Зависть - Страница 29

Он сел на диван и стал смотреть в одну точку. Он укрощал свой гнев и раздражение, зная, что идти ему некуда, вернее уходить, отступать в старую жизнь он не хочет, и ничего другого кроме Мэгги у него нет.

Он злился на себя за свою неудовлетворенность, чувствуя, что надо свою жизнь менять. Но как? Он не знал. И опять ЗАВИСТЬ, к тем другим, по-настоящему свободным, которых он не знал, но очень ясно себе представлял, стиснула его в своих объятиях так крепко, что он закрыл глаза. Он почувствовал, что должен пережить это, сознавая свою зависимость, как расплату за свои необдуманные шаги в погоне за миражом, который, превратившись в реальность, стал ему неинтересен.

Он чувствовал свою полную непричастность к тому, что с ним происходит и свою зависимость от этого. Он налил себе в рюмку коньяк, который Мэгги поставила перед ним. Сразу же туман наполнил всю комнату, и перед глазами Стаса замелькали картины далекого прошлого.

Мучения ЗАВИСТИ связаны с ощущением своей зависимости от неких реальных или придуманных представлений о недоступности чего-то. Это чувство возникает сразу, когда видишь перед собой то, о чем ты мечтал, и это у тебя не получилось, или этого у тебя нет и быть не может. Это чувство неудовлетворенности своей жизнью, однажды закравшееся, поселяется навсегда в душе.

Хитрые ловко манипулируют этим чувством в других, а признаки его всякий старается замаскировать самыми разными способами. Одни сразу начинают рассказывать о том, что вызывает ЗАВИСТЬ. Начинают врать, придумывать и искажать свою жизнь до неузнаваемости.

Другие начинают задавать вопросы, которые того, кому ты позавидовал, могут поставить в тупик. Эти вопросы задаются настойчиво, и проявление любопытства должно спровоцировать раздражение, которое обязательно выдаст что-то такое, что скрывают. Это желание вызывать ЗАВИСТЬ, неважно чем – неправдой или откровенностью, очень приятно.

Скрыть ЗАВИСТЬ трудно, а вот управлять этим чувством – это опыт, и сейчас Стас делал над собой усилие, чтобы скрыть за развязностью ЗАВИСТЬ к свободе Мэгги. Ему казалось, что она ведет себя очень независимо, а из-за отсутствия эмоциональных проявлений. Она всегда казалась собой довольной. Стас Завидовал именно этому - ее манере держать себя свободно, и это чувство превращалось у него в раздражение против Мэгги.

Когда она вышла из ванной, он сидел с закрытыми глазами, и казалось, что он спит.

– Стас, что с тобой? Ты устал? – робко спросила Мэгги, подошла и села к нему на колени.

Да, - ответил спокойно он.

Тогда она отскочила от него, как будто ее ужалила змея, и влепила ему пощечину. Он вскочил, и между ними завязалась потасовка, но на этот раз Стас разъярившись, вцепился ей в волосы и повалил на кровать.

Она этого хотела. Он разорвал халат и впился в ее тело, не помня себя, и насильно овладел ею, отчего она испытала то наслаждение, которое теперь единственно могло ее удовлетворить.

Она ждала насилия, и оно случилось. Стас как безумный впивался в нее, проникая каждый раз так глубоко, что она буквально умирала от этой грубости.

Стасу казалось, что он мстит ей за все, что она для него сделала, лишив воли и свободы, превратив в покорного раба, как ему казалось, а она счастлива была от его необузданной грубой силы.

Такого мужчины у нее давно не было, и Стас не знал, что и сейчас она им владеет, делая то, что ей нравится, а не он. Он не знал, что теперь она нашла ключ к его вялой и инертной натуре, которая по виду сопротивляется, а в реальности выполняет то, что от нее хотят.

Происходил взаимный обман, и двое, доводя друг друга до исступления, не понимали до конца, кто с кем и за что борется. Секс, борьба и месть одновременно производили ошеломляющий эффект страсти, замешанной на насилии и подавлении.

Наутро, уставшие, они сидели, и сил не было что-то обсуждать – так эта ночь их измотала, измучив и удовлетворив неиссякаемую жажду удовольствий. За всю свою недолгую жизнь Стас не испытывал большего наслаждения и ненависти. Любовь-ненависть превратила спокойного и уравновешенного Стаса в зверя – час его пробуждения настал.

Так мальчик на побегушках превращался в мужчину, который может доставлять особенное наслаждение, и он не знал, что таким образом избавляется от ЗАВИСТИ к свободе Мэгги, от ЗАВИСТИ к недосягаемому и недоступному. Новый секс придавал ему ту уверенность, которая необходима в борьбе за свое достоинство и свободу. Он теперь только начинал понимать, что значит быть мужчиной свободным, и это никак не было связано с любовью, а связано было с силой.

Глава 47

Даша вся была погружена в заботы женщины-матери, но постепенно она возвращалась к своим привычкам интереса к чему-то другому. Она вынимала из книжного шкафа первую попавшуюся книгу и погружалась в нее в то время, когда ребенок спал.

Она радостно возвращалась в старый мир через тексты, как будто забытые и навсегда ушедшие в прошлое, и это ярким светом озаряло будничность и приземленность ее жизни, – и теперь она представляла свою прошлую жизнь как что-то очень для нее важное и любимое

. И в тоже время она была теперь другой по отношению к этой ее прошлой жизни, и поэтому ощущения от нее были одновременно и знакомыми, и новыми. У Даши появилась уверенность и сознание того, что она делает что должно. Но ощущение, что ей не хватает счастья, иногда опускало ее с небес на землю, и все тогда окрашивалось в другие тона, и душа начинала страдать, и только заботы о ребенке были ее утешением в этом замкнутом пространстве ее существования.

Хождение по поликлиникам и хлопоты, связанные с бесконечными простудами малыша отнимали много сил, но все равно в ней их было больше, чем этого требовала ее жизнь, и они, неизрасходованные, как будто отдыхали, а на самом деле начинали ее изнутри разъедать, и это превращалось постепенно в неудовлетворенность.

Эти силы требовали реализации, а применения себе не находили. Это топтание на месте превращалось для Даши в настоящую пытку, когда вечером она ложилась в постель и мысли о чем-то несбыточном окружали ее со всех сторон, и она засыпала тревожным сном, всякую минуту готовая проснуться, чтобы подойти к кровати ребенка, мирно спящего в своих детских грезах.

Раннее утро поднимало ее каждый день, и она делала необходимое: кормление, сборы на прогулку, опять кормление, вечернее купание, – и так, как заведенная, Даша одиноко жила с ребенком, общаясь с ним на самом таинственном языке, который не слышен, но ощущаем каждой клеточкой двух людей, большого и маленького.

Это формировало будущего человека каждую секунду. А он, этот маленький человек, жил своей жизнью, взрослея и приобретая навыки общения с окружающим его, которое было питательной средой для его воображения, и, как сквозь сон, потом эти первые впечатления неожиданно будут появляться из памяти, которая интенсивно работала с момента, когда первый вздох наполнил легкие воздухом.

Это было жизнью, независимой от материнского организма, который весь был нацелен на охрану этой новой жизни от внешних опасностей, а они все равно появляются, и нет никаких барьеров от них защищающих. Об этом обо всем не знают ни мать, ни ребенок, а живут рядом, связанные крепкой нитью естественной зависимости.

И вот последний звонок Стаса, который задает простые вопросы о жизни, о здоровье. Что это? Возвращение или его робкая попытка узнать о прошлой жизни, которая неожиданно его поманила? Не знает никто. Знала бы Даша, с какой яростью он мстил за свою неудачную жизнь, за свою лень и зависимость, и никто ему в этом не может помочь.

Даша в первый момент не поняла, кто звонит - так изменился его голос, а интонация и вовсе стала неузнаваемой. Жизнь делала свою работу, делала незаметно, и однажды плоды этого обнаруживались новым выражением лица, новой интонацией, – так из робкого и приземленного жизнью человека формировался мужчина, уверенно и смело идущий по жизни.