Запятнанная репутация (СИ) - Страница 6

— Мистер Снейп, обождите малость, я скоренько!

Снейп прошел к маленькому псевдо-индийскому столику, оглядывая знакомую комнатку со скошенным потолком, — в ней ничего не изменилось с тех пор, как он был здесь в прошлый раз, и это постоянство ему нравилось. На подоконнике — клетка с канарейкой (Лили любила ее нежный щебет); на стене — выцветшие вышивки в рамочках и две аляповатые картинки: святой Патрик, изгоняющий сонмище змей, и слащавая Богородица с пухленьким, умильно глядящим Младенцем. Стул с плетеным сиденьем и низенький табурет; старая ситцевая ширма; небольшое зеркало напротив узкой кровати, накрытой малиновым покрывалом. Снейп присел на стул. На столике перед ним горела единственная свеча: по-видимому, рачительная мадам Розмерта не считала нужным расточать свечи на такую скудную обстановку. Но Снейпу был приятен и этот приглушенный свет, и милая простота комнатки — так же, как ему был приятен певучий ирландский акцент Лили. Дожидаясь ее, он, как всегда, рассматривал рисунок на ширме в «индийском» стиле: сказочный дворец раджи и пасущиеся невдалеке лани. В трепещущем свете свечи рисунок словно бы оживал и уже не казался таким неуклюжим.

Тем временем Лили закончила свой туалет и вышла из-за ширмы, на ходу собирая густые темно-рыжие волосы в незамысловатую прическу.

— Вот и свиделись наконец, — сказала она, кротко улыбаясь. — Соскучилася я, кто только уже не пришел, а вас всё нет и нет.

Лили помогла Снейпу снять сюртук и начала расстегивать его жилет, а тот затаил дыхание, глядя сверху вниз на ее склоненную голову. Он ощущал близость Лили, и его охватывало какое-то беспокойное, болезненно-сладкое чувство — Снейпу нечасто доводилось испытывать подобное. Тепло, умиротворяющее и утешающее, ради которого он и возвращался вновь и вновь в эту маленькую темную комнатку под лестницей, разливалось в душе Снейпа — и, потонув в этом тепле, исчезали все его тревоги и горести. Снейпу не верилось, что кто-то и в самом деле хочет заботиться о нем. Странно и радостно было ему думать об этом — ему, угрюмому одинокому человеку, до которого никому не было дела, — и он сказал с нежностью, но лишь в мыслях, как и всегда: «Милая Лили! Милая, добрая Лили, узнав тебя, невозможно не полюбить».

В этот момент раздался стук в дверь, заставив Снейпа вздрогнуть. Тут же дверь отворилась, и из-за нее показалась голова мадам Розмерты.

— Ах, не конфузьтесь, пожалуйста! — пропела она, вплывая в комнату с подносом, на котором при каждом ее шаге звенели маленький чайник и прямо-таки крохотная чашка. В комнате запахло жасминовым чаем. — Какая трогательная картина! Просто наслаждение душевное — смотреть на вас, — продолжала мадам Розмерта; она поставила чайник и чашку на столик и, шурша юбками, направилась обратно к двери. — Ну воркуйте, воркуйте, голубки. Не буду вам мешать.

Дверь за мадам Розмертой закрылась. Лили потянулась к галстуку Снейпа, чтобы развязать, и Снейп, всё еще во власти той непривычной нежности, что робко затеплилась в нем от прикосновений Лили, перехватил ее руки и попытался коснуться губами пальцев. Лили заметно смутилась.

— Не нужно этого, мистер Снейп: руки-то у меня не как у леди, — сказала она, мягко отнимая у него свои руки. — Это всё от стирки — от щелока да от воды холодной. Но я не в обиде, мне лишь бы для сыночка лишнюю денежку заработать. Мадам Розмерта уж такая добрая женщина, разрешила мне заместо прачки за девушками белье стирать, — Лили усадила Снейпа на плетеный стул и заботливо подставила табурет ему под ноги, а сама присела на кровать и принялась рассеянно разглаживать складки на покрывале. — Раньше-то, когда вы к нам еще не заходили, сыночек мой со мной жил, да недолго. Мадам Розмерта сказала, что не дело это — ребеночку здесь жить. Да ведь и правда, сами посудите: что хорошего в Лондоне? Ни свежего воздуха, ни солнца. Он у меня уж который год на ферме живет — у родни, не у чужих, чего уж тут грустить, — проверив, заварился ли чай, она наполнила чашку и подала Снейпу. — Но я все-таки по нему так скучаю, мистер Снейп, так скучаю. С тех пор, как увезли, так и не видела ни разу моего Гарри. Поди, большой уже вырос, на деревенских-то харчах да на молочке парном. А я лучше сама не поем, но каждый месяц денежку исправно высылаю на его содержание. Да что там деньги — так уж его люблю, вот кажется и умерла бы за него, если б надо было, — Лили тихонько вздохнула.

Не считая нужным отвечать, Снейп отпил чаю. Зеленый чай он не любил, и ему не нравился приторный привкус жасмина, но Лили так заботливо подливала ему из чайничка, так ласково вкладывала теплую чашку ему в руки, что вскоре Снейп почувствовал, как головная боль утихает, а в душе воцаряется покой.

— Сестра недавно весточку прислала, — продолжала Лили, не замечая, что Снейп ее не слушает, — казалось, Лили уже и позабыла, что разговаривает с ним, а не сама с собой. — Пишет, ей с мужем Гарри моего кормить больно накладно стало — мол, своего мальца поднимать надо; вот я и попросила мадам Розмерту дать мне еще хоть как заработать. А мне и не трудно совсем, с клиентами-то вообще не устаешь, это ж не то, что на поле у арендатора батрачить. А стирка — что ж, я и в деревне всю семью обстирывала. Зато теперь, Бог даст, смогу и откладывать понемножку. Уж как я хочу, чтоб мой Гарри выучился, тоже джентльменом стал, — сказала она мечтательно. — Вот смотрю на вас и каждый раз его вспоминаю. Такой же он у меня: тихий да спокойный, он и не шумел никогда, и не мешал никому… И что это мадам Розмерта выдумывала? — Лили опять вздохнула. — И волосики-то у него темненькие, вот прямо как у вас, — умилившись, она вдруг погладила Снейпа по волосам, смутив его этой неожиданной лаской. — А глазки какие смышленые! Когда родился, таким слабеньким был — повивальная бабка сказала, что помрет ребеночек, а мой мальчик взял да и выжил. А пока болел мой Гарри, я места себе не находила, даже к гадалке его носила, мадам Сивилле. Так она всю правду сказала: что выживет младенчик, хоть и в чужих людях вырастет. А еще родимое пятнышко у него на лобике заметила и сказала, что на роду ему написано других спасать, прямо как Господь наш Спаситель. Вот я и думаю: священником станет, что ли? Или констеблем? А и то, и то хорошо, лишь бы не как его папаша — связался с нашими ирландскими баламутами, «Орден Феникса», — стало быть, Ирландию хотят возродить, взрывают да стреляют исподтишка. Вы, мистер Снейп, небось, читали о том в своих газетах. Который год мой Джеймс в бегах, даже обвенчаться мы с ним не успели. А так-то уж давно бы обвенчались, грех без венчания-то жить — все ж-таки мы католики.

Снейп почти не вслушивался в ее наивную болтовню — он пребывал в каком-то сладостном зыбком полусне, разомлев от тепла, горячего чая и убаюкивающего ирландского говора Лили. Но разрозненные обрывки фраз, всё же достигнувшие его сознания, напомнили Снейпу о леди Малфой и ее сыне. Снейп нахмурился.

— Что-то вы смурной сегодня поболее обычного, мистер Снейп, — заметила сердобольная Лили, обеспокоенно вглядевшись в его лицо. — Не приключилось ли чего? Вы бы мне рассказали как на духу — может, я и не шибко в ваших делах понимаю, но вот сами увидите — как расскажете, от сердца отляжет, вам сразу и полегчает.

Снейп догадывался, что она права, — ведь он уже не в первый раз рассказывал доброй Лили о своих заботах, а выговорившись, действительно чувствовал себя куда лучше. Но на сей раз он не знал, как рассказать Лили о том, что он узнал от Филча, — Снейпу казалось, что он оскорбит свою милую добрую Лили подобной неприглядной историей. Поэтому он сухо сообщил:

— Одна почтенная дама из Уилтшира, леди Нарцисса Малфой, попросила меня принять участие в ее сыне. Я навел справки и выяснил, что юного Малфоя исключили из учебного заведения, где он получал образование, а сам он поддался соблазнам города. Я не могу себе представить, как рассказать об этом его матери. Подозреваю, что подобные известия могут ее весьма… — Снейп поморщился, живо вообразив себе реакцию леди Малфой, — огорчить.