Завод: Назад в СССР. Книга 1 - Страница 4
А еще на дверце шкафа изнутри было прикреплено зеркало, в которое я и заглянул.
– Ох ты ж! – я чуть не подпрыгнул и попятился, стукнувшись спиной о дверцу ящика толстяка.
В отражении мелькнул молодой парнишка. Вот это дела! Я подошел к зеркалу ближе и начал себя ощупывать. Нос потрогал, подбородок, поводил по щекам ладонями. И всё это видел в зеркале. Да мне ж и двадцати нет, совсем пацан!
– Точно дятел! – хмыкнул, заметив мои манипуляции, проходящий мимо проема Андрей.
Я не отреагировал, потому что заметил на верхней полке документы. Епрст, откуда такая реликвия? Я уставился на вырезанную из картона карточку, аж мурашки по коже. Пропуск временный, выдан на:
Кузнецова Егора Александровича
Действителен до 23.10.1976
Цех 7.
Так мне и ответили, седьмой с утра был. Сон? Кома? Ничего не понимаю…
Так, а завод какой? Я повертел пропуск, но названия производства не нашел. Фотографии тоже нет. Второй документ был ничем иным, как дипломом об окончании ПТУ. На то же имя, специальность: слесарь МСР, присвоенный разряд – третий.
С минуту я простоял, все еще не веря, что мне досталось новое тело. Если это конечно я, а не глюки какие… Вот так проделки Вселенной, или кого там, не знаю… Голову ломать, как это произошло и почему, я не стал, все равно одни гипотезы будут, а я человек практичный и конкретный. Надо решать, что дальше делать…
Или все-таки сон? Я похлопал ладонями по своим щекам, пытаясь проснуться, хотя особого желания прерывать такой сон не имелось. Все-таки хорошо же, когда молодой… Проснуться я в итоге не проснулся, даже когда ущипнул себя за руку. А вот дальше эксперименты пришлось прекратить. Передо мной вырос низкорослый мужичок предпенсионного возраста.
– Ну че, Егорушка, готов к труду и обороне?
– Э… здрасьте, Семен Палыч, – в голове у меня неожиданно всплыло имя моего наставника.
Чудеса, да и только! Видимо я воспользовался закоулками памяти парнишки, в теле которого я теперь обосновался. Стало быть я теперь Егорушка. Хе… Ну хоть не Иванушка…
– Здрасте? Давно не виделись? – удивился тот. – Я тебе что сказал – документы оставь, шкафчик осмотри и бегом ко мне!
Палыч заглянул в мой шкафчик, подвигал туда-сюда дверь и подергал защелку, выступавшую в роли замка. Закончив осмотр, критически заявил:
– На тебе, боже, что нам негоже! Ничего, Егор, мы тебе нормальный замок повесим, а пока хай так будет.
Я обратил внимание, что на левой руке у Палыча не хватает фаланг на трех пальцах. Обычно это было «болезнью» токарей, но не в этом случае – кожа на ладони Палыча была покрыта старым шрамом от ожога. Не ушло от взгляда и то, что Палыч, несмотря на то, что работа на заводе вообще-то была пыльная, выглядел аккуратным и чистым. Волосы и те, один к другому уложены. Чистюлю у меня наставник.
– Семен Павлович, – пытливо смотрел я на мужика. – А вы Путина знаете?
– Вовку что ль? – вскинул на меня бровь с проседью наставник.
– Ну да… Владимир Владимировича.
– Владимировича не знаю, а Сергеич по фамилии Путин, на пенсию в прошлом годе ушел. Других Вовок у нас нема.
Розыгрыш? Не похоже… Тут, будто в подтверждение моих слов, где-то из радиоточки послышались новости. По советски задорный и одновременно глухой голос диктора рассказывал о том, что был запущен в работу завод-гигант «Камаз» в городе Набережные Челны. Первый автомобиль был выпущен с конвейера уже в феврале этого года. я в очередной раз удивился, а еще про себя отметил, что дикторы в СССР разговаривают одинаковыми голосами. Забыл я это уже…
Наставник еще некоторое время повозился с моим шкафчиком, осматривая запроное устройство. А у меня в голове будто со звоном щелкнуло. Я, наконец, понял, куда меня забросила шутница-судьба. Что-то из памяти прежней вылезло, до чего-то сам догадался.
Это что получается? Если все это не сон и не глюки какие-то, то сейчас 1976-й. Союз во всей красе процветает. Дальше пошла картинка, как в фильмоскопе – мне двадцатник, за плечами ПТУ, срочка, а после дембеля я пришел работать на местный военный завод, где меня взяли с распростертыми объятиями слесарем. И разряд даже есть, третий, в ПТУ присвоили. Ну и, судя по всему, сегодня мой первый рабочий день на новом месте. Фух… Дела…
– Ну что, пойдем, пять минут до начала трудового дня! – сказал Палыч, взглянув на часы на стене раздевалки. – Опаздывать категорически не приветствуется!
Я пожал плечами и пошел вслед за своим наставником. Раздевалка нашего цеха была на втором этаже, пришлось спускаться по лестнице, проходить мимо душевых, из которых неприятно попахивало плесенью. Зато потом мы оказались непосредственно в корпусе. Работяги возвращались с уличных курилок, занимали рабочие места. Я с любопытством оглядывался, чувствуя, как приятно щемит в душе тоска. Вот так сказал бы мне кто, что в молодость вернусь, я никогда бы не поверил. Пусть не в свою, но всё же… Только бы не проснуться…
Палыч, решив не откладывать дело, начал проводить мне экскурсию, одновременно здороваясь с каждым встречным поперечным.
– Вот это, Егорка, пятый цех! Там за углом у нас термичка, там пескоструйка. А вот станок револьверный! Небось в вашем ПТУ такие вам никто не показывал? А? Гля, какой агрегат!
Я кивал и делал вид, что вижу такие станки впервые. Это все уже устаревшее, но добротное и надежное. А Палыч цвёл и радовался, как ребенок, хвастался. Не буду же говорить, что вот на подобном токарно-револьверном, модели 1385, я в начале восьмидесятых городские соревнования брал. Хотя интересно было бы посмотреть на его физиономию, скажи я это вслух.
Наш седьмой цех, к которому я был приписан, находился в другом конце корпуса, и от раздевалки надо было топать через все остальные. В целом корпус был спланирован немудрено и включал несколько цехов, формирующих одно большое механосборочное производство. Помнится, у нас на «Ростоборонмаше» все точно так же было организовано в советские годы.
Где-то без минуты семь начали включаться двигатели станков, народ окончательно уже занял свои рабочие места, а по проходам засновали ворчливые мастера и вездесущие диспетчеры.
Жизнь в цеху кипела. Оно и понятно, время такое – идейное, и люди стараются. Народ был увлечен выполнением плана. Даешь пятилетку за четыре года – в проходе между слесарным и фрезерным участком этому был посвящен целый плакат времен самой первой пятилетки.
Я продолжал осматриваться, увидел уже знакомую мне рожу остряка Андрея, который работал на вертикально-фрезерном станке, а прямо сейчас облокотился о свой стол и читал технологию. Завидев меня, он не упустил случая проводить меня взглядом с уже привычной насмешкой.
Я заметил курилку в конце слесарного ряда, а за ней, в этаком аппендиксе, стояли точила, шестиугольные галтовочные барабаны, а также шлифовальный станок с ленточной наждачной бумагой. Толстяк Жендос, тоже оказавшийся слесарем, уже притащил туда целый ящик с отфрезерованными деталями. Ясно, теперь будет над ними трудиться.
Работяги, у которых существовал свой привычный ежедневный уклад, с настороженностью принимали в коллектив новичков, поэтому большинство старожилов смотрело на меня исподлобья. Потому наставник по ходу дела шапочно перезнакомил меня с кучей народа. Я жал руку мужикам, кивал, выдавливал улыбку, но, понятно, тут же забывал имена. Вернее, не успевал запоминать. Слишком много новых лиц. Слишком неожиданно свалилась новая жизнь.
– Нам туда, – наставник указал на несколько рядов слесарных верстаков, тянущихся возле распахнутых окон. Всего четыре ряда, по четыре верстака каждый, установлены лицом друг к другу. На верстаках я обнаружил разметочные плиты, тиски, горы деталей, тумбы, а на перегородках между верстаками лежали сменные задания.
По левую руку тянулись сверлильные станки, самые разные, с системой подачи эмульсии. А сверху, поскрипывая, качались огромные лампы. Света хватало.
– Вот это будет твой личный верстак!
Мы прошли в самый конец слесарного ряда, там, немного на отшибе от остальных, стояли два верстака, за которыми уже шло рабочее пространство шлифовщиков. За плоскошлифовальным станком стояла пышная женщина весом за центнер, не меньше. Она с любопытством глазела на меня, поэтому Палыч решил сразу нас познакомить.