Заря цвета пепла - Страница 10

– Почему ты не думаешь, что он просто благородный человек?

– А, ну да. По-твоему, объем благородства равен сумме уплаченной взятки? Вот если бы ты изучал в своем «Итоне» не только Боэция[11] со святым Северином, но и Маркса с Лениным, то знал бы, что любой буржуин за стопроцентную прибыль удавится на резинке от собственных трусов. Вот давай сейчас с тобой забьемся, что в кабаке мистер Рид попробует меня подпоить и разузнать побольше о калифорнийских сокровищах?

– Ты так думаешь?

– Предвкушаю. И да сопутствует ему птица, поющая на иве, – наивняк!..

К моменту, когда я начал пропускать тосты, хозяин трактира уже любил нас, как родных, и был готов отправить конного гонца в Ригу, чтобы привезти лучшего вина из запасов губернатора и архиепископа.

Споить моего напарника вином было начинанием столь же абсурдным, как попытка сбить пламя спиртом. В этой Митаве – а если правду сказать, то во всей Лифляндии и Ливонии вкупе с Курляндией – не нашлось бы, пожалуй, человека, способного с возвышенной задумчивостью на челе на протяжении суток хлестать жуткое пойло, по количеству градусов неуклонно стремящееся к температуре закипания воды, которое Сергей ласково именовал «лисовым напием».

Как-то раз, экспроприировав в институтской учебной алхимической лаборатории часть приборов и реагентов, Лис уединился на ночь в оружейной мастерской и к утру представил миру агрегат – настоящий шедевр самобытной творческой мысли. Зелье, получавшееся в результате перегонки на нем, валило с ног не хуже ударной волны ближнего взрыва.

Сначала руководство объявило Сергею выговор за нецелевое использование оборудования и помещения, но после того, как во время одной из операций Лис умудрился вбросить початый штоф разведенного «лисового напию» – «слез палача» в распахнутую пасть невесть откуда взявшегося чудовища – мантикоры… В общем, после этого напиток шел по статье «Вооружение», но применялся только в крайних случаях.

Роберт Рид, естественно, не мог знать об этом и с каждой минутой все больше и больше приближался к состоянию, когда земное притяжение торжествует над волей человека. Как многие уроженцы Америки, он простодушно полагал, что умеет пить. К моменту, когда Лис произнес роковую фразу: «Ну что, может, это все пивком заполируем?» – мы знали, во сколько обошлось наше освобождение и как нужны ему и Софи деньги, чтобы наконец твердо встать на ноги и не зависеть от всяких… тут Роберт приложил палец к губам и зашипел на него, как больная ангиной змея: «Тшшш…»

Спустя несколько минут он вцепился в рукав Лисовского камзола, выпытывая у него, как здоровье Лафайета. Затем провозгласил тост в его честь, сообщил, что с детства мечтал познакомиться с этим героическим человеком, и если ему посчастливится, то будет рад издать мемуары кумира своего детства. Как мне показалось, эти речи он вел, все еще будучи в довольно ясном уме. Это уже потом, когда взор канадца начал по осмысленности напоминать поверхность воды в стоячем болоте, он притянул наши головы и сообщил, что и сам когда-то слышал от одного индейца, будто в Калифорнии на берегах Сакраменто есть золото. Даже видел небольшой самородок, добытый именно там, как божился дикий сын прерий. Можно было не сомневаться – наживка проглочена столь глубоко, что стоило вовремя отдернуть руку.

Я не помню, после какой бутылки хозяин верфи стал считать нас едва ли не братьями. Но под рислинг[12] он уже мечтал о времени, когда построит здесь пятнадцать акатов и сможет отправиться вместе с нами в долину Первого Слова, чтобы утереть золотые слезы со щек базальтовых скал. В подпитии Роберт становился поэтичен, что, впрочем, свойственно многим французам, с которыми мне доводилось выпивать. Важнее было другое, и именно на это Лис не замедлил обратить внимание:

– Капитан, иго этот племянник дяди Сэма лепечет о каких-то акатах? Самокаты знаю. Откаты знаю. А это куда каты?

Я пил меньше товарищей, поэтому сразу по достоинству оценил уместность вопроса.

– Сережа, это очень интересный вид кораблей, весьма редкий, хотя и вполне успешно применяющийся. Так, в российском флоте их всего два, и оба себя прекрасно зарекомендовали в средиземноморском походе.

– Не понял! – обиделся Сергей за родной флот. – А че так мало?! Опять деньги попилили?!

– Погоди. Акат – это своего рода смесь фрегата со средиземноморской шебекой.

– А, шебеки я помню. Такие, под треугольными парусами. На них еще пираты по Средиземному морю носились, как блохи по сковородке.

– Что-то вроде того. Так вот, этот корабль может ходить круто к ветру, в совсем безветренную погоду использует весла, имеет на борту двадцать пушек, включая пару трехпудовых гаубиц, и в стационарном режиме берет на борт сотню мушкетеров с шестью офицерами.

– Ага, то есть в режиме «перетоптаться» – и все полтораста влезут.

– На несколько часов могут и больше. Если прикинуть, пятнадцати акатов вполне хватит, чтобы захватить внезапным ударом любой английский порт.

– Неслабая комбинация… – Лис хотел еще что-то добавить, но тут Роберт вновь решил посекретничать и, отогнав слугу, принесшего новую бутыль, зашептал, притягивая нас к себе:

– Вы, главное, не беспокойтесь. Я тут долго не задержусь: организую все и, фьють, – вольная пташка.

– А строить кто будет? – затронутый за живое судьбой российских акатов, посуровел Лис. – Акаты, они ж, поди, не акации, сами не вырастут.

– Сами не сами – это не моего ума дело. А вот давайте лучше выпьем… – он задумался, – а вот хотя бы за акацию. Чтоб она нас не исколола!..

День закончился мрачно, а следующий начался так, будто прежний и не кончался. Застав поутру у двери номера офицера из штаба Конде, я начал лихорадочно приводить себя в пристойный вид. А когда начал узнавать в зеркале знакомые черты, в комнату, держась для верности за стенку, ввалился Роберт Рид.

– Приятель, она меня выгнала! Сказала, что я – пьяное барахло. Я же, клянусь честью, только о ней и забочусь.

– Там в спальне, на столике у кровати, початая бутылка мадейры, – словно между прочим ответил я.

– Это спасибо, это большое спасибо, но я не о том. Только ж – тсс! – мне нужно отправить малютку Софи к ее, – он взял паузу, – ну, то есть к моему… ну, то есть к нашему дяде с подписанными здесь бумагами. Затем, когда она будет возвращаться обратно, сопроводить ее сюда. Оно не то чтобы сильно опасно, во Франции дядя обеспечит надежную защиту, но вот назад с ней могут быть немалые деньги, кто-то должен охранять и присматривать. Сами понимаете, женщины и деньги…

– Понимаю, понимаю.

– Я вижу, вы с другом – люди чести, и, – Роберт потряс указательным пальцем перед моим носом, – я вижу, крошка Софи вам приглянулась. Ну конечно, разве такая, как она, может не приглянуться? Она же настоящий ангелок! – Он развел руками и мечтательно поднял глаза. – В одном ее мизинце грации больше, чем во всех дамах Нового Орлеана, ну, в смысле, Квебека. – Он вновь остановился, понимая, что сболтнул лишнее, и перешел к деловой части вопроса. – Так, стало быть, если вы с другом возьметесь сопроводить мою сестрицу в Париж и обратно, я готов хорошо заплатить. А затем, – он щелкнул пальцами, – Сакраменто!

Принц Конде встретил меня радушно и с нескрываемым интересом принялся расспрашивать о в высшей мере странной истории с пропавшим художником. Посетовав на продажность и нерасторопность местной полиции, он вызвал адъютанта и, велев доставить ему «багаж месье», вновь обернулся ко мне:

– Друг мой, вам сейчас принесут форму лейтенанта армии этих ублюдков. Это настоящий мундир, хотя на вашем месте я бы велел подогнать его по фигуре. Вместе с ним я передаю вам депешу, отправленную генералом Журданом из Рейнской армии в Париж, генералу Дарю – начальнику тыла республиканцев. Вдобавок вы получите личные воспоминания, любезно написанные прежним хозяином одежды. Этот молодой офицер перешел на нашу сторону и с радостью согласился изложить все, что он знает о штабе Журдана, всех тамошних генералах, офицерах, их мелких грешках, амурных историях, словом – все, что должно быть известно смышленому и смазливому лейтенанту.