Застывшие Навеки (ЛП) - Страница 2

Ночь, когда я встретил её… Ночь, когда Ханна вошла в мою жизнь.

Далила

Певец кантри, голос которого доносится из колонок в машине, обещает сделать меня королевой своего замка. С таким именем, как Далила Сесилия Элизабет Рей Уортингтон, я должна была родиться принцессой, как минимум. Но ближе всего к этому я оказалась, когда росла в Царском Голливуде — трейлерном парке. И в продолжение клише, отец ушёл, когда я была ещё в подгузниках, и с тех пор мама встречалась с одним плохим парнем за другим.

Мама хотела стать актрисой, и приехала в Калифорнию за своей мечтой, но вместо того, чтобы усердно работать и ходить на прослушивания, попала к тусовщикам и увлеклась выпивкой и наркотиками. А потом забеременела мной. Я не говорю о ней отрицательно, она сама рассказала свою историю, говоря, что это поучительное повествование о том, как оставаться сосредоточенным. Она всегда напоминала мне об этом, когда я оканчивала школу, а затем, когда училась в колледже и получала бакалавр в области сестринского дела.

«Никто никогда не отнимет у тебя образование, Далила. — Она тыкала в меня рукой с сигаретой. — Не поступай, как я. Не высовывайся и много работай. Не поддавайся соблазнам».

Она говорила так, словно существовал официальный список соблазнов, которых следовало избегать. Может, так и было.

В общем, я поступала правильно — окончила колледж и работаю медсестрой. Я много не пью, не курю и никогда не употребляла наркотики. А в области бойфрендов… ну, яблоко от яблони недалеко падает.

Мой парень Эрл — тоже не королевских кровей — не намного лучше, чем многие из парней моей матери. Неудивительно. Ну, я имею в виду, если посмотреть потенциальные примеры для подражания из детства — на скамейке не так уж много вариантов.

Прошлой ночью он ударил меня так сильно, что я развернулась. А когда открыла глаза, оказалась лицом к лицу с двумя урнами, в которых лежал прах моей матери и её жениха Кливленда. Что-то во мне сломалось, когда я уставилась на мамину урну. Я услышал её голос у себя в голове:

«Прекрати. Уйди. Ты не должна так жить, дорогая Дали!»

И этого хватило. В тот момент я решила изменить свою жизнь.

Я никогда не мучилась выбором, а всегда принимала решение и действовала. Так что, я подождала, пока Эрл успокоится, а когда подавала ужин, бросила в его пиво снотворное. Когда он отключился, я забрала свои вещи из трейлера, набила машину всем, что в ней могло поместиться, и отправилась в путь. Плана у меня не было, и я была без понятия, куда ехала и где окажусь, но плевать.

— Теперь всё позади, — говорю я своему отражению в зеркале заднего вида и дотрагиваюсь кончиком пальца до синяка, который всю ночь расцветал на щеке. Чёрт побери, большой. Нужно будет остановиться и затонировать его.

Я протягиваю руку и постукиваю по ближайшей из урн, которые пристегнула к пассажирскому сиденью.

— Ты бы так гордилась мной, мама.

Слеза скатывается по щеке, и я утираю её. Ей нравился Эрл, но она знала, какой он, хотя никогда не говорила бросить его, когда ещё была жива.

О парнях она всегда говорила:

«Сердце хочет того, чего хочет, и ты ничего не можешь с этим поделать. Просто надейся, что тебе повезёт, и сердце выберет того, кто будет добр».

Последний бойфренд, Кливленд, стал её женихом. Однажды вечером, пять лет назад, она привела его домой, они пили и пили… Он так и не ушёл. Она любила его самым ужасным образом, и эти двое не могли быть ядовитее друг для друга. Они так одержимо следили друг за другом, что ничего не видели кроме. Они сводили друг друга с ума и, в конечном счёте, уничтожили взаимной одержимостью. Они всегда пили. Когда копы нашли пикап Кливленда за валуном на Малхолланд Драйв, я поняла, что они были пьяными до самого конца. Наверно, стоит быть благодарной за то, что он хотя бы не бил её.

Я в пути уже почти восемь часов, когда, наконец, замечаю указатели на озеро Тахо. Я хотела развеять прах мамы и Кливленда над водой и закрыть дверь в эту часть моей жизни.

Мама часто говорила:

«Нет смысла убегать от судьбы, дорогая Дали. Судьба следует за тобой, как луна за солнцем».

Солнце выглядывает из-за гор, стоящих прямо передо мной. Я включаю поворотник и сворачиваю к югу от озера Тахо. Я не настолько глупа, чтобы позволить Иисусу управлять моей жизнью, но чувствую что-то глубоко внутри, что говорит — пришло время прекратить борьбу и посмотреть, что судьба посылает мне.

Майлз

Близится рассвет. Я чувствую его кожей, выходя из душа. Словно гравитация усиливается, замедляя тело и заставляя прилагать усилия для следующего движения. Я, может, и бессмертное создание ночи, но отдых требуется и мне. Закрывая глаза, я вижу лишь луну, какой она была до того, как я вошёл в дом. Насыщенный васильковый цвет предрассветного неба, белая луна, такая яркая, что кажется невыразительной… даже расположение над головой почти такое же, пробуждающие воспоминания и отправляющие меня назад в прошлое.

Память — проклятие бессмертия. Я несу с собой горе и утрату, как и любой смертный, за исключением того, что существо, как я, проживает не одну жизнь. Я могу лишь выживать, и пока жив воспоминания тоже. Возможно, сердце перестало биться четыреста семьдесят четыре года назад. Но болеть не перестало.

Я закрываю глаза и пытаюсь уснуть, но бесполезно.

Когда небо светлеет, становясь ясно-голубым, а луна висит над моим правым плечом, как идеальный прожектор, я начинаю думать о женщинах моей жизни и остро чувствую боль одинокого существования.

В последнее время я всё чаще хочу отказаться от одиночества. Возможно, пора создать клан здесь, на озере Тахо, а может, следует отправиться в Лас-Вегас, чтобы присоединиться к местному клану. Мысль о том, чтобы окружить себя вампирами, приносит лишь частичное облегчение. Истинное желание — соединиться с единственной парой — не осуществимо. Любая надежда на вечность с кем-то умерла так давно. Я хочу, чтобы эти воспоминания исчезли, но некоторые обрывки неумолимо всплывают перед глазами, и я начинаю думать о Ханне.

Август 1720 г. Корнуолл, Англия

После того, как мне надоел клан, в котором жил последние сто лет, я снова блуждаю в одиночестве по Европе. Мой друг Коллум вернулся Шотландию, чтобы собрать свою шайку сирот в горах. Я же решил пожить одному, и отваживаюсь вернуться в Корнуолл — страну, где родился.

С учётом того, что всё продолжает двигаться, это место, кажется, подходящим, как и любое другое, чтобы в нём жить, пока думаю, куда идти дальше. О семейном домике в Пенрине нечего и говорить, он давно уже не во владении моей семьи. Так что меня привлекают центр города и церковный двор.

Надгробия истёрлись от времени, но мне не нужно читать имена, чтобы найти место последнего упокоения моих родителей. Клён вырос до невероятной высоты и должен обеспечивать прохладную тень для могил. Естественно, я прихожу ночью и стою в тени от луны.

Не хочу долго оставаться в этом районе, но меня задерживает ностальгия. Большая часть города осталась прежней, и всё же изменения, произошедшие за годы, сделаны с оглядкой на историю.

Я иду по проулку, мимо церкви, в центр города, намереваясь найти какую-нибудь ничего не подозревающую душу, очаровать её и поесть. Я поворачиваю в конце низкой каменной стены, и когда вижу её, приходится опереться на стену, чтобы удержать равновесие. Она выходит из дверей гостиницы, где я остановился на неделю. Клин тёплого золотистого света струится через открытую дверь; яркая вспышка в ночи, которая скрывает лицо женщины. На ней тёмно-зелёный плащ, капюшон откинут. Светлые волосы блестят и отражают свет, как редкий солнечный луч в ночи. Я не знаю, кто она, хотя последние два дня провёл в гостинице. Судя по цвету волос, ещё одна дочь хозяина гостиницы. Я видел, как три или четыре дочери работали в гостинице по вечерам и ранним утром, и хотя они очень похожи, именно волосы указывают на то, что они члены семьи. Когда она поворачивается ко мне, дверь закрывается, и яркая луна освещает её лицо. Тепло и цвет исчезают, и она становится богиней в ослепительной белизне и глубокой тени.