Зарницы смуты (СИ) - Страница 42

— Что же такого есть на юге? — Он подошел к окну, чтобы в очередной раз увидеть четверых молодцев в форме хранителей, прохаживающихся по улице. — И какой резон устраивать резню ради одного человека? Даже не человека, а его дара…

Люди сторонились вооруженных служителей порядка. Арбалеты, копья, мечи… многовато оружия. Иногда кукловоду казалось, что оружия вообще всегда слишком много и что без него жизнь стала бы лучше, а люди — добрее. Но он понимал — такое просто невозможно.

«Схожу-ка в городскую библиотеку. Раз уж толстяк не собирается делиться некоторыми тайнами, нарою что-нибудь сам. Все одно — делать нечего».

Он проскользнул через улицу незамеченным и скрылся в темных подворотнях.

На западе и севере самые бедные районы располагались в относительном отдалении от центра, но в Эйфариносе все иначе. Вдоль оживленных улиц высились роскошные особняки и магазины, за ними ютились высокие дома в три-четыре этажа, там в крохотных комнатенках жили горожане победнее. Следом тянулись нескончаемые ульи из дерева, холстины и натянутых на каркасы кож, где влачили жалкое существование самые бедные жители. Заходить туда опасно, даже хранители не всегда решались сделать это, но если хочешь скрыться от возможных преследователей — лучшего места не найти. Валиадо предпочитал ходить именно через нищенский район. Тем более Риасс научил, что нужно делать…

— Проводить, дяденька? — Не успел кукловод оказаться в трущобах, как словно из ниоткуда появился чумазый мальчонка.

На ногах обмотки, волосы, слипшиеся от грязи, всклокочены; лицо усыпано прыщами и гнойниками. Зато протертую тунику стягивал крепкий кожаный пояс, за которым торчал нож с обмотанным тряпкой лезвием.

— Крусан и еще вот это, — Валиадо вытащил из небольшой сумки четвертинку пропеченного белого хлеба, — сойдет за плату?

— Ага, давай сюда!

Пацан вгрызся в краюху с яростью, едва не подавившись крошками. Корочка хрустела на зубах, послышалось довольное урчание. Конечно, кукловод запросто мог подчинить юнца, тогда бы не пришлось платить, но… не мог заставить себя сделать это. К тому же сопляк неплохо говорил на всеобщем, так что можно было кое-что вызнать.

«Может быть, монета поможет не загнуться семье оборванца от голода… с тем же успехом он легко спустит ее на семена дурмана или свекольную бурду. Но это уже меня не касается. Я даю возможность выбора…»

У трущоб свои законы. Когда кто-то нанимается проводником, даже самые безжалостные и жестокие убийцы не осмеливаются нападать на ведомого. Нельзя же лишать себя и окружающих последнего заработка? Вот и приходилось людям, жадно разглядывающим сумку Валиадо, сдерживаться.

Оборванцы палили костры под закопченными котлами с камнями и водой, возле которых грели руки. В воздухе стоял удушливый запах гари, под ногами чавкало тошнотворного вида месиво из грязи, обрывков тканей, истлевших вещей и, о чем думать совершенно не хотелось, человеческих испражнений.

Кукловод подавил тошноту, вскинул голову. Тут же уперся взглядом в худую женщину с острыми плечами и обвислой грудью, проглядывавшей сквозь тряпье. Вокруг нищенки крутились детишки и с нетерпением ждали обеда — на вертеле поджаривалась собака. Что удивляло, так это полное отсутствие людей средних лет. Кругом либо дети, либо старики.

«Предместье Ямы, — испуганно подумал Валиадо. — Родившись среди отребья, в грязи и нужде, превращаешься в старика к тридцати годам… Надеюсь, Каолит когда-нибудь поможет им».

— Дяденька, а чегой-то вы так вылупились? — спросил малец со всей вежливостью, на которую только мог быть способен.

— Не представляю, как люди могут жить в таком свинарнике, — предельно честно ответил кукловод. Он не хотел обижать сопляка, просто искренне недоумевал. — На западе и севере даже самые бедные люди строят дома из дерева и камня, а у вас из чего?! Неужели власти запретили вырубку?

— Ну, скажете тоже! — воскликнул оборванец. — Кто ж запретит? Теперя все можно… да вот только не хотят наши ничего делать. И так проживем, чего надрываться-то?

— А что вы едите, если не секрет? С домами все понятно…

— Крыс, кошек, собак. Когда куру или гусака у богатея утащишь — вообще праздник! Cуп маманя сварганит, потом можно жареной требухи поесть! Мясо, правда, никогда не дают… Все — отцу. Он у нас главный добытчик, рыбачьи баркасы на реке потряхивает с дружками. Видимся мы редко, зато когда приходит, приносит гостинцы. Иной раз даже пряник с повидлой, или яблоки в сахаре… Да вот только давненько не заглядывал к нам. Стал быть, порешили, суки глистявые.

Больше Валиадо вопросов не задавал. Изначальная жалость к нищим превратилась в презрение, а так и до ненависти не далеко: уж больно мерзкой оказалась обратная сторона жизни города. Ты видишь фонтаны, аккуратные и ухоженные сады из камней, особняки, расписные лавки и лотки со вкусностями, но стоит сделать шаг в сторону — ступишь в зловонную клоаку, в которой сидят кровожадные жабы, не способные… нет, хуже!.. не стремящиеся!

«Безразличие… Нет ничего страшнее безразличия к самому себе. Лучше ненавидеть, любить, презирать или насмехаться. А быть безразличными — удел мертвецов и кукол».

Библиотека оказалась старым, пыльным и мрачным строением, находящимся, вдобавок ко всему, глубоко под землей. Книги стояли на узких полках, выдолбленных прямо в каменных стенах, обросшие пылью и паутиной; от некоторых фолиантов пахло плесенью… видимо, это место не пользовалось популярностью у горожан.

Дряхлый смотритель несказанно удивился гостю, к тому же — чужеземцу, предупредил, что внизу темно, и подал старый каганец. Свет плавающий в жире фитилек давал слабенький, стеклянные стенки потемнели нагара, приходилось постоянно останавливаться и внимательно разглядывать высеченные на полках хронометрические метки. Валиадо с цифрами не дружил, но по количеству палочек, число которых уменьшалось, по мере того как он спускался в недра библиотеки, хоть как-то можно было сориентироваться. Кукловод искал летописи времен освоения Хехора. Не особо надеясь на успех, но попытка, как известно, не пытка.

Вскоре насечки сменили столбцы перекошенных крестов. Каждый из них обозначал столетие.

— Триста лет… — пробормотал кукловод, огибая очередной ряд полок, — двести… вот, то, что и нужно!

Снял с полки кипу бумаг, связанных навощенной бечевой. Все листы объединяла метка — почти стершаяся печать южного королевства Айрат, самого близкого к границам болот.

Изрядно поплутав по коридорам, Валиадо нашел крохотный закуток: у стены — каменная тумба, поверх которой лежала решетка-сиденье из потемневшей древесины, рядом — рассохшийся пюпитр.

Сидеть было неудобно, зато рядом на стене нашелся крюк для каганца. Кукловод кое-как устроился на тумбе и принялся разбирать летописи. Многие листы рассыпались под пальцами, так что приходилось обращаться с бумагой крайне осторожно. Записи вел Сарталий Хоффур, выходец из Карохара, устроившийся писарем при дворе королевства Айрат.

Король Илькар Третий, тогдашний правитель из династии Труворлианнов, первым решился начать колонизацию Хехора. Юг всегда страдал от нехватки руды, а в топях, по рассказам трапперов и землеописателей, осмелившихся отправиться туда, скрывались богатые залежи. По приказу монарха началась подготовка к освоению ничейных, как казалось в те годы, земель… Попытка закончилась полным провалом: четыре группы разведчиков и два обоза с вещами первой необходимости бесследно исчезли.

К тому моменту сам самодержец скончался от «грудной жабы», и трон занял средний сын — Ультес Первый. Он, не вдохновившись отцовской идеей завоевания крайнего юга, сосредоточился на мирной политике. Так были подписаны союзные договоры с соседскими державами Иррат и Ит; образовался мощный триумвират, просуществовавший без малого две сотни лет и властвовавший над землями от Хехора до реки Клэйтон, подмяв под себя более мелкие государства.

Ультес погиб в возрасте тридцати двух лет, пав жертвой дворцового переворота. Его место занял Ольтар Первый, двоюродный брат Илькара Третьего. Королевство охватили беспорядки.