Запредельное удовольствие (сборник) - Страница 86
Бугров молчал, глядя в пол. На его побледневшем красивом лице выступили капельки пота. Наконец он разлепил губы и хриплым голосом произнес:
– А я и не отрицаю, что она садилась в мою машину. Спросили бы сразу, я бы и подтвердил. Покатались, а потом я ее высадил. Не помню, кажется, на Садовой и высадил.
– Миша, – ласково заговорил Гуров, – вся ваша гоп-компания тянет на организованную преступную группу, если ты еще не понял. А это каждое из ваших преступлений квалифицирует уже по-особому! У вас же их набирается… Умышленное убийство Курвихина, шантаж с целью захвата бизнеса, кража автомашины, похищение человека. И это еще при том, что я надеюсь найти Полину живой. Если мы найдем ее труп, то ты можешь вполне рассчитывать лет на двадцать пять. А это практически пожизненное заключение, потому что ты оттуда через двадцать пять лет или не выйдешь совсем, подохнув от тоски и злобы, или выйдешь, но немощным, больным стариком с пошатнувшейся психикой и мизерной пенсией. И жить тебе на воле не больше лет пяти. Все, Миша… Тебе отсюда уже не выйти, учти это. Но есть и лазейка – добрая воля спасти Полину. Она жива?
Последние слова Гуров рявкнул таким голосом, что даже Саша Малкин, возвышавшийся осадной башней рядом с Бугровым, вздрогнул от неожиданности. Бугров повел шеей так, будто ее сдавливала веревка…
– В Щукине она. Рядом со школой старая котельная есть, там в подвале он ее и держит. Зимин сказал, что ей оттуда выход только один. Если Пожерин артачиться будет, он его подставит трупом Полины. Ну, типа, они с сыном месть ей устроили за украденные документы.
– Что за бред? – Малкин вопросительно посмотрел на Гурова. – Он что, совсем идиот?
– Нет, Саша, – покачал головой Лев, – он просто так сказал, для этих двух идиотов. На самом деле ему Полина нужна была как свидетельница, которая обезопасит его от показаний Березиной и от показаний Глеба Ратманова. Он ее запугает, да уже запугал, и она скажет все, что ему надо. Может, жизнью матери шантажировать станет.
Через два дня в следственном управлении были собраны все участники того дела, за исключением непосредственных исполнителей, содержащихся в СИЗО. Следователь проводил очные ставки, дополнительные допросы. В конференц-зале сидели те, кому не воспрещалось общаться друг с другом. Глеб Ратманов сидел у стены, прижавшись к ей затылком. Справа от него, сгорбившись, сидела постаревшая мать, а слева хмурый отец Александр Иванович Пожерин. И вот по коридору провели Зимина в наручниках. Зимин чуть замедлил шаг и посмотрел на Ратманову. Ирина Андреевна тут же опустила глаза и закрыла лицо руками.
Глеб обнял мать и стал поглаживать по голове. Пожерин вздохнул, встал и, обойдя сына, сел по другую сторону от Ратмановой. Он положил ей руку на локоть и стал что-то говорить. Ратманова вдруг подняла заплаканное лицо и с болью в голосе резко бросила:
– Он ведь умудрился заставить меня ненавидеть тебя, Саша. Ненавидеть! Он меня и против сына настроил… Как я могла, как я могла… дура, дура!..
В конференц-зал бодрым шагом вошел Крячко. За ним следовала поникшая и безвольная Полина Курвихина. В волосах девушки Лев заметил несколько прядей седых волос. Крячко нашел его взглядом, взял девушку под локоть и повел к ряду кресел. Но тут случилось необычное. Глеб Ратманов поднял глаза на Полину, и этот взгляд как будто разбудил ее, вернул к жизни. Она остановилась, оглянулась на парня, и по ее изможденному лицу потекли слезы.
– Ты… – хрипло проговорила Полина. – Как мог ты… сильный, крепкий парень, подумать на меня…
– Не надо, Полина, – тихим голосом попытался урезонить девушку Крячко.
– Надо! Очень даже надо! Ты посмотри на меня, Глеб! Я – слабая девушка, которую оболгали, обвинили, которую прятали, чтобы ею затыкать рты свидетелям. И все из-за чего? Из-за твоих поганых бумажечек, из-за твоего поганого желания обмануть налоговую и больше денег положить в карман. Из-за того, что для тебя люди уже не люди, а инструменты для зарабатывания денег, для экономии денег, для плотских утех, для навешивания ярлыков!.. Ты вырос негодяем еще до того, как папа подарил тебе бизнес…
Глеб вскочил на ноги, лицо его пошло пятнами… За одну руку его держал отец, на другой повисла мать. Крячко обнял Полину и, усадив в сторонке, принялся успокаивать подручными средствами. Парень стоял как истукан, бегая глазами по залу.
– А ведь она права, Глеб! – громко сказал Гуров и встал со своего места. – Она права в том, что за своими делишками ты перестал замечать людей. Так бизнесменами не становятся. Так становятся вот такими Зимиными, как тот, что недавно прошел тут в наручниках.
– Я-то в чем виноват? – пробормотал Ратманов.
– Тебя использовали, Глеб. Как салфетку, как зубочистку. Использовали и выбросили. А ты и не понял. Потому что сам привык всеми пользоваться. Уже привык, хотя бизнесменом еще и не стал. А в результате Зимин со своими помощниками убил ее отца, чтобы все ниточки вели к нему, к Сергею Владимировичу Курвихину. Полина – его дочь, у вас конфликт из-за похищенных якобы ею документов. А все для того, чтобы тебя запугать и заставить твоего отца продать часть супердоходного бизнеса. Использовали они твои слабости, твои низменные инстинкты, а пострадала она, – указал Лев пальцем на Полину, – и ее отец. Уж он-то тут совсем был ни в чем не виноват. Он был просто назначен умереть. Понимаешь, его назначили те, кто считает, что им все можно, что им позволено использовать других, как они того хотят.
Гуров повернулся и пошел к выходу. У двери он остановился и снова повернулся к Глебу Ратманову:
– Не становись таким, Глеб. Ты же видишь, сколько горя вокруг сеется из-за этого и как ломаются судьбы людей…