Затерянные в солнце (СИ) - Страница 289

Законченный рисунок с ладоней Ульха камнем упал на дно Источника, и оттуда поднялось что-то, похожее на черный ветер. Моментально вернулся звук, воющий, низкий гул, скрежет, заставивший его барабанные перепонки почти что разорваться в ушах. Немыслимое давление упало на каждый сантиметр тела Хана, прижимая его к полу, и он рухнул, как подкошенный, широко открытыми глазами наблюдая, как солнечное копье насквозь пронзает этот ослепительно черный ветер, несущий в своем дыхании целые сгустки, большие темные пятна зла.

Моментально стало черно, и лишь ослепительное копье прожгло роговицы Хана, в этой черноте пронзая маленькую алую фигурку замершего на самом краю Источника Ульха. Тот исчез в ослепительном копье, словно его и не было, просто исчез без следа, а само копье на месте его тела собралось в пульсирующую золотую сферу. Сфера все сжималась и сжималась, становясь меньше, но концентрированнее, мрак наступал на нее со всех сторон, грозя раздавить, грозя сжать и уничтожить этот последний осколок солнца, что остался еще в этом мире. И Хану на миг показалось, что внутри этой золотой сферы замерла фигура: миниатюрная женщина с коротким ежиком серебристых волос и хвостом на затылке, с ослепительно сверкающим оком во лбу, сидящая, поджав под себя ноги, где-то на самом краю мира. Хан знал ее. Эту анай звали Найрин.

Он не мог бы сказать, почему он это сделал, или как он это сделал, однако он потянулся к этой золотой сфере. Белый Источник был очень далеко от него, в тысячах километров, за Семью Преградами, что до этого ни один смертный не мог преодолеть. И одновременно с этим, Белый Источник был здесь. Он пульсировал в груди Хана, наполняя его силой, жизнью и верой, он пульсировал в золотой сфере, внутри которой дрожал силуэт среброволосой анай, и с каждым мигом чернота все больше и больше сжимала эту сферу, грозя уничтожить ее, смять, как сминают в кулаке кусок пергамента.

Ждать было нельзя, а потому он открылся ей, Белому Источнику, этой сфере, и даже силе, что грозила уничтожить все это. Хан просто открылся, всей душой и сердцем молясь, чтобы все Боги анай, вельдов и кортов сейчас защитили их и не позволили свершиться злу. Чтобы маленькая анай смогла доделать свое дело, а царь Небо – свое. Чтобы Великая Царица вела своих дочерей в бой, а Лейв гнал на дермаков сотни тысяч кортов. Чтобы Дасу, его любимая, ненаглядная Дасу, все так же могла, рассеяно улыбаясь, проводить гребенкой по своим густым волосам, и чтобы на гребенке той все так же были вырезаны узорные завитушки и маленькие серебристые звездочки. Хан улыбнулся, чувствуя чистую мощь, биение чьей-то огромной, словно все небо воли, которая сейчас пульсировала в его груди, и передал эту мощь маленькой среброволосой анай, заключенной в сияющую сферу.

Тьма перестала наступать на крохотный осколок света в сердцевине своей груди. Размер сферы стабилизировался, она сама начала расти, отбрасывая в сторону тьму. Хан лежал на полу, и тьма кружилась вокруг него, как живая. Он чувствовал омерзительные липкие, леденящие душу взгляды каких-то существ, что кружились в этой тьме, слышал внутри себя чьи-то шепотки и хихиканье, голоса, чьих слов он не мог разобрать, но от этого ему все равно было страшно почти что до крика. Но он упрямо держался за свет в своей груди и переправлял его в золотую сферу, которая неумолимо расширялась, и тьма начала отступать. Медленно, неохотно, шаг за шагом тьма начала уходить прочь, а вместе с ней все слабее становился низкий гул, шум ветра и голосов, что образовывали ее.

Золотое свечение сферы стало невыносимым, и Хан закрыл глаза, открывая рот и умоляя Богов, чтобы они позволили ему вдохнуть это золото внутрь себя и хоть чуть-чуть очистить ту страшную черную жуть, что крутилась вокруг него в вихре, способном охватить и разрушить в своих бешеных потоках весь мир. И когда он открыл глаза, все кончилось.

Никакого черного ветра и золотой сферы больше не было. На стенах пещеры вновь загадочно мерцали разноцветные отсветы, идущие из самой глубины Источника. На пустом пандусе был лишь Хан: ни следа Ульха или Дитра, ничего.

Он осторожно привстал на колени, держась ладонями за камень. Сил было мало, его шатало из стороны в сторону, а голова была такой странной, словно он изрядно перебрал крепкого кумыса, который так любили распивать у костров по вечерам корты. Медленно переставляя руки и ноги, Хан подполз к самому краю пандуса и заглянул вниз.

В немыслимой глубине ночного неба вращались галактики, плыли млечные пути, и из крохотной песчинки рождались миры в неумолимом потоке ветров времени. Голова у Хана закружилась, и на миг ему показалось, что он прямо сейчас упадет туда, вниз, упадет и так и останется там, став одной из этих песчинок. Но он все равно упрямо вглядывался в бесконечную бездонную толщу закручивающихся водоворотов энергий, пока не убедился в точности: черных фигур на дне Источника больше не было, как не было там и перетекающих теней с изогнутыми в муке ртами. Гладь Источника казалась спокойной и тихой, и ничто больше не нарушало ее поверхности.

Очень медленно отодвинувшись от края пропасти, Хан улегся на спину и растянулся во весь рост, глядя на то, как играют на стенах и потолке пещеры отсветы энергии. Он не мог даже сказать, что он чувствовал теперь, он совершенно точно не понимал, что только что произошло, да и не уверен был, что хотел понимать. Он знал лишь одно: Ульх и Дитр погибли, и никакая сила уже не могла вернуть их назад.

Хан не знал, сколько времени он лежал вот так, чувствуя спиной прохладный камень пандуса, ведущего в сердце Черного Источника. В какой-то момент он просто ощутил, что теперь уже может встать, а потому медленно и осторожно поднялся сначала на четвереньки, затем, придерживаясь ладонью за шершавую стену, и на ноги.

Обратный путь был гораздо дольше, чем путь вниз. Хан шел медленно, стараясь ставить ноги как можно осторожнее, потому что сейчас они казались ему совсем чужими и ватными, тяжелыми и непослушными. В голове его не было ни одной мысли, и ни одного звука не было вокруг него: все поглощали тяжелые переливы энергий в самом сердце Черного Источника.

Пошатываясь, он, наконец, вошел в короткий коридор, ведущий наружу, прочь от Источника, медленно прошел сквозь черную расщелину и резко выдохнул, когда ледяные прикосновения ветра моментально выстудили кожу. По глазам ударило светом, он ослеп и зашатался, закрывая рукой лицо. И только через несколько секунд, когда глаза немного попривыкли, смог приоткрыть их, самую чуточку.

Небо над горами очистилось, и яркое солнце светило в нем. Это было так непривычно, так странно, что Хан задохнулся, пошатнулся и уцепился рукой за скальный выступ, чтобы удержаться на ногах. Он так давно не видел солнца, казалось, долгие годы.

Солнце горело на самом верху, в зените, прямо над его головой, рассыпая во все стороны острые зимние лучи. Под его прикосновениями мир преобразился. Черные клыки гор, которые он видел до этого, едва-едва прикрытые снегом, теперь были совершенно иными. Порода, что образовывала их, на солнечном свету казалась голубоватой и дымчатой, а редкие снежные наносы – россыпями алмазов, нестерпимо сверкающих, украшающих горы праздничным убором. В глубоких седловинах внизу лежал туман или что-то вроде того: тонкая белесая дымка, которую взметали вверх ветра, а солнце пронзало насквозь, и от этого она тоже искрилась, переливаясь всеми цветами радуги. И небо, огромная, бескрайняя голубая ширь раскинулась надо всем этим, залитая солнечными лучами ширь, без конца и края.

Хан ощутил, что смеется, а глазам стало очень мокро. Он утер лицо ладонью, а рядом вдруг раздался негромкий голос, заставивший его вздрогнуть всем телом.

- Создатель хранит в Своих ладонях мир, Ведущий.

Хан резко обернулся на голос, слезящимися от невыносимого света глазами глядя на две фигуры в темных капюшонах, что стояли на узеньком плато перед самым входом в каверну Черного Источника. Он уже видел этих двоих и знал, кто они. Рольх’Кан одним движением сбросил с головы капюшон и взглянул на него синими глазами вельда.