Завещание ночи - Страница 12

Костяной голос сказал:

— Теперь вы в состоянии разговаривать?

Такая была в этом вопросе отстраненная бюрократическая холодность, что я вздрогнул. Я не мальчик и получал в этой жизни больше, чем бил сам. Но даже менты, охаживавшие меня своими «демократизаторами», делали это азартно, со злым хеканьем, матерясь и отплевываясь. Словом — по-человечески. А тут сидело напротив меня в кресле костлявое лысое чудовище, только что устроившее мне маленькое гестапо одним касанием пальца, и спрашивало меня неживым официальным голосом безликого клерка, в состоянии ли я поддерживать беседу. Впрочем, выбора у меня не было, повторения пройденного я не хотел, и, сдерживаясь, чтобы не взвыть от унижения, я хрипло каркнул:

— Валяйте.

Костлявый лениво переменил ногу: теперь в воздухе покачивался правый ботинок. Ботинок, готовый в любое мгновение врезаться мне в подбородок. Мысленно я застонал и представил себе, как прыгаю к письменному столу, вырываю из ящика пистолет и палю этому пугалу прямо в его голомозый череп. Бред, конечно: за те пять минут, что я буду ползти до стола, пугало сто раз успеет сделать со мной все, что захочет. А желания у него, как я уже успел убедиться, были весьма неприятного свойства.

— Видите ли, Ким, — сказало пугало уже не мертвым, а очень даже участливым, проникновенным голосом, — рассуждая логически, мне следовало бы наказать вас гораздо строже. Проще говоря, мне стоило бы вас убить.

— За что? — спросил я, надеясь, что все-таки узнаю, от чьего же имени он прибыл по мою душу. То, что мы с ним лично никогда раньше не встречались, было несомненно — уж такую образину я бы запомнил.

— Сегодня ночью, Ким, вы пытались выкрасть принадлежащую мне вещь, а я не привык спускать людям даже гораздо более мелкие проступки. Но, будем считать, вам повезло. Я оставлю вам жизнь.

— Очень вам признателен, — ошеломленно пробормотал я. «Кто-то из Лопухиных проболтался», — такова была моя первая, не слишком благородная мысль."Это — хозяин собаки», — была следующая мысль. В любом случае следовало немножко поупираться, чтобы вытянуть из него побольше информации. — Но я ничего не пытался выкрасть у вас сегодня ночью.

Лысый поморщился.

— Это очень печально, Ким. Мало того, что вы не раскаиваетесь, вы отягчаете свою участь ложью. Никогда не лгите, Ким! Хорошо, допустим, я скажу, что видел, как вы около одиннадцати часов вечера перелезли через забор дома номер 27 по 2-му Садовому проезду, как выскочили оттуда спустя час, будто ошпаренный, и отправились к поджидавшему вас около машины вашему другу Лопухину.

— Ничего не знаю, гражданин начальник, — сказал я с отчаянной наглостью припертого к стенке рецидивиста, — ошибочка у вас тут вышла. Ночью я спал, гражданин начальник, тут вы меня на понт берете…

— Сам так во сне расцарапался? — спросил он равнодушно.

Я понял, что пора менять тактику.

— Вы — хозяин собаки?

Вопрос этот почему-то чрезвычайно развеселил его. Он даже ухмыльнулся, ощерив крепкие желтые зубы.

— Да, я хозяин собаки. — подтвердил он и, помедлив, добавил: — В каком-то смысле.

Минуту мы молчали, потому что он фактически меня расколол, а я фактически признался. Я пытался представить, чем еще он будет меня пугать, но тут он снова сменил ноги и сказал:

— Итак, я оставляю вам жизнь, поскольку мне известно, что действовали вы не по своей воле, а будучи наняты тем же Лопухиным, или, точнее, его дедом. Но это же обстоятельство позволяет мне сделать вам деловое предложение…

Вот чего я никак не ожидал от лысого костолома, так это делового предложения. День сюрпризов продолжался. Я сделал заинтересованное лицо и спросил:

— Что именно вы хотите мне предложить?

Он задумался — как будто не успел подготовить свое предложение заранее. Я терпеливо ждал, пока этот театр кончится, размышляя, когда же я смогу, наконец, нормально двигаться. По всему выходило, что позже, чем хмырь покинет мою квартиру. Чертовски жаль.

В конце концов хмырь сказал, осторожно подбирая слова:

— Дед вашего приятеля Лопухина хранит у себя вещь, которая ему не принадлежит. Я собираюсь нанять вас для того, чтобы вы добыли для меня эту вещь. Я выражаюсь достаточно ясно?

Весь мир сошел с ума, подумал я обреченно.

— Это тоже череп?

— Нет, это чаша, — он как-то странно выговорил слово «чаша». — В дальнейшем, однако, будем называть это просто «раритет». Вы согласны?

— Да называйте, как хотите, — огрызнулся я. — Мне-то что?

— Я не об этом, — вмиг помертвевшим голосом произнес лысый.

— Согласны ли вы достать для меня эту вещь?

Пора было как-то отбрыкиваться, но так осторожно, чтобы не схлопотать пальцем в селезенку. Я заныл, прикидываясь идиотом:

— Не понимаю, почему вы думаете, что я способен на такие вещи… Я и на дачу-то полез просто посмотреть, не собирался я там ничего брать… И вообще моя работа — охранять, а не воровать, это вам кто угодно подтвердит. Ну, какой из меня вор, ну, посудите сами…

— Достаточно, — прервал он меня. — Я в полной мере оценил ваше актерское дарование. А теперь позвольте мне объяснить вам две простые вещи. Первое: в отличие от Лопухиных, я не переоцениваю ваших способностей даже в весьма деликатной сфере взлома. Я рассчитываю на то, что вы сможете воспользоваться вашим положением друга Лопухина-младшего и узнаете, где спрятан… э-э, раритет. По причинам, которые вы знать не обязаны, вам это сделать будет проще, чем мне. Второе: за работу вам будет заплачено. Причем так, как вы и не в состоянии себе вообразить. Сколько вам обещали Лопухины за… м-м, предмет?

— Трояк на опохмелку, — сказал я зло. Больше всего я злился сейчас на самого себя — не согласился бы тогда на предложение ДД, загорал бы сейчас в Крыму, а не на заблеванном ковре под взглядом этой костлявой сволочи.

— Я могу предложить вам гораздо больше, — спокойно сказал он. — Вот, ознакомьтесь на досуге, это образец.

Он презрительно-брезгливым жестом швырнул в меня чем-то тяжелым. Я инстинктивно уклонился (тут же заныл бок), предмет пролетел мимо и глухо ударился о ковер за моей спиной. Я не стал смотреть, что это.

— Предположим, я откажусь, — еще больше злясь на себя за банальность текста, сказал я. — Что тогда?

Он снова ухмыльнулся.

— Ну подумайте сами, Ким. Неужели так сложно еще раз прийти к вам в гости? Не воображаете ли вы, что у человека только одно уязвимое место?

Он расцепил руки и поднялся. Мне казалось, что он должен обязательно заскрипеть при этом всеми своими суставами, но он не заскрипел.

— Впрочем, я не тороплю вас, Ким, — задумчиво произнес он, глядя на меня сверху вниз, — теперь я видел, что росту в нем под два метра, по крайней мере, был он не ниже ДД. — У меня в запасе достаточно времени. Во всяком случае, больше, чем у вас.

На этой зловещей ноте наш разговор завершился. Он легко перешагнул через вылитые мною на ковер остатки ночного пира и вышел из комнаты. Я слышал, как хрустит под его тяжестью паркет в прихожей, затем скрежетнул замок и хлопнула дверь. Официальный визит каменного гостя закончился.

Через полчаса после его ухода я обнаружил, что могу встать. Воспользовавшись открывшимися перспективами, я добрался, цепляясь за стены, до кухни, открыл бар и, не помышляя более о коктейле, влил в себя стакан коньяка. Стало намного лучше, и я потащился обратно в комнату, дабы убрать все следы битвы (или, если быть до конца безжалостным к себе, того, чем кончилась битва). Это заняло у меня больше часа, но в конечном итоге комната снова стала такой, какой она была до появления лысого громилы. Протирая напоследок ковер влажной тряпкой, я неожиданно наткнулся на твердый холодный предмет и догадался, что это, очевидно, и есть та самая штука, с которой мой вежливый визитер рекомендовал мне ознакомиться на досуге. Что ж, если считать уборку квартиры досугом, то сейчас было самое время.

Это оказалась небольшая, размером с пол-ладони, статуэтка, схематично изображавшая ламу. Такого рода статуэтки здорово умели делать веков шесть назад мои любимые инки. Правда, их сохранилось очень немного, так как большая часть была переплавлена испанцами.