Зарницы смуты (СИ) - Страница 41

— Хреновое везение, — буркнул я, когда мы подходили к лестнице, ведшей на причал у озера. — Мир перед глазами иногда меркнет, то появляется вновь. Яркий, даже смотреть больно. Иногда — будто из цветных ниток сотканный. А если и вправду ослепну? Что делать?

— Здесь есть и другая сторона, — грандмастер заметил огонек над лодкой и слегка подтолкнул меня вперед. — Мечник ты, буду откровенен, хреновый. Не думаю, что соберешь даже пяток колец; а я в этом кое-что понимаю. Но вот ведовство… оно открывает для тебя новые возможности. Потеря зрения для ведуна — проблема условная. Говорят, что даже слепыми они видят мир в таких красках и тонах, что нам остается только завистливо выть. Ловят малейшее изменение ветра, слышат шорох трав и прочие глупости.

— Всю жизнь только об этом и мечтал! — Я аккуратно ступил в лодку. — Шелест травы…

Гребцы оттолкнулись шестами от каменной пристани, и мы, мерно покачиваясь на волнах, заскользили к противоположному берегу. Большой фонарь на толстой жерди раскачивался, скрепя скобами, гребцы едва слышно переговаривались, обмениваясь мнениями о последних событиях.

— К тому же, — Тарий достал кисет и глиняную трубку с коротким мундштуком, — всякая нечисть ведунов стороной обходит. Нападение на острове — знак всем нам. Рано мы расслабились. Очередной меч для ордена? Хорошо. Но ведун… поверь мне, человеку, объехавшему все три Дома и десятки лордств и королевств, ведун стоит гораздо больше.

В Таль-Саморе они торчали четвертую седмицу. Выбраться не могли — ливни подмыли почву под мостом через реку Самор и внушительный участок бревенчатого настила оказался в воде. Исправить поломку вызвались орры; обещали управиться за четырнадцать дней, но погода не позволяла. Ветры с полей, ливни и частый град не лучшие помощники в работе, хотя смотрители дорог не жаловались…

Риасс старался изо всех сил показать, что все идет так, как он и задумывал, но получалось плохо. Каждый день приближал возможность нового нападения. До Карохара предстояло преодолеть огромный путь через пески и глинистый участок пустыни Пальхо, образовавшийся на месте высохшего две сотни лет назад моря. Самое жуткое место на всем востоке, где нет ни единого оазиса. Даже шатровых поселений бедуинов, наловчившихся добывать воду посреди песков и не раз спасавших страждущих путников, не было. Правда, где-то между форпостом Толь-Сурими и самим Карохаром есть большой монастырь с неиссякаемым водяным ключом, бьющим посредине зала, но это пристанище еще надо найти. Да и преследователям не составит труда подкараулить беглецов именно в этом месте жизни.

Спутники находились не в лучшем расположении духа и занимались кто чем.

Риасс отправился в торговый район, чтобы продавать привезенную рыбу и загодя раздобыть бочки с подсоленной водой, сушеные фрукты, мясо и рисовую муку, из которой можно готовить лепешки даже в дороге.

Ларт умирал от скуки. Надо же было застрять в проклятом городишке, где выпивку продают лишь после заката, женщины прячут лица за темными вуалями и носят бесформенные наряды, скрывающие фигуру, а местные нарочито не разговаривают с приезжими на всеобщем языке, хотя Клогарт слышал, как они общаются между собой именно на нем.

— Подскажи-ка, друг, — он остановил смуглого мужичка в ярко-зеленой тоге, — есть ли в городе заведение, где можно выпить днем?

— Дасул си-асио тао! — пропищал тот, красочно размахивая руками, даже не подумав остановиться.

— Недоросток засраный, — прорычал вслед Ларт.

Логика в поступках этих людей отсутствовала напрочь, и он отчаялся понять причины такого странного поведения. Другие люди — другие земли; иные правила жизни — иные обычаи. Только Ларт тот же. Большой, сильный, злой и напуганный, оттого — нервный. Нет, он не боялся темнокожих убийц, наводнивших Бухту, не боялся преследования властей и теней, которые тоже видел, хотя и не говорил об этом спутникам. В обжитых землях был один человек, по-настоящему пугавший опального Рубаку, — он сам. Сложно жить, когда не знаешь, что можешь выкинуть во время очередного приступа ярости, когда глаза не видят ничего, кроме багровой пелены, а кровь в венах превращается в бурлящий кипяток. Хочется потрошить и резать всех, кому не посчастливилось оказаться рядом. Ларт помнил, как крошились передние зубы, когда он с силой сжимал челюсти; помнил боль в растянутых мышцах, и, что самое страшное, угрызение совести.

Так было, когда он зарезал Антиру; так было, когда разделал ни в чем не повинного капитана хранителей. А еще не стоило забывать мертвых лошадей на отцовской ферме, когда Клогарт выпал из седла; обезглавленного соседского волкодава, неожиданно гавкнувшего из-за высокой поленницы…

Ларт сочно выругался и плюнул в клумбу, больше напоминавшую забор из безлиственных палок и серых обомшелых камней.

«Что красивого в этом убожестве? — недоумевал здоровяк. — Иное дело у нас, на севере! Сирень в цвету, хрустальные речки, ручейки… сверкающие белизной горные пики, высоченные ели и сосны, вкусно пахнущие смолой…»

— Забытые боги меня утащите, если понимаю, что люди востока находят в этих каменных огородах!

Клогарт обернулся, удивленно хмыкнул.

Рядом с ним стоял высокий чернявый мужчина. Немолодой, одет богато, в темно-синюю парчу; сапоги из мягкой кожи, пряжки отливали позолотой. Под мышкой незнакомец сжимал пакет из промасленной бумаги, в руках трость из эбенового дерева с ручкой темной меди.

— Смешно, но мгновение назад я подумал о том же, — ухмыльнулся здоровяк.

— О, ничего удивительного, — мужчина скривился, будто надкусил неспелую сливу. — Думаю, у всех приезжих мысли примерно одинаковые. Чего уж тут, паршивый город, если ростом ты выше собачьей будки и хотя бы немножко светлее чернослива. С тобой обращаются как с дерьмом, а ты недоумеваешь — почему? На всеобщее наречие горожане переходят только тогда, когда хотят что-нибудь купить.

— Один из моих компаньонов с вами согласится, — Ларт вспомнил Риасса, обругавшего утром местных торгашей. — Торгуются как бесы, так он сказал. А получат свое — делают вид, что совершенно не понимают, чего хочешь.

— Неужели ты тоже купец? — удивился чернявый. Он, заметно приволакивая левую ногу, отступил на шаг и оценивающе оглядел Клогарта. — При такой стати и размахе плеч — ни в жизнь не поверю.

— Охранник. — «Не сболтнуть бы лишка! А то влетит от кукловода с лекарем». — Торговыми делами не занимаюсь… а вот если разбойники где, или же какой-то прохвост попытается надуть компаньонов — мастера лучше меня еще поискать.

— Хм, какая, однако, удивительная компания. Вам обязательно следует заглянуть ко мне. Запомни: «Дом Юлера Сартона». Не откажусь пропустить стаканчик-другой винца в хорошем окружении — даже днем, смею заметить! — и, быть может, наладить новые связи. Жена обрадуется — любит гостей, а здесь, в дурацком городишке, даже пригласить некого.

Кукловод из дому не выходил. Его нервировали отряды хранителей, с завидным постоянством патрулирующих улицы Тал-Самор. Да еще и Риасс на пару с Лартом куда-то запропастились!

«Лекарь-то ладно, у прохвоста повсюду связи и влиятельные знакомые, а вот здоровила что поделывает? Как бы опять не влип в неприятности…»

Встал и прошелся взад-вперед по комнате. Половицы тонко поскрипывали под сапогами, что лишь усиливало раздражение Валиадо. Вроде бы все тихо и спокойно, никто не старается его прикончить или арестовать, но кукловод никак не мог отделаться от нехороших предчувствий. Он редко влипал в передряги до того дня, когда постучался в двери трактира «Слива Абаса». Затем жизнь дала трещину, превратилась в череду нелепиц, убийств и страхов. Смерть, зачарованный обруч, нападение темнокожих мучителей — завидный выбор! Избавит ли поездка в Карохар от всех бед? Валиадо не верил в это. Жизнь научила одному: спокойно можно спать лишь когда враг мертв. От Валиадо просто так не отстанут.