Зарницы смуты (СИ) - Страница 60

— Так я и думал! — Деррик вытащил из внутреннего кармана камень. — Вот ведь сучье племя.

Вещица едва заметно светилась и подрагивала на ладони, воздух над ней сгустился, нити заметно дрожали, растягивались.

Оба старых друга выглядели встревоженными, молча обменивались взглядами. Наконец, когда камень начал заметно подпрыгивать и испускать ровное свечение, Тарий произнес:

— Надо от него избавляться. Если ворота откроются прямо сейчас, все мы можем оказаться в незавидном положении.

— А если удастся взять «языка»? — облизнулся Деррик. — Риск того стоит.

— Нет, — обрубил грандмастер. — Были б мы с тобой вдвоем — даже и раздумывать не стал бы. Не забывай — теперь отвечаем не только за наши шкуры, но еще и за детишек.

Решение далось Призраку не просто; он сжал губы, пронзительно и неприятно оглядел наши лица. Готов поклясться, что в его бесцветных глазах сверкнула искорка если не ненависти, то уж глубокой неприязни точно. Должно быть, он отчаянно жаждал приключений, раз согласился путешествовать с такими, как мы.

Деррик набрал воздуха в грудь, размахнулся и швырнул камень со скалистого утеса прямо в море.

То, что произошло потом, описать сложно: в полете камень с гулким хлопком разлетелся на куски, и на месте взрыва образовался темный провал. Прямо в воздухе. Из «ворот», как называл их Тарий, будто пшено из рваного мешка, посыпались вооруженные люди. Бородачи. С дикими воплями они падали в ледяную воду, расшибались о зубья рифов и гальку. Море пожирало их, как мифическое чудовище с бездонной пастью, — не оставляя следов.

Миг — и мир вновь погрузился в тишину. Лишь где-то между берегом и полосой прибоя жалобно выл искалеченный бородач. Внушительных размеров отряд оказался уничтожен в четыре удара сердца.

— Вот так становятся героями, — хмыкнул Призрак. — Если будут спрашивать, так и говорите: Деррик Энгун в одиночку расправился с целым отрядом.

Он вразвалочку пошел к тракту.

— Думаю, не стоит объяснять, что все увиденное должно остаться тайной? — вскинул бровь Тарий. — Быть может, мы нашли лаз, по которому эти ублюдки пробирались незамеченными через полконтинента. Пусть их командиры и дальше считают, что нам эта тайна неведома.

К всеобщей радости, мы наконец-то вышли к более-менее живым землям. Деревца стали попадаться чаще, у тракта многие склоны поросли травой. Мерзлой, жухлой.

Набрели на замерзший ручеек, вдоль русла которого тянулись нестройные ряды камыша. Мелгер уверял, что видел ласточку над далекой осыпью. Дорога сделалась шире, солнце показалось из-за туч. Идти стало веселее, несмотря на то, что ноги мои уже изрядно ныли — отвык за время пребывания в университете от тягот пути. Девушки начинали заметно прихрамывать, и, если Нисси периодически всхлипывала и умоляюще поглядывала на Тария, то Тай плелась в самом конце группы, поддерживаемая Лоббером и, не стесняясь, крыла отборной руганью всех и вся. Хорошо еще, что обе понимали — останавливаться надолго нельзя.

— У моего отца есть три скаковые лошади, — неожиданно громко пробормотала Клифорт. — Ни разу… ни разу в жизни ему не удалось усадить меня в седло! Я боялась лошадей! А сейчас залезла бы даже на бешеного быка.

— Приличным девушкам в седло садиться опасно, — хохотнула Тай. Она, судя по всему, себя к «приличным» не относила. — Ибо первой брачной ночью мужа может поджидать неприятная неожиданность.

Я увидел, как покраснел Мелгер. Призрак громко заржал и хлопнул Тария по плечу. Нисси растерянно потерла ладошкой кончик длинного носа и спросила:

— Какая?

— Сорванный раньше времени бутон, к примеру.

Клифорт поперхнулась.

Как можно описать припортовый город Иглтон? Пожалуй, слово «дыра» как нельзя лучше характеризует это место. Узкие грязные улочки, кабаки, рыбная вонь и чумазые, враждебно выглядящие горожане. Нечто схожее с Ромбадом, только куда меньше и, если такое сравнение вообще возможно между двумя выгребными ямами, чище. Еще никогда не доводилось видеть такого гадкого городишки под крылом Каолита.

— Миру нужны злачные места, — усмехался Призрак. — Если все вокруг будет сахарным, жизнь станет унылой и приторной. Как это ни странно, но можно соскучиться и по грязи, холоду, стертым до крови ногам. По опасности, в конце концов!

«Это он на себя намекает, что ли? — подумал я тогда. — Скорее всего. Жена у него, судя по всему, не из бедных… неужели надоело жить в роскоши?»

На ночлег мы остановились в узком бревенчатом домике в два этажа — от постоялых дворов и ночлежек решили отказаться, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. В таверне можно нарваться на драку, а местные головорезы только того и ждут.

Принимала нас вдова рыбака. Еще молодая, в общем-то, женщина, из-за жизненных тягот, состарившаяся раньше времени. Ее дети давно уехали из Иглтона в Голендор, и винить их в стремлении жить в лучшем месте нельзя. Мне было непонятно лишь одно — почему оставили мать в такой жуткой дыре? Объяснение дала сама хозяйка:

— Мне и здесь хорошо, — приговаривала она, подавая на стол жареную рыбу, лепешки и соленую печень трески. Ей помогала Нисси. — Ребятки мои хорошо устроились, денюжку шлют исправно. Да я и сама не пропаду! У мужа остались кое-какие связи.

— Контрабанда? — хмыкнул Тарий. — Не удивляйтесь, мой отец тоже ею промышлял. Только жили мы на юге… в местах, подобных Иглтону, приходится проявлять смекалку и изворотливость, чтобы выжить. Мы не хранители, так что можете говорить смело.

— Ну, вы же понимаете, что одной рыбной ловлей тяжело прокормиться. А так… у меня есть замечательный домик, корова и даже мерин, на котором муж ездил на базар в город Ганфтул. Еды всегда полно, иногда покупаю книги у приезжих торговцев или обнищавших горожан. Меня все устраивает.

После плотного ужина и продолжительной беседы, настало время сна.

— Все-таки женщиной быть хорошо! — философски заметил Лоббер, когда мы устраивались на ночь в сарае. — Почему-то для них мягкие кровати всегда находятся. А нам…

Он оглядел темное, сырое помещение. С потолка свисали веревки, на которых болтались мешки с крупами и овсом, в углу — ворох потемневшего от влаги сена; за тонкой деревянной перегородкой протяжно замычала корова. Чистая, ухоженная, эдакая полная противоположность всему остальному сараю. Балки под потолком затянула паутина, крохотное слуховое окошко оказалось заколоченным.

Я кинул скатку на сено и, не раздеваясь, повалился сверху. Здесь было мягко, тепло и безопасно. Если коротал прошлую ночь в ветхой каменной пирамиде, открытой всем ветрам, стоит ли возмущаться, когда над головой настоящая крыша?

— Изнеженные вы, колдуны, — зевая, пробормотал Призрак. — Все бы вам ныть да жаловаться. Кстати, все никак не спрошу, а твои прародители из каких были?

— Школа Наделения, — спустя какое-то время ответил Лоббер. — Но к работе над Кристаллом их не подпустили. Проклятые интриганы сделали все, чтобы помешать им! Может, именно поэтому моя прабабка перешла на сторону простых смертных. Обида — опасная штука.

— А что такое эти ваши «школы»? — О жизни за морем было известно крайне мало, и за любые обрывки знаний я готов цепляться руками и ногами.

— Вряд ли вы поймете, — отмахнулся Солье. — Даже наше поколение почти ничего не знает о взаимоотношении школ. Из родителей слова не вытянешь! Знаю только, что веками они соперничали между собой за право старшинства над всеми остальными. Деление происходило примерно так же, как сейчас в Университете. Толька не по стихиям, — колдуны из школы Стихии владели ими в равной мере, — а умениям. Знаю, что помимо уже упомянутой Стихийной, были еще Наделение и Некромантия со всеми ее подвидами. Другие, более мелкие школы, мне, увы, уже неизвестны.

— Чего только со скуки не придумывают, — улыбнулся Тарий. — Зачем такое сложное деление?

— Проще управлять, — пожал плечами молодой колдун. — Нужно понимать, что древние колдуны были заносчивыми, тщеславными и донельзя уверенными в своих силах. Чтобы не допустить откровенной вражды между школами, мудрые предки придумали эту самую игру со старшинством. К ней у нас относились со всем уважением, и за шестьсот лет правила никогда не нарушались.