работу в трибунале?

…Когда закрылась дверь, Кольцов соединился по видеосвязи с главврачом Кремлевской больницы. Кивнув на приветствие академика Бахтина, спросил:

– Как самочувствие Михаила Сергеевича?

– Идет на поправку… – сказал Бахтин.

– Очень хорошо. Спасибо!.. – энергично поблагодарил Кольцов. И, выключив видеосвязь, долго смотрел в окно на летающие над городом военные вертолеты. Да, переворот, на который надеялся Батурин, переворот, который готовили и, конечно, продолжают готовить силы антиреформы (интересно, почему они не выступили на съезде?), – этот переворот произведет он один, сам – внутри Горячева!

– Good afternoon, sir…

Посол, не ответив, жестом показал Майклу на дверь задней комнаты своего кабинета – эту комнату в посольстве называли bag free. Черт возьми, подумал Майкл, проходя туда впереди посла. Он никогда не был в bagfreeroom – что тут делать посольскому врачу?

Однако ничего необычного в этой комнате не было – несколько мягких кожаных кресел, стол, бар с выпивкой, мягкий свет ламп дневного света, книжные полки. Правда, ни окон, ни телефонов, а на столе какой-то небольшой пульт. Пульт биоволновой защиты, догадался Майкл.

Посол закрыл дверь, подошел к пульту и нажал несколько кнопок. Майкл огляделся, но никаких биоволн не почувствовал. Сиайэшники клянутся, что биоволновая защита экранирует любое подслушивание, но стоит эта чертовщина столько, что экранировать в посольствах можно пока только одну-две комнаты.

– Майкл, через восемь часов вы встречаетесь в Вашингтоне с нашим Президентом…

– Что-о?!

– Но об этом не должна знать ни одна душа. Сейчас вы вернетесь в свой кабинет, и ровно через двадцать минут вам позвонит ваша невеста из Брюсселя…

– У меня нет никакой невесты! Тем более в Брюсселе, сэр! – Майкл изумленно заморгал ресницами.

– Это не важно. Это объяснит причину вашего неожиданного отъезда. Она скажет, что прилетела из Штатов всего на сутки, и если вы хотите провести с ней ночь, то должны тут же лететь в Брюссель. Что вы и сделаете с большим энтузиазмом – прибежите ко мне за разрешением и – в аэропорт! Вы должны успеть на шестичасовой рейс «Люфтганзы» до Брюсселя. А больше я сам ничего не знаю. Но, думаю, в Брюсселе вас действительно будет ждать какая-нибудь красотка…