Затерянная улица - Страница 55

Фармацевтическая фирма, в которой Ларри работал агентом, выпускала два основных лекарства: таблетки от головной боли и мазь от геморроя, однако название последней ни разу не осквернило уст Элизабет, которая отказывалась признавать ее существование и, говоря о фирме, всегда употребляла лишь импозантную часть ее наименования. Ларри объезжал подведомственную фирме территорию на юге Новой Англии, а «Лаборатории Фэрбенкса» платили ему за это семь с половиной тысяч в год, обеспечивали машиной и регулярной информацией из главного управления. За неделю до рождества Ларри посоветовали не утруждать себя поездками — аптекари в это время почти ничего не покупают в ожидании январского застоя. Он неохотно взял недельный отпуск — вынужденный отдых чувствительно бил по карману. Когда ему представилась возможность поработать продавцом в книжном магазине, где в это время наступило оживление, Ларри с радостью ухватился за нее: непредвиденная сотня долларов была отнюдь не лишней.

Розничная торговля книгами пришлась ему по душе куда больше, чем геморроидальные поездки, а владелец магазина заявил, что у него никогда не было такого оборотистого и толкового помощника. В конце недели он сказал Ларри, что с удовольствием взял бы его насовсем, если б был в состоянии как следует платить ему. Но он мог предложить Ларри за постоянную работу не более восьмидесяти пяти долларов в неделю, с небольшими надбавками в перспективе, если торговля будет идти успешно.

Конечно, Ларри не мог согласиться на такое место, он терял на этом машину и около трех с половиной тысяч в год, и Элизабет об этом и слышать не хотела. Она говорила, что они и так с трудом выкручиваются. Как же они вытянут, получая гораздо меньше? Ему пришлось признать, что она совершенно права, спорить было бессмысленно. Но до чего же ему нравилась эта работа! Он бы справился и с заказами, и со счетами, и с витринами, хозяину оставалось бы лишь укреплять торговые контакты.

Эх, если бы у него был капиталец, ну хоть тысяч пятнадцать! Хозяин книжного магазина хотел расширить дело и был бы рад подходящему компаньону. Но денег не было. И все же Ларри не сдавался, он решил прослушать какие-нибудь коммерческие курсы и, завершив образование, сбежать без оглядки от геморроя и головной боли. В Хартфорде подходящих курсов, конечно, не было, Нью-Йорк — вот куда он стремился. В Нью-Йорке не менее десятка заведений, где читают чертову гибель разных курсов: доберись он до Нью-Йорка — уж он бы выбрал то, что ему нужно.

На сотню, заработанную в книжном магазине, он купил Элизабет рождественский подарок. Элизабет не разрешала ему ставить на полку его собственные книги: все это были либо учебники, либо какие-то до ужаса затрепанные уродцы в бумажных обложках. А ей нужно было несколько (именно несколько!) красивых переплетов, обдуманно расставленных на полках, которые вписались бы в интерьер. Ларри обошел все букинистические лавки и раздобыл четыре издания: «Ньютон о пророчествах» (1736), очерки Рида об активных силах человека (1781), «Оссиан» (1798) и письма Джуниуса (1791). Он попросил почистить их, смазать маслом, подновить золотое тиснение, и книги стали как новенькие.

Их доставили в книжный магазин, где он работал. Ларри немного задержался там после девяти, поболтал с хозяином, с грустью думая, что со вторника снова придется встать на колеса. Вдвоем они подсчитали дневную выручку, расставили к завтрашнему дню товар, подмели помещение, заперли сейф и потащили за угол почту в четырех громоздких мешках. В кафетерии рядом с почтовой конторой они выпили по две чашки кофе. Возвращался Ларри уже в первом часу, неся тяжелый сверток с бесценными книгами. Он не сомневался, что Элизабет будет в восторге, для ее полок именно такие и нужны, во всяком случае они имели очень дорогой вид. В глубине души Ларри подозревал, что книги смахивают на те, которые рисуют на рекламных картинках, те самые, что сверкают пурпуром, синевой и золотом и никогда не читаются. У него даже мелькнула мысль, как бы Элизабет не попала в смешное положение, но он верил в ее вкус и здравый смысл.

Бросив сверток на маленький столик в холле, он потер занемевшие пальцы. Было очень тихо, горела только одна лампа, та, которую всегда оставляли на ночь. Из квартиры Лавлесов не доносилось ни звука. Это его удивило, так как машина Элизабет стояла на обычном месте, а в гостиной горел свет. Откуда-то издали, с самого верхнего этажа слышался плач ребенка. С минуту Ларри прислушивался к отчаянному реву и пожалел малыша. Потом тихонько постучал: он не захватил с собой ключа.

— Элизабет, — проговорил он как можно отчетливей, — отвори мне.

Он решил, что она заперлась от бандитов.

— Лиз, — тихо уговаривал он ее, — открой, это я, Ларри.

В ответ ни звука.

«За что-нибудь разозлилась! Хотя нет, едва ли, — подумал он, — я ведь ничего такого не сделал». Он воровато оглянулся и назвал ее самым интимным из прозвищ, которого никак не мог знать грабитель.

— Пупсенок, — сказал он тихо и слегка покраснел. Дай-то бог, чтобы его никто не слышал. — Пупсенок, открой, это я, Ларри.

Он постучал громче, вся эта история начинала ему надоедать, и он немного злился. Он вспомнил, что жена куда-то уезжала с Бетси Уоррен и еще несколькими девицами, почти такими же притворами и ломаками, как Бетси.

— Пупсенок, впусти меня, пожалуйста, ну, отвори же…

Вдруг ему пришло в голову, что Элизабет, наверное, пьяна; Бетси Уоррен с подружками вызывали у него сейчас самое неподдельное возмущение.

Его нежные призывы отчетливо разносились по всему холлу. В квартире напротив Френсис Розбери и его жена отлично слышали и этот его дурацкий шепот и стук. Обычно они ложились сразу же после одиннадцати, но сегодня не могли себе отказать в удовольствии посмотреть «Отпуск мистера Хьюлота», который показывали по третьей программе. В половине первого, однако, они решили, что дольше сидеть невозможно. У Френсиса на столе лежала целая груда законопроектов, на следующий день их надо было просмотреть, и он не мог больше утомлять глаза. Он уже надел халат, когда, заглянув в прихожую, услышал в холле шаги Ларри и его жалобный голос. Стены были предательски тонки, Френсис вовсе не собирался подслушивать. Все эти нежности и мольбы для него давно уже отошли в прошлое. Его коробило при мысли, что человек, пусть даже десятью годами моложе его, может всерьез называть женщину «пупсенком». Свою жену он звал «Паула», а за глаза «моя супруга» или «миссис Розбери». И лишь очень, очень редко, когда что-нибудь напоминало одному из них об их умершем ребенке и о том бесспорном факте, что другого у них уже не будет, он, случалось, говорил ей «милая».

Френсис раздраженно теребил кисточки халата, ему неприятно было стоять тут и против воли подслушивать доносящиеся из-за двери призывы. Стук раздавался теперь громче, Френсису показалось, что Ларри вне себя от отчаяния. Уж он бы не стал так унижаться, даже ради такой дамочки, как миссис Лавлес; встречаясь с ней в холле, Френсис усердно старался не замечать ее, он отводил взгляд и поспешно скрывался за своей дверью. «Сучка, — думал он, — вот ведь сучка, ишь, как она мытарит беднягу». Из спальни послышался голос Паулы.

— Кто там стучит? — сонно спросила она. — Это Ларри?

— А кто же еще? — огрызнулся Френсис. И добавил, понизив голос: — Она его не впускает.

— Наверное, уснула, — резонно заметила Паула. — Предложи ему позвонить ей по нашему телефону.

«Это она посоветовала», — думал Френсис, распахивая дверь, чтобы позвать Ларри. Он тут же отметил понуро поникшие плечи и испуг, притаившийся за мальчишечьей ухмылкой.

— Забыли ключ? — сочувственно спросил он. — Можете позвонить по нашему телефону.

Ему было неприятно смотреть Ларри в глаза, и все же он не мог отвести взгляда.

— Ваша супруга, наверное, уснула.

— Да, конечно, — ответил Ларри и снял со стола сверток с книгами.

— Так все же спокойнее, — промямлил он, пристраивая его рядом с телефонным столиком. — Спасибо, Френсис, надеюсь, я вас не разбудил.