Заплати за любовь - Страница 7

Моя работа, даже представить страшно, что там у нее под одеждой, потому Нюта не дала себя осмотреть, и я последний идиот, что за шкирку ее не отправит к врачу. А вдруг я ей там чего повредил? Блядство. Она не хотела в больницу, а я не хотел еще раз делать ей больно и силой тащить туда.

***

– Сейчас же иди в милицию и пиши на эту скотину заявление!

– Я не буду.

– Ты дура? Почему, Аня, ну чего ты боишься?!

– Он знает мое имя и где учусь уже тоже. Я забыла в его доме рюкзак с документами. Он бандит, Снежа, а у меня бабушка и Илюха. Ты бы видела его. На викинга похож… И друзья у него такие же. Я не хочу проблем. Забыла уже. Прошло.

Мы в комнате одни. Я никому, кроме Снежки, не говорю об этом, да и ей без деталей. Подруга и так догадалась, а после мы долго плакали.

– Так… ты уже была у врача?

– Нет.

– Анька, я тебя выпорю, ну-ка, бегом пошла к доктору!

– Нет, это позор, мне стыдно.

Обхватываю колени руками. Тело подрагивает, хоть Снежка и напоила меня каким-то травяным чаем.

– Что?! Это ему должно быть стыдно, а не тебе!

– Я не пойду в больницу, я боюсь врачей.

– Господи, ну ты и дите! Первый курс, алло, зеленка, пора быть взрослой! Тепличная ты моя фея, бабушкин одуван! И вообще, если бы мой брат узнал, он бы этого ублюдка в асфальт уже закатал! Подожди, счас разберемся, Димон братков позовет – трындец твоему Викингу будет.

– Нет, Снежа, умоляю, никому не говори! Не надо! Там серьезные люди, ничего не случилось такого, все нормально, правда!

– Если честно, то не похоже, чтобы нормально. Анька, в медпункт хотя бы наш сходи, посмотри на свое состояние, это не шутки!

– Хорошо… я схожу. Схожу сегодня.

– Мась, как так вообще вышло, я не понимаю?

– Я приехала на такси к тебе, но водитель, видать, адрес перепутал. Там были мужчины, я подумала, что дверь открыл твой старший брат, а после прошла в спальню, и там был он.

– И? У тебя ведь даже парня еще не было. Как это было?

– Больно, страшно, обидно. И не было там никакой радуги и цветов, нежности не было. Как зверь. Он разорвал мою одежду и… Я отбивалась, но Викинг придавил меня собой, такой тяжелый, сильный, я… я испугалась, я ничего не могла сделать, клянусь. Ничего!

– Бедная моя! Анечка, не плачь!

– Я грязная теперь. Порченая! Шурочка если узнает – ее приступ хватит. Бабушка же ждет, что я с женихом приеду из города после учебы и все по-людски будет, а я что? Что я ей скажу?!

Реву, вот теперь, похоже, меня накрыло. С головой просто. Как-то долго я воспринимала, и если поначалу плакать не могла, то теперь рыдаю уже весь вечер.

– Да не убивайся ты так, ну что уж теперь, в монастырь, что ли, пойдешь?

– Да, пойду!

– Дурочка ты еще маленькая. Деревня! Ань, ну современней надо быть! Кто сейчас до свадьбы ждет? Ты бы парня встретила, это все равно бы случилось.

– Не так! Я не так хотела! Я для мужа себя берегла и хотела после свадьбы только. И по любви.

– Я знаю. Будет у тебя еще и по любви, увидишь!

Снежка поддерживает меня, и это помогает в первые сутки не сойти с ума от отвращения к себе самой, обвинения себя в том, что такая слабая и не смогла ему противостоять.

Я вообще не должна была туда ехать одна, и это ощущение его сильных рук, жадных колючих поцелуев на теле не проходит, сколько бы раз я душ ни приняла.

Я должна была отбиваться от Викинга сильнее, кричать громче, в конце концов, не входить в дом, где были незнакомые мужчины, но время не вернуть назад, и я больше никогда не буду достаточно чистой, чтобы выйти замуж.

Прошло два дня. Протикало, точнее. Я выхожу на работу, новые объекты, персонал набираем, дела идут отлично, вот только каждый раз, вернувшись домой, рюкзак этот чертов вижу. Ее.

Как маяк, напоминание о содеянном. Думал выбросить, но не стал, не привык брать чужое.

Мать звонила, переживает, что Стеша свалила из дома и голодает, тогда как на самом деле сеструха моя задницей крутит где-то в кабаке. Смешно даже, хуй она там голодает, пока я ее обеспечиваю, главное, чтоб проблем в том кубле не нажила.

Утром принимаю ледяной душ. Всегда так делаю, бодрит, особенно если потом еще в снегу поваляться. У меня природа, хотел подальше от людей, их и так хватает на работе, но меня и тут находят. Среди березок, блядь, и сосен.

Пашка, черт, уже четвертый раз наяривает, и порой мне кажется, что он не мой подчиненный, а мой, сука, контролер.

Хватаю что-то из холодильника, завтрак всегда на ходу, потому что привык быстро. Я работаю в охранном бизнесе больше десяти лет, пять из которых уже своя фирма имеется. За минуту собираюсь, каждая вещь на своем месте, и этот рюкзак девчачий как бельмо в глазах.

Хватаю его, иду к мусорке, но останавливаюсь. Фиалковые глаза зареванные в башке проносятся, и совру, если скажу, что девочка некрасива.

Как она смотрела на меня тогда утром за столом, а после в машине, из башки не выходит, ведь там не было даже укора, а только ебучий страх.

Красивая она, миленькая, хоть и зеленая еще до чертей. Можно было бы с ней по-нормальному, ладно, неопытна, распечатал бы красиво, а так… еще и по пьяни.

– Проклятье.

Отбиваю очередной вызов Пашки и, хватая рюкзак, выхожу из дома.

***

– Как ты, мась?

– Нормально.

– В медпункте была?

– Ага.

– И? Дали хоть что-то? Я боюсь за тебя.

– Да, таблетки там… все вроде нормально. Как новенькая.

Улыбаюсь, скрещивая пальцы. Я не была ни в каком медпункте, потому что мне стыдно. Внешне вроде и правда лучше, кровь только в первый день была, потом уже прошло.

Документы, правда, жалко. Восстановить паспорт долго, а студенческий проблемно. Денег в кошельке было мало, а вот рюкзак действительно жаль. У меня нет другого, теперь приходится ходить с пакетом на пары, что немного стыдно, но, впрочем, я не балованная. Шурочка меня растила на пенсию одну, да еще и Илюха сверху. Нет, мы не голодали, но особых изысков тоже не случалось.

Мамы рано не стало, а у отца своя семья. Не помню даже, когда видела его в последний раз. Кажется, в первом классе. Я в школу тогда пошла, а он приезжал, привез мне какие-то вещи, погостил сутки и уехал. Илюша так плакал из-за него, еще совсем мелкий, а я молчала.

Шурочка сказала, у него другая семья уже и дети есть родные от второго брака, как будто мы не родные, смешно даже. Не до нас, в общем, ему, так мы и выросли. И не сироты, но и семья не полная, бабушка мне как мама и папа, только ближе. Да и для Ильи, который на три года меня младше, точно так же. Как птенцов нас вырастила, под крыло взяла.

Мы не жили роскошно, но я не припомню, чтобы страдала оттого, что мне чего-то остро не хватало. Бабушка даже подарки нам умудрялась делать на свою пенсию мизерную: что-то перешивала, что-то Илюха даже за мной донашивал, когда был поменьше.

Мне немного стыдно об этом вспоминать, но, оказавшись одна в этом большом городе, я теперь понимаю, что у меня было неплохое детство, жаль только, что я Шурочку разочарую.

После того, что Викинг сделал со мной, никто жениться на мне не захочет. Мне теперь кажется, будто у меня на лбу это клеймо порченой выбито и пульсирует кровью.

Я хотела выйти замуж невинной, хранила себя для мужа будущего, а теперь что… как девка какая-то гулящая – “без стыда и совести”, как сказала бы Шура.

– Что-то не видно, что ты забыла, Анют. Глаза вон красные снова. Как ты себя чувствуешь, солнце? Синяки сходят?

– Да. Потихоньку.

Прошло три дня. Я хожу на пары, и вроде все как и раньше, за исключением синяков на бедрах и руках. Те еще хуже выглядеть стали. Аж фиолетовые, потому я ношу длинный свитер под горло, чтобы не было видно ни синяков, ни следов на шее. От Его губ.

Белую кофту Викинга я сняла тогда сразу. Хотела выбросить, но не стала. Сложила в пакет и поставила на подоконник у своей кровати. Он до сих пор там, пахнет медом и горьким шоколадом – так пахнет Им. Викингом.