Зарницы смуты (СИ) - Страница 24

— Прочитай. — Пергамент скользнул ей в корзинку, а я свернул в проулок между домами, спиной чувствую удивленные взгляды наперсниц.

«Повезло…»

Ночью у Монастыря прохладнее, чем где бы то ни было на побережье. Впрочем, такая уж особенность монастырей — летом в них прохладно, а зимой — чем злее стужа, тем теплее камни. Жаль, что на севере нет подобных строений. Думаю, нищие оценили бы их по достоинству.

Здесь же монастырь почти пустовал.

Но яблоневый сад цвел буйным цветом, дорожки были тщательно выметены, трава между деревьями аккуратно подстрижена. Неподалеку от сада — пасека. Это притом, что ухаживали за всем здесь всего семеро послушников, две сестры и пара монахов.

Лишь позади удивительного пятиугольного строения раскинулся безжизненный клочок земли, утыканный старыми и новыми родовыми обелисками, а еще высокими урнами из толстой глазурованной глины. Кладбище. Обелиски внутри полые, южане высыпают в них пепел и прах, оставшийся от погребальных костров.

Как и завещали давно всеми забытые боги — никакой жизни не должно было быть на кладбище. Землю посыпали солью, безжалостно выпалывали сорняки и траву. Безжизненная проплешина. Не самое приятное зрелище, надо признать, особенно — ночью. Только в урнах, наполненных песком, торчали букеты засохших роз. Мертвые цветы для мертвецов.

Я стоял в тени сторожки, в которой, судя по всему, хранились заступы, щебень, песок, цемент, ведра и прочие необходимые для поддержания порядка на кладбище вещи.

Как и условились — я зажег лучину, когда колокол пробил полночь.

Долго ждать не пришлось.

Ко мне, хрустя гравием узкой тропинки, направлялась невысокая фигурка в простом хитоне.

Девушка явно торопилась… Что ж, ее можно было понять.

Конечно, я не удержался и раскаленным ножом вскрыл сургучовую печать на свитке. В послании говорилось, что, дескать, маги-нелегалы — в моем лице! — предлагают Ношии в полной мере раскрыть могущество обруча. Потому что он — могучий артефакт, в который колдуны заключили великую силу. Якобы, носящий его потихоньку раздувает в себе искорку дара.

Ну, как говорят у нас на севере, человеческая глупость — страшное оружие. А наивная глупость — смертельное. Причем именно для того, кто этим оружием обладает.

— Приветствую, маг! — Вблизи, да еще без дорогой одежды, корсета, румян, помады и прочих женских хитростей, девушка не выглядела красавицей. Но и дурнушкой такую назовет только круглый дурак.

— Не здесь. — Я потушил лучину. — Следуй за мной.

Мы пошли, петляя между высоченными, широкими, массивными и изящными обелисками. Мою кожу словно морозец пощипывал, а глаза чесались и слезились. То ли кладбищенская земля так подействовала, то ли просто нервничал. Хотя, с чего бы вдруг?

У меня в кармане лежал оправленный бронзой кристалл, который горел во тьме ярче любого фонаря, но я пока не хотел его доставать. Луна в достаточной мере освещала дорогу, а привлекать к себе внимание колдовским светом не хотелось, — хранители с ряженым проходимцем церемониться не станут.

— Положи обруч сюда. — Мы остановились напротив большого рассохшегося дубового стола, окруженного четырьмя обелисками семейства Ялирити.

Ношия водрузила на столешницу обруч, завернутый в шелковый платочек.

— Стой смирно. Сейчас разбужу в тебе дар.

Девушка затрепетала. От нее пахло волнением и ароматическими маслами. Я осторожно развернул платок. Что же. Вещь и вправду не выглядела чем-то особенным. Витой обруч из меди, украшенный крупным янтарем.

— Никогда бы не подумала, что в нем скрыта такая сила, — прошептала дочь посла.

Я властным жестом велел ей замолчать. Вспомнил, как вели себя ментальные маги на причале во время обряда Выявления. Поглубже натянул капюшон. Поднял руки к небу. Голову опустил на грудь. Выждал…

Хлоп!

Воздух сотряс негромкий взрыв. Меня уже знакомо обдало морозом. Я вскинулся испуганно.

Ношия, казалось, ничего не заметила.

«Что за дьявольщина? Неужели обруч проявляет себя?»

Ничего другого не оставалось, кроме как продолжить игру…

Отвлек меня от всего этого маскарада сдавленный вздох девицы. Янтарь на украшении начал едва заметно мерцать. Пожалуй, днем этого не заметишь даже. Зато в ночи выглядело внушительно. Налилась пылающей зеленью медь. Воздух над ней заметно трепетал, как над раскаленным песком в пустыне. Обруч задрожал, запрыгал, рассыпая искры. Вокруг него сгустился, наэлектризовался воздух.

— Да. Кажется, у тебя есть дар, — сказал я.

Радостно запищав, Ношия бросилась мне на шею, трижды горячо поцеловала.

— Спасибо! О! Благодарю! Я знала! Знала! Это лучший день в моей жизни! Уж теперь-то я покажу всем этим курицам, смеявшимся надо мной в Карохаре. Не верили, стервы, что и у меня в роду были колдуньи…

Даже в столь жарких объятиях мне сделалось холодно. Вновь накатила головная боль. Я пошатнулся и едва не упал, повезло, что рядом находился стол.

— Что такое? — спросила девушка. — Тебе плохо от моего могущества? Может…

Ее прервал жуткий скрежет. Обдав нас колючим облаком из пыли, цементного крошева и праха, ближайший обелиск развалился на четыре части. Вазы взорвались песчаными фонтанами. Воздух сделался густым, как студень, лип к рукам и ногам, мешал двигаться быстро. Я увидел, как Ношию слегка приподняло над землей и бросило в сторону. Девушка приземлилась на зад, сдавленно вскрикнув. Вокруг ее ладоней зарделось багровое сияние…

Второй обелиск обратился облаком пыли. Из него, дикое воя и размахивая руками, на нас устремилось нечто, закутанное в старый саван. Глаза чудовища горели холодным и плотоядным огнем голубого цвета.

Даже ожидая чего-то подобного, я чуть сознания не лишился. Ношия же закричала так, что у меня заложило уши.

— Беги! — Пришлось воздеть девчонку на ноги и подтолкнуть. — Беги! Ты подняла покойника!.. Некромантка!

Девушка припустила так, что схарцианские жеребцы позавидовали бы. Вазы за ее спиной взрывались, обдавая несчастную песком и пылью. Когда девчонка скрылась из виду, раздался заливистый хохот Райвелин.

— Ну ты и вырядилась! — Я тоже не удержался и рассмеялся.

Вблизи магесса походила на нищенку, проведшую зиму в пыльном и затянутом паутиной подвале. Натертое мелом лицо, распущенные волосы, подведенные углем глаза… Никогда не видел таких длинных и пышных волос! Да еще и угольно-черных.

— Замечательно! Все прошло даже лучше, чем можно было бы предположить! — Она была страшно довольна. Подхватила обруч и тут же нацепила на голову.

— Чего творишь? — Мне стало не по себе. — Это ведь опасный артефакт?

— Ага. Опасный! — вновь заливисто захохотала девушка. — Для того, кто пытается отнять его у меня.

Магесса разительно изменилась. От сдержанной, холодной служительницы ордена не осталось и следа. Передо мной было пламя эмоций и страсти, заключенное в довольно аппетитное тело.

— Демоны бы тебя побрали! Кто ты такая и, ради всех забытых богов, что мы сейчас сделали?

— Небольшая месть. Сладкая, как спелый финик. — Она сбросила с себя тряпье, отряхнула роскошные волосы от праха и песка. На девушке было красивое дорожное платье, целиком, казалось, состоявшее из атласа, кружев и вышивки. — Она знала, как мне дорог обруч. И все-таки выкупила его у ростовщика! Лучше бы Ношия его в море утопила или переплавила в бесполезный кусок меди. Но нет! Шлюхе все было мало! Она нацепила мой обруч на ручную обезьянку одной из своих наперсниц…

Я молча схватил ее за плечи, развернул к себе лицом.

— Ты меня надула?

— Конечно.

Нечто подняло и отбросило меня в сторону. Я приземлился на плечо и зашипел от боли. В тело, обездвижив, будто тысячи ледяных игл впились.

— Вот, — девушка бросила в меня мелкой медной монеткой. — За труды. Из тебя получился отличный дурак.

— Я доберусь до тебя! — Во мне говорила злость. Что можно противопоставить колдовству? Корд? Умение незаметно кошелек срезать? Смешно.

— Какие мы сердитые. — Вновь насмешка. — Малыш, найди меня, если тебя не примут в университет. Я напишу тебе отличную рекомендацию. А что? Станешь людей веселить в Карохаре. Может, когда-нибудь дорастешь до звания придворного шута.