Зависть - Страница 5

Эля не верила ни одному его слову и знала, что если она откажется, то ей несдобровать. Она помнила, как однажды Виктор Леонидович ударил ее по лицу, когда она что-то ему возразила. Этого она ему не простила, и боялась сейчас его огорчить. По натуре покорная, она была злопамятна. Она решила, что надо ей как-то эту ситуацию использовать, но пока не знала как.

10

Когда назавтра утром в магазине появился Владимир, Эля подошла к нему и предложила:

– Давай кофейку выпьем, пока нет начальства.

– А что, Виктор Леонидович еще не на месте? Он такой точный.

– Он позвонил и сказал, что задерживается.

Эля пошла в комнату для обслуживающего персонала, которая тоже была уставлена всякой старинной мебелью, и стала варить кофе. Владимир сюда еще не заходил. Он осмотрелся.

Вот диван какой-то странный, не вписывающийся в старинную обстановку, явно от нового гарнитура, кожаный. Стол антикварный круглый, белый, а поверхность эмалевая. «Откуда здесь все эти вещи?» – подумал Владимир, не понимая до конца этой торговли антиквариатом.

Он не знал, что эти вещи нигде не записаны и являются, как бы, собственностью Виктора Леонидовича, но как они попали к нему – неизвестно.

Кто-то звонил на трубку Владимиру Это был Виктор Леонидович.

– Я уезжаю в командировку. За меня будет Эля. Так что слушайся ее. Пока.

Владимир с интересом посмотрел, уже другими глазами на Элю. «Она за меня», – вспомнил он слова Виктора Леонидовича, и Эля ему показалась старше. Она ему показалась даже очень симпатичной, и он подумал, что хорошо бы с ней куда-то сходить. Эля как будто читала его мысли.

– Ты хороший парень, и я подумала, вот бы пригласил меня куда-нибудь.

– А я и приглашаю. Куда ты хочешь?

Эля на минуту задумалась, а потом вдруг предложила:

– Зайдем ко мне после работы.

– Хорошо, – Владимир подумал, – тогда давай так. Я сейчас по делам, а вечером заеду к тебе.

Он так обрадовался, что забыл про кофе.

Когда он сел в машину, ему показалось все это каким-то подозрительным, но соблазн оказаться с Элей наедине пересилил, и вечером он был у двери ее квартиры.

Владимир позвонил. Эля сразу открыла, и он вошел в скромно обставленную современной мебелью квартиру.

– У меня отвращение к антиквариату. Я уже три года работаю, и видеть всех этих Людовиков и ампиры не могу. Я ведь учусь на втором курсе текстильного и хочу свое “дело” потом открыть. Займусь пошивом чего-нибудь, – выпалила она сразу, не думая о том, какое она произведет впечатление на Владимира.

– Ты знаешь, сначала мне все понравилось, а теперь не знаю. Привыкну, но понять не могу, что это за люди, которые покупают у нас вещи. Ведь это рухлядь. И не противно потом на этом старье сидеть или спать, – высказал он свою задушевную мысль.

– Это мода. Как будто от приобретения мебели станешь другим. Все мы понятно откуда. Не мы с тобой, мы молодые, а те, которые покупают. Мне рассказывали родители, что все ходили одинаково одетые, получали по сто рублей, жили в коммуналках и не знали про заграницу. Ты можешь себе это представить? – Эля внимательно смотрела на Владимира, который немного удивился, что она такая умная.

– Да, и я помню, как в детстве мать все какие-то наборы с работы приносила. Кофе, сгущенное молоко, колбасу, и говорила, что ей повезло. Не все получали такие подарки к празднику, – Владимир остановился.

– Мне тоже про это рассказывали.

Эля смотрела на Володю. Она его изучала.

– А все-таки здорово, что мы этого ничего не знали, – ответил Володя, видя, как пристально Эля смотрит на него.

– Моя мама не знает толком, где я работаю и чем занимаюсь, – Эля вышла на кухню.

11

Квартира Эли была самой простой и маленькой. Ничего особенного не было в этом уютном помещении для одного человека. Единственной достопримечательностью в квартире была книжная полка с пола до потолка, и к ней подошел Владимир. То, что он там увидел, было для него непонятно, что это за книги такие.

Первое, что ему попалось на глаза, был трехтомник Дройзена в желтом переплете. Владимир переводил глаза с одного названия на другое, и чувство, что он попал куда-то, где ему делать нечего, возникало спонтанно вслед за именами и авторами книг. И только когда его глаза увидели название «Детство, отрочество, юность», ему стало легче, но когда он прочитал «Лев Толстой», его удивлению не было конца. Он считал, что «Война и мир» – это одно единственное произведение этого Льва Толстого.

В комнату вошла Эля и, видя растерянность Владимира перед стеллажом с книгами, сказала:

– Ну, что ты! Это библиотека моего дяди. Он был профессором в университете. Это его квартира, и все что в ней – это его, а мое только самое простое, кое-что из мебели и одежда.

– А ты что, не местная? – спросил вдруг Владимир и сам удивился своему вопросу.

– Я приехала с Украины, когда дяде стало плохо, и два года за ним ухаживала. Он мне все говорил, чтобы я пошла в университет, но мне было не потянуть, вот я и пошла в текстильный.

Она смотрела на Владимира и догадывалась о его мыслях. – А книги эти я тоже не читала. Разве что в школе проходили. И знаешь, я как-то попробовала взять первую попавшуюся, и, кажется, это был Пастернак, и мне понравилось. Название такое известное, «Доктор Живаго», – она подошла к полке и достала этого «Доктора».

– Возьми. Может, понравится, – добавила она и положила книгу на журнальный столик у дивана. Володя стоял посреди комнаты и все больше понимал свою неуместность пребывания около этой полки с книгами, и ему стало как-то совсем неловко.

– Да ты не стесняйся, – сказала Эля, – Не хочешь брать книгу, не бери, я ведь тоже к этим книгам не имею отношения.

Ей не хотелось, чтобы этот понравившийся ей парень как-то ее боялся. Она вспомнила ушлого Виктора Леонидовича, который тоже к ней приходил, но он не обратил внимания на стеллаж, а сразу перешел на конкретный разговор о делах.

Она вспомнила, как в тот вечер он принес коньяк и она сразу запьянела, а потом было все, что в таких случаях происходит, и как ей наутро было и противно и стыдно. Но она понимала, что этого ей не избежать в тех стесненных материальных обстоятельствах, в которых она оказалась после смерти дяди, который кроме квартиры и книг ничего ей не оставил.

Она вспомнила, как познакомилась с Виктором Леонидовичем, которому принесла часы «Borel» и получила сразу небольшие деньги. Часы были неисправны, а жить ей было не на что, и тогда она согласилась на работу у Виктора Леонидовича, который сразу предложил все, что потом случилось в тот его первый визит к ней.

Эля помнила унижение, которое она испытывала постоянно, когда кстати и некстати Виктор Леонидович “ ужинал “ с ней и оставался у нее, и, видя сейчас Владимира, который робел, она понимала, что устала от своей жизни девочки на побегушках. Но как разорвать этот порочный круг.

– Знаешь, а ведь у меня мама инженер,- сказал вдруг Владимир,- и она мне все про учение говорит, но я как-то застрял. Голова не работает. Не могу долго сидеть над книгами, засыпаю. Владимир ходил по комнате, в то время как Эля принесла чашки и стала разливать чай.

– Садись. Вот печенье, лимон.

Она принесла с кухни чайник со свистком и поставила его на пол. Этот простой жест вернул Володю, как будто в реальность. Он почувствовал, что Эля, такая же, как и он.

Откуда возникает это ощущение других людей? Почему сразу с одним уютно и просто, а с другим все наоборот? Где спрятаны пружины нашего отношения с миром вообще и людьми в частности? И как трудно входить во взрослую жизнь, где все сложно, и люди связаны между собой обстоятельствами ? Как стать своим там, где у тебя, кажется, нет места? Одного желания мало.

Все это чувствовал Владимир и не знал, как он должен себя вести. Что-то его тормозило, ставило барьер между ним и девушкой, которая ему нравилась – и это были корешки книг с непонятными названиями, стоящие рядами молча, неподвижно. Неживые вещи – а такое они вдруг произвели с ним, что он ощутил свое ничтожество перед бумагой, покрытой буквами.