Застеколье (СИ) - Страница 45

– Мне отце говорил, что нашими предками поляки были. Только, они обрусели, православие приняли, а за прадеда, что пономарем был при храме, дали фамилию Пономарев.

– Елки–палки, куда я и попал! – хмыкнул я. – Сплошные немцы да ляхи. Как же вас в ФСБ взяли?

– Так страна у нас такая – сплошной коктейль из наций и народов, всего намешано, – пожал плечами генерал. – А какая страна, такая и госбезопасность. Откуда истинных арийцев взять? А сам–то, уверен, что ты чистокровный русак?

– А хрен его знает, – беззаботно отозвался я. – Скорее, не чистокровный. Есть кто–нибудь – татары там, финно–угры. Мать из Харовского района родом, а туда тоже, кого только не ссылали. Может, что–то и польское есть. А какая разница? Родословной не занимался, а если и займусь, какой смысл? Графьев–князьев среди предков нет. Все больше крестьяне да учителя. Так что, глубже восемнадцатого века не доберусь.

– А почему? – заинтересовался Леонид. – Я думал, когда на пенсию выйду, родословное древо составить.

– Так все просто, – пояснил я. – У нас ЗАГСов не было. До Петра Первого никто ни смертей, ни рождений не записывал. Только при нем стали учетные книги вести. Ну, можно еще кое–что по Переписным книгам раздобыть, когда первые Романовы свое хозяйство решили переписать, вместе с крестьянами, но их мало сохранилось.

– Жаль, – огорчился майор. – А так хотелось узнать, где мои предки были во времена Куликовской битвы, или там, стояния какого–нибудь.

Мне тоже было жаль, но ничем помочь не мог. Я и своей–то родословной не знаю, да и неинтересно, если честно.

Какое–то время мы ехали молча. Но смотреть в окно скоро наскучило. Да и сложно было что–то углядеть в наступающих сумерках.

– Ну, расскажи еще про кого–нибудь, – попросил генерал, прервав молчание. – Ты еще какую–то фамилию называл.

О ком я вспоминал первоначально, уже успел запамятовать. Много их было, ссыльных. Начал вспоминать, прикидывая – про кого бы рассказать, чтобы интереснее?

– Сестра Ленина вместе с матерью у нас два года жила, – начал я перечислять. Потом – Урицкий, наш коллега. Про Луначарского со Сталиным я говорил. А, был еще писатель Ремизов, еще – Борис Савенков.

– Про Савенкова знаем, – оживился Унгерн. – Мы его даже на курсах изучали. Известный террорист, кроме того книги писал. Кажется, псевдоним Ропшин?

– Он самый, – кивнул я, не удивленный познаниям своего начальника. И тут, неожиданно, вспомнил, о ком я уже упоминал. – Лесток у нас еще был. Очень интересная фигура! Помните, фильм про гардемаринов? Самый первый – «Гардемарины вперед»? Да? Лесток там был. Его Владислав Стржельчик играл.

– Помню, – оживился Леонид. – Про гардемаринов очень нравится трилогия. Лесток – жук еще тот! Он, вроде бы, министром был?

– Как же! – хмыкнул я. – Лесток был личным врачом императрицы Елизаветы. Помогал на престол взойти. За это и ордена получил, и титулы. Ну, потом ему мало показалось – стал интриговать. Вначале Елизавета Петровна ему верила, потом перестала. А как перестала, отправила бывшего любимца в Вологодскую губернию, в Великий Устюг. Очень неугомонный был старик. На жизнь зарабатывал тем, что приезжих в карты обыгрывал, а еще пиво варил.

– Ишь, какой молодец! – похвалил генерал «каналью государыни». – Не спился, руки не опустил.

– Мало того, он в ссылке десять с лишним лет пробыл, вернулся, когда царица уже умерла, в семьдесят с лишним лет по девкам бегал.

– Олег, а почему говорят, что вологодский конвой – самый злой? – поинтересовался Унгерн.

– Вологодский конвой шутить не любит – шаг вправо, шаг влево, считается побег! – налегая на букву «о» продекламировал майор Пономарев.

Постаравшись пропустить мимо ушей эту старую побасенку, которую я слышал, в своей жизни, раз сто, пояснил:

– В семнадцатом веке ссыльных и каторжников стали отправлять не Вологду, а в Сибирь. Но Вологодского края все равно было не миновать. Наш участок дороги был самым длинным, а конвоирами наряжали стрельцов. Арестантов по головам считали. Сколько принял – столько привел. Если кто–то терялся в дороге – один из стрельцов сам на каторгу шел. Станешь тут злым. Кому хочется в арестанты?

– А я у Солженицына читал, что это при Советской власти придумали, – хмыкнул Леонид, поглядывая на меня в зеркало.

– Так Советской власти много чего приписывают. И паспорта, и прописку. А это все гораздо раньше изобрели, – сказал Унгерн. Пояснил: – Я когда архивные документы смотрел, обратил внимание, что все жители должны регистрироваться в полицейском управлении.

Генерал хотел еще что–то добавить, но тут запищала рация. Нажав на прием, начальник обронил:

– Первый!

– Первый, я третий, нападение!

– Понял, – бросил в микрофон генерал. – Второй – выдвигаешься. Оценить обстановку, не торопиться. – Отключившись, приказал водителю: – Леонид, пропусти ребят.

Пономарев, с легкой грустинкой – наверное, майору хотелось повоевать, уступил дорогу тяжелой «газельке» (Унгерн говорил, что это какая–то другая машина, но я все равно не разбираюсь и все, что немного напоминает «газель», именую «газелью»).

Мы прижались к обочине. Унгерн запустил руку под сиденье и вытянул оттуда бронежилет.

– Сможешь надеть?

– Как–нибудь, – буркнул я, принимая тяжеленную штуку.

Просунуть голову в вырез, застегнуть «липы», ума много не надо. А еще – чуть было не забыл, что под мышкой у меня кобура и вначале нужно достать пистолет, а уж потом обряжаться в «доспехи».

Но на меня внимание никто не обращал. И генерал–майор и майор втискивались в «бронники», а потом выволокли еще и автоматы. Интересно, что у них еще понапихано?

– Товарищ генерал, разрешите «эрпэгэшку» достать? – деловито поинтересовался Пономарев.

– А у тебя есть? – удивился генерал.

– Взял, на всякий случай, – скромно сообщил Леонид.

– Тащи, – распорядился Унгерн, а когда майор выскочил открывать багажник, сказал, словно оправдываясь. – Танков не должно быть, но с гранатометом хуже не будет.

– А для меняавтомата нет? – поинтересовался я.

– Тебе не положено, – веско заявил генерал. Не удержался от подначки: – Собирался для тебя бумеранг заказать, но забыл. Или топорики метательные.

– Лучше шарики.

– Бильярдные подойдут? У нас на базе отдыха стол бильярдный сломался – все равно списывать, а шары без дела лежат.

– Лучше стальные, от подшипников. Но в крайнем случае, подойдут и такие. Правда, – вздохнул я, – бильярдным шаром черепушку не проломить.

– Олег, ты это серьезно? – изумился генерал.

– А что такое? – пожал я плечами. – Стальные тяжелее и места занимают меньше.

– М–да, – протянул Унгерн. – Все не привыкну, какого я монстра взрастил. Кто бы подумал, что школьный учитель будет всерьез рассуждать – чем лучше проламывать черепа.

Я не стал ничего отвечать. Да и наш водитель уже тащил «тяжелое» вооружение. Когда довольный Пономарев сунул в кабину две трубы, наложенные друг на друга и увесистую коробку, Унгерн покачал головой:

– Лень, а ты где «Баркас» откопал? У нас же старые модели были.

– Друга попросил, – признался майор, устраивая РПГ на соседнем сиденье так, чтобы труба не упиралась в ноги.

– И что это за друзья–то такие, если они новые разработки гранатометов раздают? – в раздумчивости изрек генерал. – Может, стоит ими заняться?

– Да вы что, товарищ генерал! – всполошился майор. – Все совершенно легально. Когда тридцать вторые «эрпэгэшки» на склад Минобороны поступили, часть в Иорданию отправили, часть в войска, остальные нам. Я десять штук для нашего управления выбил. Один у меня, остальные у ребят из спецгруппы. Вначале давать не хотели – мол, для «тарелочников» и двадцать второй сойдет, но я уперся. А тут как раз приятель подошел – он после ранения на складе служит. Помог.

– Тогда ладно, – махнул рукой генерал.

– Может, поедем потихонечку? – предложил Леонид.