Зарницы смуты (СИ) - Страница 25

Она сорвала с шеи медальон и сжала в кулачке. Через мгновение он обратился пеплом.

— Пока, дорогой! — Райвелин сдула пепел в мою сторону и скользнула в ночь.

Никогда я не чувствовал себя таким идиотом! Ни до, ни после нашей встречи.

Было обидно. Злость клокотала в горле. Но я встал и поспешил прочь с кладбища, потому что от монастыря в мою сторону двигались три фигуры с фонарями в руках.

Как хорошо, что корабль мой отплывал утром! Иначе эта история могла оборваться где-нибудь здесь, и последним ее штрихом стал бы клинок хранителя порядка.

К слову, тот медный браслет я по-прежнему держу у себя. Как символ глупости, женской мстительности и того, что нельзя доверять никому.

Валиадо сидел под старым, раскидистым дубом и глядел на узкую полоску заросшей бурьяном дороги. Холодный утренний дождь шелестел по палой листве, маленькие ручейки стекали по изрезанной трещинами и морщинами коре прямо за шиворот кукловоду, но того мокрая одежда нисколько не волновала. Он три дня плутал в чаще. Да не просто плутал, а убегал от жуткой тени, неотступно преследовавшей его от самого Мон-на-Мора.

Появлялась она по ночам: стоило остановиться на ночлег, как где-то близко, едва ли не над самым ухом, слышался шелест: Протяни руку… Не бойся… нас…

Валиадо зажимал ладонями уши.

— Я этого не слышу! Тебя нет! Тебя не может быть! — кричал так, что болело горло. Днем тварь оставляла его в покое. Лишь в краткие утренние часы кукловоду удавалось прилечь, зарывшись в сырую листву.

Было трудно дышать — боль распирала ребра, страшно хотелось есть и спать. Но едва Валиадо засыпал, сны превращались в череду непонятных картин. На них рисовались горящие города и замки; выжженные поля, заваленные человеческими трупами реки, воды которых позеленели от гнили. Неведомый берег, озаренный тысячами огней. Разноцветные бутоны роз, опутанные черными нитями. Тотемы и топи. Пирамиды и подземные залы, освещенные кристаллами мерцающей соли.

Однажды ему приснилось громадное войско, что двигалось через заснеженные равнины.

Метель, лед, обветренные лица… Голод… Лишения… Лошади умирают прямо под седоками…

Теперь даже для снов сил не осталось.

Протяжный скрип вытащил Валиадо из мира грез. Кукловод подскочил, привалился плечом к дубу, но сама мысль о беге внушала отвращение и страх. Не лучше ли позволить преследователям схватить себя, чем продолжит бессмысленное шатание по лесу?

Валиадо в тупом оцепенении уставился на дорогу.

Это были не наемники. И не гвардейцы. Даже не кроваво-красный фургон охотников за головами.

Повозка, — старая, с натянутым на каркас полотняным тентом, — раскачивалась на ухабах. Дородный возница едва удерживался на козлах, всеми силами стараясь не свалиться в грязь. Вдруг, свистнул и сильно потянул поводья.

— Дальше не повезу! — крикнул он. — Колея неровная, одни колдобины да ямы. Если оси сломаются — назад на своих двоих добираться будем.

Взметнулся полог, двое мужчин соскользнули в бурую дорожную жижу.

— Да и хрен с ним! — Один из них, длинноволосый здоровяк в поношенном кожухе и мешковатых штанах, заткнул за пояс топор. — Надоело трястись в твоем поганом сарае на колесах…

— В следующий раз верхом на осле поедешь, рожа бесстыжая! — толстяк погрозил кнутом.

— Заткнитесь уже, трепачи, — третий, немолодой коротышка с охотничьим ножом в руках, указал острием внутрь фургона, — кончаем страшилище и едем домой. До утра хочу свалить из Тускена. Желательно — с деньгами.

Возница слез с козел, принялся помогать подельникам. Они с большим трудом выволокли из повозки огромный тюк. Кукловод вздрогнул — с одного конца тюка торчали ноги.

Толстяк мотнул головой в сторону леса. Мужчины потащили пленного к деревьям. Валиадо даже привстал, чтобы получше разглядеть происходящее. Ему вдруг стало не по себе. А случайно ли он оказался тут, у дороги? Ведь здешние леса густые и территории занимают настолько огромные, что в них можно плутать до бесконечности. И все же он здесь. Что если тень гнала именно сюда? К размытому тракту?

Пленник отчаянно дергался, что-то хрипел. Кукловод, спрятавшись за широким стволом дуба, продолжал наблюдать за происходящим. Длинноволосый душегуб вытащил из-за пояса топор, примерился и крепко приложил связанного обухом по голове. Тот содрогнулся, зарычав от боли, но дергаться и биться в путах не перестал, чем изрядно удивил Валиадо. Удар-то увесистым был.

Сглотнув, кукловод прикрыл глаза и призвал дар. Разум здоровяка открылся даже легче обычного, нарисовав полную ненависти картину.

Молоденькая красивая девушка, ряды деревенских домов, речка… Перекошенное лицо пленника, — не такое, изуродованное шрамами и залитое кровью как сейчас, а чистое лицо обыкновенного юноши. Он улыбался…

Мысли развернулись в другую сторону: Кровь, меч, выскальзывающий из ладони, полные боли и отчаяния глаза верзилы, два тела возле его ног. Парня обступает толпа. Горят факелы, где-то вдали горько плачет женщина…

Валиадо встряхнул головой, освобождаясь от плена чужих мыслей. Внутри здоровяк клокотал от чувств! Ничего подобного кукловод никогда не ощущал в людях, никто не мог делиться с ним воспоминаниями. Закусив губу, сосредоточился на коротышке, занесшем над жертвой нож. В последний миг рука убийцы дрогнула, и вместо того, чтобы прикончить здоровяка, ударила длинноволосого в живот. Взвыв, подельник уронил топор и повалился на землю. Коротышка отточенным движением перерезал себе горло, захлебываясь кровью, рухнул на спину.

Крик, наполненный ужасом, разлетелся над лесом. Грузный возница взлетел на козлы. Щелкнула плеть, повозка рванула вперед, разбрызгивая грязь и дико раскачиваясь на ухабах…

Валиадо сплюнул кровь — прокусил губу насквозь. Глубоко выдохнув, как после тяжелой работы, оттолкнулся от дуба и поплелся к пленнику. Тот, ворочаясь в луже крови, негромко всхлипывал.

— Сейчас-сейчас, — приговаривал кукловод, вспарывая путы ножом. — Да не дергайся! Я помочь хочу.

Он попытался завладеть разумом брыкающегося парня, и… ничего не получилось. Здоровяк, казалось, оградился непробиваемой стеной.

— Клогарт, говоришь?

Пришлось изрядно потрудиться, прежде чем кукловод разжег огонь. Хорошо еще, что у убитых нашелся мешочек с кресалом и сухим трутом. Ветви кругом были сырые, горели плохо, но давали хоть какое-то тепло.

Валиадо уже порядком подзабыл, что это такое — греться возле костра.

— Ларт Клогарт. Из города Саарша, что у границы королевства Ит и Хехора. — Парень был необычным. Курчавые волосы редкого серо-пепельного оттенка, круглое лицо, чуть раскосые зеленые глаза. Поразительно высокий и крепко сложенный. Пожалуй, Валиадо не встречал никого выше. Плечи как у кузнеца, ладони широкие, мозолистые. На пахаря или лесоруба этот молодой мужчина не походил. Да и на гребца — тоже.

— Ты разбойник? — Валиадо подбросил в огонь более-менее сухих веточек, собранных под деревьями.

— Нет, — клацая зубами, выдохнул Ларт. — Рубака… был им, во всяком случае. До вчерашнего вечера. Кто теперь — не знаю.

— Неужели? — удивился кукловод. Он почувствовал легкий укол зависти. — Нужно очень постараться, чтобы влипнуть в такую заварушку, будучи учеником университета.

— Я не ученик, — нахмурился Клогарт, — а полноправный брат ордена! Самый молодой за всю историю университета, между прочим. Мне было девятнадцать лет, когда получил кольцо. До вчерашнего дня у меня их было три.

Он замолчал. Что-то терзало его душу, рвалось наружу. Парню нужно было выговориться. Валиадо понимал, что останавливало Рубаку: перед ним сидел незнакомец — грязный, рано постаревший человек с безумным взглядом. Разве о таком собеседнике мечтаешь, когда на душе тяжело?

Но Ларт не сдержался: