Затерянные в солнце (СИ) - Страница 294

Силы коалиции. Северный фронт

Лейв ковылял в снегу, ковылял из последних сил, кое-как волоча за собой насквозь пробитую копьем ногу. Рукоять ятагана в его руке скользила, став мокрой от его собственной крови. Копье он давным-давно потерял, наверное, тогда же, когда какой-то поганый дермак зарезал под ним коня, и тот опрокинулся набок, пронзительно крича, словно человек. Лейв бил дермака мечом до тех пор, пока тот не стал похож на раздавленный по земле помидор. Но сейчас это уже ничего не значило.

Вокруг него был хаос, одна шевелящаяся черная масса сражающихся, что метались в глубоких черных клубах рухнувшего на землю неба, и Лейв озирался вокруг безумными глазами, уже окончательно не понимая, что происходит. В нем больше не было ничего от того человека, который всего каких-то несколько часов назад заливисто кричал пафосную речь, размахивая над головой мечом. Они проиграли эту войну, и Лейв знал это.

Ржание коней, грохот стали и пронзительные крики забили ему уши, и в голове гудело так, словно его били по ней ногами. Вокруг метались тени, скакали с бешеным ржанием кони, дермаки стаскивали с седел людей и рвали их на части, те отчаянно отбивались, но руки их были слишком слабы против толстых лап чудищ с горящими зеленью глазами и окровавленными звериными пастями. Мимо метнулась громадная одноглазая тварь, громогласно рыча, и на миг Лейв ощутил, как дрогнули под ним ноги. Потом бестия прыгнула куда-то в темноту, и он едва не упал, изо всех сил цепляясь за собственный ятаган, будто тот мог быть ему опорой. И не успел вздохнуть, как появившийся из черных клубов облака прямо перед ним дермак, с рычанием всадил ему в грудь копье.

Кольчуга эльфов уберегла его и в этот раз, как уберегала все это время битвы. Лейв упал на спину, во всю глотку закричав, когда пропоротая нога ударилась об землю, и невыносимая тяжесть дермака навалилась прямо на его грудь. Он попытался сопротивляться, попытался поднять ятаган, но дермак ловко вывернул ему запястье. Послышался громкий хруст, и Лейв закричал вновь, дикий ужас объял его. В зеленых глазах дермака над ним не было ничего, кроме ненависти. Тварь ухватила его грязной лапой за глотку, не давая вздохнуть, занесла над его лицом длинный тонкий кинжал.

Бьерн! – успел еще подумать Лейв, в страхе зажмуриваясь и сжимаясь в ожидании удара. Но его не последовало.

Хватка внезапно исчезла с его глотки, как и тяжесть на груди, а по лбу пребольно ударила рукоять упавшего Лейву на голову кинжала. Он пискнул и задергался, словно рыба с переломанным хребтом, а затем открыл глаза.

Золотой туман укрывал все вокруг, странное свечение, состоявшее из тысяч крошечных золотых пылинок. Никакого дермака больше не было, как не было и облаков, лишь голубое синее небо прямо над головой Лейва. Он пискнул вновь, боясь, что это небо сейчас тоже обрушиться ему на голову, и сразу же укорил себя за ребячество.

Вокруг было тихо, и эта тишина показалась Лейву такой звеняще громкой, что ему едва не разорвало уши. Он задергался вновь, пытаясь приподняться на локтях и оглядеться, а когда смог это сделать, просто открыл рот.

Никаких дермаков больше не было вообще. Ни одного. Лишь лошади, храпя и выкатывая глаза, крутились на месте, а корты на их спинах неуверенно оглядывались. Один корт недалеко от Лейва, пеший, сжимающий в руках лишь деревянную дубинку, которой он только что собирался кого-то ударить, бешеными глазами оглянулся вокруг и закричал, надтреснуто и высоко, упал на землю, закрывая голову руками и продолжая истерически вопить.

Лейв хмыкнул. Он не был уверен, что до конца понял, что только что произошло, но точно знал, что это его смешило. Одежда на нем была изодрана в клочья, и золотой туман укрывал его тело, словно россыпи снежинок. Кольчуга на груди сверкала на самом обычном дневном солнце сквозь дыры в одежде. Он оглядел все это и засмеялся снова. Это было смешно, это было так смешно, что хотелось плакать и грызть землю. Он выжил! Лейв понял, что хохочет во всю глотку, еще более истерично, чем визжит рядом маленький кривоногий корт, но ему уже было глубоко плевать, кто и что о нем подумает.

Большая крылатая тень затмила на миг солнце, и Лейв жадно впился в нее глазами. Широченные крылья макто ловили ветра, и солнце играло на мелких чешуйках его брони. А его громкий рев, от которого маленький корт завизжал еще громче, Лейв узнал бы из миллиона, если потребовалось бы. По большой дуге к нему спускался Ульрик, вот только палящее в глаза солнце мешало рассмотреть, кто именно сидел на его спине. Впрочем, Лейву и не нужно было этого видеть, он знал. И когда макто, громко хлопая крыльями, приземлился в нескольких метрах справа, распугав при этом половину кортов, а с его спины спрыгнул Бьерн, Лейв вновь захохотал, и слезы все-таки выступили на его глазах.

Крепкие руки Бьерна подхватили его под плечи, и Лейв отчаянно вцепился в него, сгребая в кулак здоровой руки ткань рукава. Сломанное запястье болталось кулем, пронизывая всю руку болью, но это ничего не значило. Бьерн смотрел на него сверху вниз, смотрел своими серыми, как дождливое небо глазами, цвет которых только подчеркивали темные полосы боевого рисунка на щеках, и солнце играло на его распущенных черных кудряшках, скатываясь по их завиткам и прыгая в бездонное небо.

- Ты нашел меня! – засмеялся ему в лицо Лейв, чувствуя, как ручьем бегут по щекам слезы. – Как ты нашел меня, глупый ты медведище?

- По отблескам солнца на твоей кольчуге, – тихо ответил Бьерн. Его лицо было таким спокойным, таким светлым, таким красивым, а губы чуть-чуть дрожали, словно и сам он прямо сейчас заплачет. – А еще – по твоему идиотскому гоготу.

Лейв заплакал и уткнулся лицом ему в рукав.

В небе над Роуром

Мощные крылья Вильхе рассекали синее небо, и ветра под ними рычали, словно взбесившиеся псы, неохотно, но все же подчиняясь. Солнце, ослепительно-яркое солнце золотилось на его остром гребне, на роговых выступах чешуи, замирало искорками света на его лобовом и щечных рогах, и Вильхе то и дело вскидывал свою длинную клювастую морду и пел, так пронзительно, так победно, как сейчас пело и сердце в груди Тьярда.

Холодный ветер раздувал его волосы и резал глаза, а руки и ноги он едва чувствовал, но все это было ничто, все это не имело ровным счетом никакого значения. Тьярд лишь запрокидывал голову и смеялся, позволяя ветру играть с его волосами, поднимая своего макто все выше и выше к солнцу, ослепительно горящему солнцу в невыносимо синем небе.

Они победили.

Это слово было таким сладким, слаще дорогого эльфийского вина и летних закатов, слаще теплого весеннего ветра и ключевой воды у истоков Хлая высоко в горах. Почти таким же сладким, как первый поцелуй Кирха, который тот, запинаясь и краснея, подарил Тьярду теплым летним днем, полным запаха полей и воды, когда ветер мягко ворошил белоснежные занавески его комнаты, сметая со стола золотые стружки, оставшиеся от фигурок, которых так любил вырезать сын Хранителя Памяти.

Они налетели как вихрь и снесли стахов, уничтожив их всех, до единого, и его отец вел эту атаку на своем черном, будто ночь, Ферхи. Они вложили в этот удар всю свою силу, всю мощь, что была у них, для того, чтобы впервые в истории мира, который знал Тьярд, спасти анай. И они их спасли.

Вильхе летел все выше, и Тьярд жмурился, позволяя лучикам солнца скользить по его коже, позволяя ледяному ветру резать его глаза. Это больше ничего не значило для него, потому что они – победили.

- …Ты все сделал правильно, сын, – тихий голос отца звучал устало и опустошенно. – А теперь позволь мне уйти.

Вокруг царила радость, пели боевые трубы, во всю глотку орали анай и вельды, издали уже подъезжали войска кортов во главе с медленно летящим над землей Ульриком, на котором сидели Бьерн и Лейв. С другой стороны встречать их шла делегация во главе с Великой Царицей и Держащей Щит, за которыми кое-как ковыляли раненные царицы, Лэйк, которую держала под руки Саира, плачущая Найрин, которую обнимала улыбающаяся Торн. А эльфы стояли чуть в стороне, сдержанные и холодные, как обычно, но даже и на их лицах были легкие скупые улыбки.