Застывший Бог (СИ) - Страница 9

- Это... – Перевел я взгляд на деда.

- Тебе. – Сказал дед.

- Настоящий? – Жарко пыхнул я.

- Самый настоящий. – Подтвердил дед. Бери.

Я потянул руку, и прошелся пальцами по пластиковой насечке рукояти, и подцепив пистолет из тесного гнезда потянул его наверх. Дед положил сверху свою руку, и придержал мой порыв.

- Пистолет настоящий, – внушительно произнес дед глядя мне в глаза. – Не игрушка. Не забава. Направишь его на человека, нажмешь на спуск, – в человеке появится дырка, из той дырки кровь польется, человек умрет. Поэтому не направляй оружие на людей, если не собираешься причинить им вред? Всегда держи пистолет дулом в стороне от себя и друзей. Всегда относись к нему как к заряженному. Понял?

- Понял, – кивнул Я.

- Ну, раз понял, вынимай.

Я замер, внезапно оробев.

- Вынимай, не бойся. – Дед придвинул стул и присел по правую руку от меня. – Если ты будешь себя вести правильно, то вреда от пистолета не будет. Ты к оружию с уважением – и оно к тебе так же. Будешь вести себя с оружием небрежно – оно как змея, в самый неожиданный момент тебя ужалит. Уважай оружие, относись к нему серьезно, – и будешь всегда ему господин.

Я осмелел, и вытащил из гнезда тяжелый пистолет, рукоять охватывалась плохо, – пальцев не хватало.

- Кисть у тебя пока еще мала для уверенного хвата, – Сказал дед. Ничего, скоро вырастет. Как сможешь нормально охватить, начнем стрелять. А пока вам надо познакомится. С любым оружием Мишка познакомится надо, узнать, чего оно любит, а чего терпеть не может. Приладится к нему надо, все как с людьми. Будем знакомится?

- Будем! – Согласно кивнул я.

- Это “МЦ” – “Марголина Целевой”. Пистолет заслуженный, я вот на таком же сам когда-то учился стрелять. Создал его Мишка, советский конструктор Марголин, который был совсем слепым.

- Как это? – Поразился я.

- Да вот так, – подтвердил дед – ничего не видел. Все на ощупь высчитывал.* Человек, Мишка, если он себе цель поставит, и упорно к ней пойдет – всего достигнет. Ты вспоминай про Марголина, когда у тебя чего-то получаться не будет. У человека на бывает “не могу”, есть только “не хочу”, а все остальное – оправдания... Ты палец-то свой шаловливый куда суешь на спусковой крючок? Себе решил лишнюю дырку в организме заделать, или меня грешного застрелить?

- Не.

- Раз не, – так и не держи палец на спуске, пока не собрался стрелять. И вообще, давай-ка сперва разбираться как эта штука работает. Начнем с простого, – дед придвинул к себе лист бумаги и ручку, затем залез в карман и поставил на стол патрон. – Это патрон для твоего пистолета – пять и шесть на пятнадцать миллиметров, в просторечии известный как “мелкашка”. Сейчас я нарисую его в разрезе, и ты поймешь, что в нем происходит в момент выстрела...

{прим. Это правда. Марголин получил ранение во время гражданской войны, и полностью ослеп. Свои пневматические и малокалиберные пистолеты он создавал будучи полностью слепым, конструируя и прилаживая друг к другу детали выполненные из дерева, на ощупь.. }*

Бегу я, ноги поднимаю не высоко, руками экономно машу. Кто знает сколько еще придется бежать... Только дед и знает. Вона бежит он впереди, и когда еще остановится. Рядом несется Курбат, то забегая вперед, то осаживая назад. У Курбата четыре ноги, на две больше, и бегает он в два раза больше, и не устает. И дед не устает. Один только я у них малахольный. Ну вот уж нет!.. Подбавляю ходу, как говорит дед – спортивной злостью подпитываюсь. Только, не надолго этой злости хватает.

Тянется бесконечный высокий сосняк вперемешку с редким ельником. Красота! Век бы я эту красоту не видел. Во рту сухо, собственная куртка душит, ноги двигаться не хотят. Вот нога меня и подвела, не поднялась уже как надо, да зацепилась ступней за поднятый сосновый корень. Ухнул я лицом вниз, в светлый мох носом воткнулся, хорошо хоть руки подставить успел, ими спружинил мальца. Прильнул к земле. Мох левую щеку приятно холодит, еще хоть пару секунд вот так полежать, сил напитаться...

- Упал? – Звучит надо мной Голос деда.

- Ага, – я поднял голову, – корень подвернулся... Чувствую, дрожит у меня предательски голос, и слезы непрошенные лезут на глаза от усталости и обиды.

- Плачешь? – Интересуется сверху дед.

- Не! – Категорично отверг злой навет я. – Земля в глаза попала.

- Добро, – сказал дед. – Варяги не плачут. Нам так делать стыдно... А чего, разве я уже привал объявил?

Я засопев поднялся на дрожащих ногах, и сделал несколько нетвердых шагов.

- Добро, – опять кивнул дед. – А место кстати хорошее... Привал!

У меня не то что “привал”, – обвал случился. Только что на этот раз я не носом вниз улетел, а просто под себя сложился, и на спину откинулся.

Дед рядом присел. Я закрыл глаза втягивая всеми фибрами благодатный рвущий лёгкие воздух. Вдох-выдох, – успокаивается суматошно стучащее сердце, – вдох-выдох. Вдох-выхох. Вдох-вы... Что-то вдруг шершаво и мокро мазнуло мне по физиономии, залепив глаза липким.

- Тьфу!.. – Приподнялся я. Облобызавший меня Курбат протрусил рядом и прилег на мох шагах в пяти с крайне довольной физиономией. Я погрозил Крубату, утерся рукавом, повернулся к деду:

- Деда, а почему у тебя такие усы?

- Потому что у нашего всеотца-такие. – Степенно ответил дед. – Раньше все варяги такие носили. А теперь уж многие не носят. Потому что приметно очень, и когда ешь обязательно усы в тарелку макаются, да...

- А чуб! Деда – У Перуна еще чуб!

- Молодец, наблюдательный. – Дед провел по свое лысой голове. – Знаешь почему у нашего Перуна такой чуб? Раньше, в далекие-далекие времена, когда все воины считали себя одним сословием, и соблюдали один кодекс чести, они все носили на голове длинный клок волос. Этот клок нужен был, чтобы за него примотать отрубленную голову поверженного врага к поясу, привезти её к своему царю в доказательство доблести, и получить заслуженную награду. Когда два воина выходили на поединок, то развевающиеся на ветру чубы на их головах словно говорили, – “мы из одного сословия, посмотрим кому боги сегодня пошлют удачу – я отделю твою голову, или ты мою”. Даже голова у наших предков из сословия воинов называлась особым словом – “(с)кертс”, что значит отрезать, отделять. Давний потомок этого древнего слова еще живет в нашем русском языке, – слышал как говорят, например, о отрезании волос – каранать; что ж мол, тебе так неловко волосы обкранали...

Голова – то что отрезают. А у тех людей которые пахали, для названия головы было другое, мирное слово... Кстати, в более поздние времена чубы у нас варягов вольные люди-козаки на всех русских украинах-окраинах переняли, там ведь многие из нашего варяжского племени воевали, да...

- А почему ты не носишь чуб как у Перуна, деда? – Спросил я.

- Времена теперь другие, Мишук. – Пожал плечами дед. – Оружие так изменилось, что поединки между воинами теперь встречаются редко, чаще они убивают друг-друга на таком расстоянии, что даже не могут разглядеть друг-друга в лицо. А у современных царей в нынешних армиях теперь столько воинов, что когда начинается война, то целые поля устилаются трупами. Никому не под силу собрать головы с тех полей. Да и сами цари теперь не хотят, чтоб им подносили головы их врагов. Они хотят, чтобы их врагов убивали где-то далеко от них, а они в это время могли рассказывать людям в телевизоре, что начатая ими война вовсе не страшная, а очень культурная. Возможно, не видя голов убитых врагов, они и сами начинают верить в это.

Дед посмотрел мне в глаза.

- И я бы не сказал, что это хорошо, Мишук.

- Деда.

- Ну?

- А откуда варяги пошли? Что за слово такое?

Дед легонько крякнул.

- Вот ты спросил! На тыщу лет назад рассказ!

- На тыщу?

- Даже больше. За вечер и не расскажешь... Ты детали-то при разборке привыкай всегда одинаково класть, и чтоб не мимо тряпицы. А то соберешь обратно, а получится у тебя не пистолет, а пылесос... Это воину конфуз и срамота.