Запоздалая стая - Страница 4

Веня из своего Иркутска забрасывал Ивана Васильевича конвертами, в которых, кроме маленькой писули с извинениями и обещаниями в следующий раз написать подробнее, влагались всевозможные разграфленные бумаги. В эти анкеты, наподобие листка по учету кадров, полагалось заносить все касательно бобров — сколько их старых и молодых, где проживают, чем кормятся, что понастроили… Иван Васильевич старался отвечать исправно: что сам на реках вызнавал, что выспрашивал у других — все вписывал в Венины графы. И всякий раз «нарисовывал» две-три страницы неразборчивых каракулей — без знаков препинания и заглавных букв. Так сказать, письмо из одного предложения. В нем он жаловался, что дела в промхозе не в гору, а под гору. Пушнина едва ли не наполовину уплывает налево, да и как ей не уплывать? Охотникам нынче бабы проходу не дают — предлагают за мех в пять-десять раз больше против государственной цены. Прямо помешался народ на этой пушнине. Хитрованы, те живо смекнули, что почем, кинулись, как нэпманы, разводить песцов. По двадцать-тридцать и более животин держали, тысячи задарма гребли. А Шарашки и вместо того, чтобы организовать государственную звероферму и перекрыть у частников лазейки, сам с ними заякшался, клетки с песцами у себя во дворе поставил. Теперь с него и вовсе работы не спрашивай. Нынешней весной сгноили на Тенисе целых три тонны выловленного карася — не на чем было вывезти: вездеход-доходяга вконец сломался. Зато по другим организациям этих танкеток дивизион. Иные держат технику не столько для дела, сколько для темных делишек — гоняют на ней за лосем и косачами, топчут, пашут гусеницами клюквенные рямы. Промхозу-то новый вездеход в первую голову нужен, а его не дают, почему такое? Письмо-предложение заканчивалось одним и тем же: взял бы ты, Веня, да приехал сюда, заместо пьянчуги Шарашкина, ведь обещал, когда тайговали, а сам застрял в этой ашпирандуре (слово это, при всем уважении к науке, Иван Васильевич изнахратил умышленно, чтобы хоть как-то унизить малопонятное заведение, обратавшее его надежду — Веню).

Вениамин Сергеевич — так стали навеличивать Веню — в «Васюганский» приехал всего на пару недель, для контрольного учета нескольких поселений бобров. Приехал нежданно: Иван Васильевич был в то время на Тенисе. Аспирант сплавал по Тартасу с егерем — единственным на весь район. Поездкой Вениамин Сергеевич остался весьма доволен, сказал, что на следующий сезон разрешат лицензионный промысел бобров. Ивану Васильевичу был передан большой привет и не меньшее сожаление о том, что не удалось повидаться. Но старик обиделся. Как же так, не написать ему загодя, не дать в крайности телеграммы?

Письма-пакеты из Иркутска больше не приходили, вместо них припархивали на Новый год яркие поздравительные открытки. В одной сообщалось, что диссертация о тартасских бобрах защищена успешно. Иван Васильевич хотел было не отвечать, но потом стал наказывать внучке посылать Вениамину Сергеевичу поздравления с Новым годом. Пусть думает, что сам он болен, пусть думает, что обиделся. Так оно и было. Поймет — хорошо, а нет — так нет. И вот прилетела в васюганскую тайгу новая весточка от Вени — и какая, и каким образом! Иван Васильевич сидел у костра, пил чай и слушал вполуха на суку транзистор «Геолог». И вдруг после легкой музыки объявляют: «Слушайте передачу из цикла „Человек и природа“ „Каким быть госпромхозу“. У микрофона преподаватель факультета охотоведения Иркутского сельхозинститута кандидат биологических наук Вениамин Сергеевич Демидов». И точно: Венин голос — резкий, отрывистый. Иван Васильевич кружку в сторону, уши свои большие навел, как локаторы, на транзистор, кажется, и не дышал. Хорошо говорил Веня! И что нынче госпромхозы маломощны, бесправны — тут, к слову, Веня и «Васюганский» помянул! — и что с их интересами не считаются работники других ведомств — лесники, мелиораторы, строители. Словом, в тайге нет одного главного хозяина. А таковым должен был стать, по Вениному проекту, госпромхоз — комплексное, хозрасчетное хозяйство, оснащенное вездеходами, «Буранами», а в некоторых случаях и арендованными вертолетами. Ничто не должно пропадать в тайге — ни гриб, ни ягода, ни орех, ни такая, казалось бы, малопригодная живность, как мормыш. Ловят его мизер — аквариумным рыбкам да на продажу рыболовам-любителям. А ведь мормыш, запасы которого огромны, — отличный корм для домашней птицы и свиней. Подумал Веня и о зверофермах возле рыбных озер, и об охране угодий. Кроме штатных егерей, ею должны заниматься на своих участках все работники промхоза. Егерь-промысловик — так их следовало бы называть. Еще упоминалось о типовых промысловых избушках, банях на колесах и прочих удобствах для безбедной работы и жизни в тайге.

Так-то — по-Вениному — что бы ни работать хоть и у черта на куличках, думал Иван Васильевич, бережно придерживая в слуховой памяти нотки Вениного голоса. И молодежь пошла бы в егери-промысловики. Добрую речугу толкнул Веня, то сказал, о чем душа болела, о чем мечтал и он, старый охотник, мытарясь в васюганской тайге.

5

Но поработать в госпромхозе будущего Ивану Васильевичу не довелось. Ждал, ждал — не дождался, на пенсию вышел. И едва ли не на второй день после этого грустно-радостного события то райское тайгование, о котором говорил Веня, само постучалось в двери — только не с той стороны, откуда поджидалось.

Началось с того, что Ивану Васильевичу поставили телефон. Эта штука в райцентре, может, и не так нужна, как в городе, а все же выручает при случае, да и родне можно, не тащась на почту, позвонить. «Чье указание-то?» — допытывался Иван Васильевич у разбитных парней-монтеров. «Приказ верховного командования, — темнили те. — Наше дело — сполнять». Видно, военкомат постарался, догадался Иван Васильевич. Почаще стали старых фронтовиков вспоминать.

Когда впервые зазвенел белый пластмассовый аппарат, Иван Васильевич аж вздрогнул, подбежал, путаясь в половиках, к трубке и отчеканил по-военному: «Гавырин слушает». А когда назвались на том конце, Ивана Васильевича и вовсе пот прошиб. Звонил Игнат Игнатьевич Рогов — бессменный помощник высокого районного начальства. Начальники приходили и уходили, а Рогов оставался. «Как слышимость, Иван Васильевич?» — зарокотал известный в округе бас. «Добре, как рядом с вами». — «А вот рядом нам и надо потолковать. Греби в мой кабинет. Хотя ты же… Погодь, сиди дома, мой Колька счас подскочит». И точно, не успел Иван Васильевич переодеться, как подскочил под самые окна «уазик». До Дома Советов каких-то полверсты — так и не смог Иван Васильевич сообразить, для какой такой надобности везут его к Рогову. Тот, правда, заядлый рыбак-охотник, да он-то, Гавырин, здесь при чем? «Можно?» — Иван Васильевич слегка приоткрыл дерматиновую дверь (и стукнуть не по чему). Таежник как-то оробел, пока шел по мягким дорожкам. «Входи, садись». Рогов — здоровенный, лобастый чалдон — вышел из-за стола, на ходу сунул Ивану Васильевичу розовую пятерню, давнул, а затем плотно прикрыл дверь.

У Рогова короткий седой ежик, а под крутым лбом с вечно насупленными и тоже седыми бровями — белкастые немигающие глаза. Взгляд их, будто оглоблями, сразу припер Ивана Васильевича к стене. «Так… Уж извиняй, Иван Васильевич, все о тебе знаю — что на пенсии, что сварганил новую дюральку… Да кто тебя не знает, ты же у нас был свой районный Улукиткан. Знаю и то, что лишнего не говоришь. А у нас будет дело такое: все — законно, чин чином, но без эфира, болтологии. У нас же, знаешь, любят посудачить; только повод дай — наговорят три короба. Так вот: будем, Иван Васильевич, рыбачить, охотиться — там, где Макар телят не пас. Появляется такая возможность. В районе нефтью пахнет, техникой не обделяют. Слышал, поди: базу авиаохраны леса в районе поставили — вертолет у них с летнабом. Короче, могут нас забрасывать по пути — на озера, ну, куда надо. Твоя задача какая? Быть в готовности номер один — с лодкой, сетями, с прочими потрохами. Да! И тычек пятиметровых наготовь — штук двадцать. В брюхо „ми-четвертого“ входят, проверено. Сам знаешь, не на каждом озере их нарубишь, а если нарубишь — полдня ухлопаешь. Так вот, я тебе, при случае, звонок: „В ружье, Иван Васильевич!“ Подойдет грузовая, свезет в порт, а там по обстановке — или один летишь, или со мной, или с товарищами. Наезжают к нам иногда из области — им тоже надо размагнититься. Ну, как? Ты, надеюсь, не против?» — Игнат Игнатьевич широко улыбнулся.