Затерянная улица - Страница 57
Он уже засыпал, а Элизабет все не шла у него из головы. Ларри вспомнил, как через несколько дней после свадьбы, проснувшись холодной ночью, он обнаружил, что его рука свисает из-под одеяла и вся окоченела от холода. Он машинально сунул ее под одеяло, и его заледеневшая ладонь уткнулась в голый живот Элизабет. Он думал, что она взвизгнет, но она лишь сонно зашевелилась и, просыпаясь, вздохнула так нежно и сладко, что его и сейчас бросало в жар, когда он об этом вспоминал.
В конце недели он поехал в Нью-Йорк, на следующей — снова, а потом ему пришлось так много ездить по делам и он так измучился, что целых три недели не мог увидеться с Элизабет. Недели незаметно складывались в месяцы, Ларри глазом не успел моргнуть, как подошел конец февраля. Однажды, уже в конце зимы, проснувшись в обычное время, он увидел, что за ночь намело дюймов четырнадцать снегу. Это значило, что машину придется откапывать не один час, а ведь она стоит не на ровном месте, вся площадка в буграх и колдобинах. Ларри решил никуда в этот день не ездить и как следует отдохнуть, пожалуй, даже проваляться в постели часов до двенадцати, а потом взяться за лопату. Но он так привык вставать в половине восьмого, что не смог уснуть. Если не считать узкой полоски, на которой лежал сам Ларри, постель была совершенно ледяная — стоило ему протянуть руку или ногу на сторону Элизабет, и он тут же ее отдергивал. Бормоча себе под нос нечто невнятное, он встал и принялся слоняться по квартире. Утро тянулось медленно, одиночество становилось все невыносимее. Он заглянул в холодильник, но нашел там лишь высохший кусочек сыру и сморщенный лимон. Значит, для того чтобы позавтракать, ему придется как-то дотащиться до магазина на углу. Наконец он оделся, ополоснул лицо, провел расческой по всклокоченным после сна волосам — побриться ему и в голову не пришло — и отправился в холл искать галоши. В холле стоял Френсис Розбери и внимательно разглядывал что-то на улице, высунув голову за парадную дверь. Увидев Ларри, он вздрогнул, словно застигнутый на месте преступления.
— Почту сегодня не доставляли, — сообщил он желчно, — потеха, да и только. «Ни дождь, ни град, ни снег, ни хлад не остановят этих быстроногих курьеров, движущихся по своим каждодневным маршрутам». Ха! Стоит упасть дождевой капле, и почтовая контора на два дня прекращает работу.
Ларри выглянул из парадного и посмотрел на почтовый ящик.
— Совершенно верно, — заметил он. — Почтальона не было и, очевидно, уже не будет. — Он невольно вздохнул. — А я-то ждал письма. — И тут же прикусил язык, так как Френсис вдруг как-то странно вытаращил глаза и тут же зажмурил их. — Как бы там ни было, — смущенно выдавил из себя Ларри, — схожу-ка я раздобуду чего-нибудь поесть.
— Зайдите перекусить к нам, — поспешно предложил Френсис.
— Спасибо, Френсис, право же, не стоит. Мне надо кое-что купить в аптеке, а заодно уж я зайду и в бакалею на случай, если Элизабет приедет к ужину. — Элизабет вовсе не собиралась приезжать, но Ларри не считал нужным посвящать Френсиса в свои дела.
— Мы так давно ее не видели, — жалобно сказал Френсис. — Надеюсь, она здорова?
— Да, — коротко ответил Ларри. — Здорова. — Мысленно он произнес совсем другой ответ. Совершенно незачем рассказывать о своих делах этим Розбери. Пусть себе думают что угодно.
— Понравились вашей жене книги?
— Какие книги?
— Вы ведь ей дарили на рождество какие-то книги, помните, вы еще оставили их в нашей квартире?
— Ах, эти!.. Ну еще бы. — В действительности Элизабет почти не обратила на них внимания. Ларри поставил их на полку уже после ее отъезда. — Она была в восторге, — солгал он. — Ну, мне пора.
— Может быть, вы как-нибудь зайдете к нам пообедать? — У Френсиса чуть не сорвалось с языка, что Ларри, очевидно, чувствует себя сейчас ужасно одиноким, но он вовремя удержался. Стоя в дверях, он долго смотрел вслед бредущему по сугробам Ларри, потом уныло повернулся и вошел в свою квартиру. Френсис ненавидел морозную погоду, в такие дни он чувствовал себя стариком.
Сидя в кресле у себя в гостиной, он прислушивался к тому, как ноют кости, — казалось, он даже слышит, как они стукаются одна о другую. Вошла Паула, изучавшая на кухне поваренную книгу для гурманов. Бросив быстрый взгляд на мужа, она решила воздержаться от разговоров. «Френсис не в духе, — встревоженно подумала она. — Из-за чего бы это, интересно?» Когда ему случалось проводить весь день дома, он делался угрюмым, иногда попросту невыносимым. Но так как Паула изучила ход его настроений лучше, чем он сам, ей довольно легко было избегать открытой ссоры. Она приготовила аппетитный ленч: миска очень горячего лущеного гороха и суп с беконом в качестве pièce de résistance[10], подала его на стол и стала ждать, когда же Френсис объяснит ей, из-за чего он надулся. Он всегда так делал, если она молчала достаточно долго.
Он угрюмо помешивал ложкой суп, то опускал ее, то вытаскивал, словно ему не хотелось есть. Суп был его любимый — Френсис обожал горячие супы. «Горячий суп, — говорил он, — создает ощущение, что ты следишь за собой, в этих супах есть нечто целительное».
— Даю голову на отсечение, она его бросила! — воскликнул он наконец с возмущенным видом.
Совершенно незачем было спрашивать, кого он имеет в виду.
— Я его встретил сегодня в холле, — буркнул Френсис. — Вид ужасный. Лицо серое, небритый, волосы дыбом. Словно персонаж из Конрада. Несчастный малый, жалкий недотепа!
— Ее и в самом деле что-то не видно, — заметила Паула. До сих пор она остерегалась делать заключения, пусть даже самые очевидные, предоставляя право первенства мужу. О Френсисе говорили, что он не знает себе равных при отборе свидетельских показаний и перекрестных допросах. — Покуда она продавала холодильники, я то и дело ее встречала. Интересно, где же она сейчас?
— В Рено, — сумрачно ответил Френсис. — Или в Мексике, оформляет один из этих скоропалительных разводов, шлюха эдакая. Я давно ее раскусил. Я знал, что она что-нибудь такое выкинет.
Пауле захотелось спросить мужа, за что он так не любит миссис Лавлес, но так как она знала, что правды он не скажет, а видеть, как Френсис пытается обмануть самого себя, ей было неприятно, она воздержалась.
— Не знаю, за что я ее так не люблю, — сказал вдруг Френсис, к немалому испугу Паулы, — но ни за какие блага в мире я не захотел бы снова быть в их возрасте. — Он тоскливо улыбнулся. — Средний возраст имеет много преимуществ.
— Ну, мы еще не среднего возраста, — попыталась ободрить его жена. — Лет десять можно повременить. Тридцать четыре — совсем немного.
— Вполне достаточно для того, чтобы засушить себя, — ответил Френсис. По временам на него находил стих самобичевания.
— Засушить?
— Мы бесстрастные, высушенные, hortus siccus, — ответил он, очевидно предполагая, что говорит с приятной меланхолией.
В душе Паула обиделась и тут же пожалела об этом, ибо Френсис немедленно все заметил.
— Я же не говорю, что мы не способны любить, — ворчливо сказал он. — Я говорю «бесстрастные». Это разные вещи.
— Ну, обычно, где одно, там и другое.
— У нас с тобой — нет.
— Пожалуй, — согласилась она. — Но я не уверена, что это так уж хорошо.
— Конечно, хорошо, — убежденно ответил Френсис, — ведь мы ленивы. Страсть требует, чтобы ты всегда был в форме, словно бегун. Чтобы умел выложить всего себя как раз перед финишной ленточкой. Ларри приходится держать себя в форме, иначе он от нее ничего не получит. Он все время на ринге.
— Интересно все же, где она?
— Рено, — повторил он. — Или Мексика.
— А может, он замуровал ее в погребе? Ее так давно не видно. — Они уныло посмотрели друг на друга. — Сколько же дней, — сказала она, облекая в слова мелькнувшую у обоих мысль, — сколько дней должно пройти, пока соседи наконец что-то заметят и станут задавать вопросы? Месяц, два, а там является инспектор.
— Он ее и пальцем не посмеет тронуть, ведь ты сама говорила, что он ее просто обожает.