Засада - Страница 8

— Как она? — спросил он сухо. Я пожал плечами.

— Боюсь, врачам и психиатрам предстоит с ней поработать. Нам только и остается, что доставить ее останки домой. Может быть, ее удастся подремонтировать. Если нет — что ж, есть у нас места, куда помещают бедолаг вроде нее. С этой проблемой нам в нашей работе очень часто приходится сталкиваться.

— Вы воспринимаете беду, приключившуюся с этой девушкой — вашей коллегой, — как-то очень спокойно. — Он говорил ледяным тоном. Его заявление не требовало ответа, поэтому я ничего не сказал. Он продолжал: — Но сегодня вы можете гордиться собой, сеньор Хелм. Вы проявили себя героем. И метким стрелком. Вы убили многих.

— Да, но только после того, как вы указывали мне направление, — ответил я. После встречи с Шейлой я и сам был в не слишком хорошем настроении.

Он глубоко вздохнул.

— Это верно. Я вам помогал.

— Вы скорбите по Сантосу, полковник?

— Ох! Эль Фуэрте был сукин сын! Но вот его люди... Вы видели, как они наступали, сеньор? Их вождь погиб, но тут же в их рядах появлялись новые командиры. Мы убивали их, но они все возникали и возникали, с оружием в руках... Президент Авила казнит их всех как бунтовщиков и бандитов. В этой стране, знаете ли, бунтовщик — это всегда бандит. А Эль Фуэрте был самым отъявленным бандитом. Но, знаете, бывает, что я вдруг ловлю себя на мысли: ведь это мои соотечественники — да, даже те, кто так зверски измучил вашу женщину-агента. В конце концов, ведь она пришла к ним, чтобы обмануть и убить. Их спровоцировали, сеньор. Может быть, когда-нибудь они найдут себе вождя, достойного их. А пока... — он скорчил гримасу. — Пока я помогаю гринго убивать их с расстояния в пятьсот метров. Простите меня, я не хотел вас оскорбить. Но не люблю смотреть, как умирают отважные люди, — он замялся. — Окажите мне услугу, сеньор Хелм.

— Считайте, что уже оказал.

— Ваше ружье. С оптическим прицелом. Не сомневаюсь, что нашему президенту будет любопытно взглянуть на ружье, из которого был убит Эль Фуэрте с расстояния полкилометра. Можно мне взять это ружье и отвезти ему?

— Конечно, — ответил я. В конце концов, это ружье — собственность правительства. И мне оно было больше ни к чему. К тому же я был уверен, что такой подарок только сцементирует наши двусторонние отношения и будет воспринят в Вашингтоне с одобрением. — Конечно. Можете взять. Но с одним условием.

— С каким?

— Что либо вы, либо кто-то из ваших солдат понесет эту дрыну на себе. У меня уж и так от него спина чуть не онемела.

Он коротко рассмеялся. Мы опять были друзьями — во всяком случае, хорошими приятелями, как то и должно случиться, принимая во внимание существенную разницу в нашей жизненной философии.

— Вы Muy hombre, сеньор Хелм. Если у нас с вами возникло какое-то недопонимание, я приношу свои извинения. Вы настоящий мужчина.

— Спокойной ночи, полковник. Жаль, что вы не научились стрелять, будучи младшим офицером. Думаю, в противном случае вы стали бы блестящим генералом.

Утром все было тихо. Мы спустились с гор, неся Шейлу на спешно сделанных носилках, поскольку она была не в силах передвигаться самостоятельно. К вечеру, без приключений, мы добрались до реки. С наступлением темноты за нами приплыла лодка, и мы отправились к ожидающему нас кораблю в море близ устья.

Это была во всех отношениях образцовая операция, подумал я. Два дня спустя в Вашингтоне я понял, что ошибся.

Прошла неделя. Мне ужасно не хотелось отправляться утром в понедельник в знакомый кабинет на втором этаже, чтобы узнать от Мака, где я еще допустил ошибку. Но я, подчиняясь уставу, отправился в архив, расположенный у нас в подвале — как мы и должны поступать, оказавшись в Вашингтоне. Я просмотрел картотеку и освежил свою память о людях нашей профессии, которые, считаясь достаточно крупными специалистами в своей области, удостоились оказаться в “приоритетном списке”. Я читал личнst дела Дикмана, Кольца, Рослоффа, Вади и Бэзила — все это были милые люди, которым достаточно было бросить один взгляд на тебя, чтобы убить в ту же секунду.

Кого-то из “стариков” я там не нашел — тех, с кем кто-то из наших “вступил в контакт” в разных местах. Зато были тут новенькие — совсем недавно получившие “приоритетный” статус. Чтение отчетов об их недавних достижениях улучшило мне настроение. Я листал эти досье с таким ощущением, будто читал биографии старинных друзей, выбившихся в люди. Все это были ребята, на кого можно было положиться — Не то что эти самодовольные сволочи из Пентагона, или из государственного департамента, или из прочих учреждений этого мерзкого городишки, на месте которого раньше были, наверное, зловонные болота, пока кому-то не пришла в голову мысль их осушить.

Мак меня не разочаровал. Перед ним лежал перечень моих промахов, составленный каким-то шибко башковитым мерзавцем в гетрах, который, конечно же, сочинял его во время игры в гольф на выходные. Впрочем, пожалуй, я к ним несправедлив. Вряд ли они играют в гольф, надев гетры. Я стоял у окна, глядел на залитую солнцем улицу, и слушал. Спешащие внизу под окнами девушки были все как на подбор свеженькие и симпатичные в своих летних платьицах и узких джинcах. И наверное, думалось мне, достаточно приятные в общении. Глупо было бы презирать их только за то, что им не доводилось в жизни видеть труп мужчины или женщину, сломленную долгими зверствами и унижениями.

— Черт побери, сэр, — сказал я, не поворачивая головы. — Если им нужны были только разведданные, почему же они не обратились в ЦРУ? Я ездил туда пострелять из ружья, а не делать записи и фотографировать. Они что, так и не поняли, чем мы занимаемся?

Мак зашуршал бумагами.

— Твое описание в первом приближении соответствует “Рудовику-Ш” или IV, — сказал он. — Это уменьшенная версия их лучшей баллистической ракеты среднего радиуса действия с кое-какими очень интересными новшествами, которые сообщают ей дальность полета ее крупного прототипа. Различия в обеих моделях касаются только двигателя и связаны с системой пуска и типом твердого топлива. Последняя модель имеет радиус действия порядка тысячи шестисот миль, если верить нашим лучшим источникам. А они не очень-то хороши. У нас считали, что предыдущая модель имела радиус действия тысячу двести миль. Возможно — хотя мы в этом не уверены, — что русские отправили Кастро как раз устаревшие ракеты третьей модели, одну из которых он припрятал и перебросил в Коста-Верде. Видимо, стремясь побыстрее избавиться от нее, пока об этом не прознали его русские друзья.

— Ну, нам-то не важно, какая именно модель, — сказал я. — Ни та, ни другая, во всяком случае, не достигает Соединенных Штатов. Но есть такая лужа, которую все называют Панамским каналом — она как раз находится в радиусе действия обеих моделей.

— Вот именно! Многие детали конструкции мобильной системы “Рудовик” у нас пока что неизвестны, но одно можно сказать определенно: ракеты всех систем несут ядерные боеголовки. У нас в Вашингтоне их обычно называют “Московскими крохами”.

— Из Вашингтона они, видимо, и впрямь кажутся крошечными, — возразил я. — Но когда смотришь на нес вблизи из кустов, она не кажется такой уж миниатюрной. Что-нибудь слышно от президента Авилы?

— Президент сейчас занят военными приготовлениями, — сказал Мак. — Развивая успех отчаянного рейда на штаб повстанцев, в ходе которого был убит лидер бандитов Сантос, правительственные войска, как нам сообщили, заняли прилегающие районы и в настоящее время уничтожают разрозненные остатки революционной армии. Как только ситуация стабилизируется, по словам министерства иностранных дел, будет проведено тщательное расследование. — Мак сделал многозначительную паузу. — Здесь, в Вашингтоне, кое-кто считает, что было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты смог сам разобраться с этим делом на месте.

— Ага, значит, они еще не отказались от этой идеи, — я повернулся к нему. — Ну, и какой долболом из многих, с кем я тут встречался, сделал такое предложение?