Затонувшие города - Страница 9

– Какой док милый, это что-то.

Маля ударила его локтем.

– Он берет к себе ленивые отродья войны вроде тебя, так что ты, наверное, прав.

– Эй! – Мыш еле успел схватиться за что-то, чтобы не рухнуть с балки, – ты пытаешься меня убить?

– Норны, конечно, нет. Ты разобьешься, и все, а мне придется за двоих работать.

– А у тебя рук не хватает для работы!

Маля хотела его ударить, но Мыш соскользнул с балки и повис на ней, как обезьяна. Свободной рукой он схватился за балку ниже.

Маля немного позавидовала легкости его движений и заставила себя не смотреть на него жадными глазами. Есть вещи, о которых лучше не думать. От этого просто злишься, и все.

Мыш соскользнул на следующий уровень.

– Зачем нам трудиться добывать ужин, если мы прекрасно знаем, что док его отдаст кому-нибудь? – спросил он, пока Маля шла по балке обратно к зданию.

– А хрен его знает. Мафуз считает, что с хорошим тоже работает «что посеешь, то и пожнешь». Равновесие, весы и все такое.

Мыш рассмеялся.

– Это какой-то бред про Бога-Мусорщика. С весами и прочим.

– Мафуз – не Бог-Мусорщик.

– От этого не легче. Если бы было какое-то равновесие, все солдатики давно бы передохли, а мы бы тихонько сидели себе в Затонувших городах, добывали мрамор, сталь и медь, и нам бы платили китайскими красненькими за каждый килограмм. Мы бы разбогатели, а они умерли, если бы существовал Бог-Мусорщик и его весы. И то же самое про глубоководное христианство. Хрень полная. Нет никакого равновесия.

– Моя семья, – сказала Маля, – были не христиане.

– Ну, во что там китайцы верят, я не знаю. В Будду?

Маля пожала плечами. Ее отец верил в основном в оружие и алкоголь, хотя он следил, чтобы в доме было изображение Кухонного Бога.

– Мама верила в Бога-Мусорщика, потому что продавала всякое старье. Жертвы все время приносила, и поэтому могла находить хорошее старье, которое иностранцы покупали. – Она спускалась следом за Мышом, цепляясь счастливой левой рукой и балансируя культей. – Не беспокойся об ужине, мы отложим себе еды, а потом уже отдадим доктору остальное.

– Ни хрена. Я не собираюсь охотиться весь день, а потом голодать, потому что доктор кого-то там пожалел.

– Я это и сказала. Не беспокойся. Нам не придется голодать из-за Амайи. Ты поможешь мне охотиться или нет?

– Хорошо. – Он слез на землю и посмотрел наверх. – Только почистись сначала. Ты похожа на отродье войны, вся в крови.

Маля спрыгнула на землю рядом с ним, подняв облачко пыли.

– Я и есть отродье войны.

– Если ты не избавишься от этого запаха, ты будешь ужином для койволка.

Маля ладонью стерла грязь с лица мальчика.

– А ты суетливая маленькая дрянь.

– Только когда это полезно, – Мыш сплюнул.

У хижины доктора Мафуза джунгли росли густо. Тропинки петляли между зарослями баньяна, кудзу, сосен и пальм. Доктор звал это переходным пейзажем – одно превращалось во что-то другое.

Для Мали и Мыша джунгли выглядели так же, как всегда: жара, лианы, змеи и москиты, – но доктор говорил, что раньше тут не водились ни болотные пантеры, ни койволки, ни даже питоны. И аллигаторов тоже не было. Никого. Все эти животные появились недавно, они обитали в жарких странах и мигрировали на север, пользуясь новыми теплыми зимами.

Мале зима теплой не казалась. В темное время года она сильно мерзла, но доктор утверждал, что совсем недавно стоячая вода замерзала, а с неба падал лед. Если бы Маля не видела картинок в его плесневелых книгах, она бы не поверила.

Лед.

Маля пару раз ела лед. Отец брал ее в офицерский клуб миротворцев, где стояли генераторы на солнечных батареях, и можно было транжирить энергию на всякую роскошь. В обмен на обещание говорить по-китайски, как цивилизованный человек, и вежливо себя вести отец покупал Мале мороженое, а сам прихлебывал холодный виски. В янтарной жидкости блестели кубики льда.

Прохлада и звяканье льда ассоциировались у Мали с Китаем. Волшебная роскошь из волшебной страны. Отец говорил, что в Китае есть лед, чтобы добавлять в напитки, электрические велосипеды для поездок, города, в которых высятся тысячефутовые башни. Он говорил, что китайцы цивилизованные. Что они не воюют друг с другом. Что они планируют и строят. Что когда море начало подниматься, они выстроили огромные плотины для защиты своих берегов и пустили некоторые из своих крупных городов плавать по воде – например, остров Шанхай.

– Шеньхуа, – говорил он. У китайцев есть культура. Китай цивилизованный. Китайцы умеют «хэцзо», «сотрудничать». То есть работать все вместе.

Не то что Затонувшие города. Люди Затонувших городов ведут себя, как звери. Они не умеют планировать. Они все время дерутся, обвиняют друг друга в бедности и несчастьях, вместо того чтобы решать проблемы. Люди Затонувших городов хуже, чем животные. Они обладают разумом, но не используют его.

– Сложно представить, что эта страна когда-то была могущественной, – несколько раз говорил отец, глядя на место, куда его отправили.

Маля понимала, в чем разница, когда плыла по каналам Затонувших городов. Все жители Затонувших городов были оборванными и нищими, а миротворцы – высокими и здоровыми. И изображение острова Шанхай на китайских бумажных деньгах тоже многое объясняло. Сверкающий остров Шанхай высился в окружении синего океана, а улицы Затонувших городов скрыла грязная соленая вода, подтачивающая основания домов.

Маля радовалась, что родилась китаянкой, пока однажды отец не забрал у нее игрушечную деревянную лошадку и она не укусила отца. Тогда он отшлепал ее и сказал, что в ней слишком много от Затонувших городов.

– Никакого уважения, – сказал он, – сплошные Затонувшие города. Совсем как твоя мать. Животное.

Мать Мали бросилась на него, и он обозвал их обеих животными и жительницами Затонувших городов, и вдруг Маля испугалась. Отец ненавидел Затонувшие города сильнее всего на свете. А теперь она поняла, что такая же, как те люди, с которыми он каждый день сражается.

Маля забилась под кровать и укусила саму себя, в наказание за глупость.

– Мей шэньхуа, – пробормотала она, – никакой культуры.

Она кусала себя снова и снова, вбивая в голову урок. Но когда Маля продемонстрировала отцу окровавленную ладонь и сказала, что уже наказала себя, он посмотрел на нее мрачно и разочарованно.

А теперь Маля с Мышом пробирались через болота, и Маля пыталась представить, что бы подумал о ней отец. Однорукая девочка? Грязное отродье войны, которое крадет яйца из птичьих гнезд, чтобы выжить? Что бы он о ней подумал? На самом деле она знала ответ. Пусть она наполовину китаянка по крови, на самом деле она – жительница Затонувших городов, целиком и полностью. Одно из тех животных, которых он считал не поддающимися дрессировке.

Маля горько улыбнулась при этой мысли. Он ведь проиграл. Ее отец бежал, поджав хвост, потому что был слишком цивилизованным для хреновых Затонувших городов. Да, он звал здешних вождей бумажными тиграми, но в конце концов оказалось, что он сам бумажный. Да, китайские миротворцы казались ужасно опасными с их пушками и броней, но в конечном итоге их снесло, как ветер уносит листья.

Если бы Маля была такая же цивилизованная, как миротворцы, она бы десять раз погибла, выбираясь из Затонувших городов. И без того девочка спаслась только чудом. Норны дотронулись до нее, приняв форму сумасшедшего рыжего отродья войны, который вмешался в нужную секунду и отвлек внимание.

– Эй, Мыш?

– Да? – сейчас была очередь Мыша прокладывать дорогу мачете, и он рубил новые лианы, наползшие на тропу, не особенно обращая на Малю внимание.

– Почему ты меня спас, – спросила Маля, – когда Армия Бога… – она замялась, вспомнив свою руку, лежащую на земле и истекающую кровью. Девочка сглотнула комок в горле, – когда солдатики… порезали меня… почему ты поднял шум?

Мыш отвлекся от своего занятия и оглянулся на нее, нахмурив белесые брови.