Записки усталого романтика - Страница 8

– Вот это да! – восхищается Кузнецова. – Пожалуй, сюда за грибами не походишь.

Неожиданно одна из стен «ущелья» резко ныряет вниз, и справа открывается уже настоящее ущелье. А за ним – тянущиеся до самого горизонта бесконечные волны сопок. Автобус испуганно шарахается от пропасти и жмется к противоположной «стене».

– Мы на водоразделе! – объявляет Володя. – С этого момента начинается спуск!

Автобус сразу переходит на «аллюр», огибает вершину и выныривает с солнечной стороны, а вокруг все меняется так внезапно, точно в диапроекторе поменяли цветной слайд. Только что была непроходимая тайга, а теперь открылись обугленные черные остовы деревьев на черной от пепла земле. Даже дальние сопки ощетинились стволами без листвы, точно свернувшиеся ежи...

– Неужели это все от одного окурка?

– Не только, – объясняет Володя. – Иногда кто-то из охотников по неаккуратности своей банку стеклянную оставит в тайге, а солнечные лучи сфокусируются на ней, упадут на сухой лист, и пойдет полыхать! Я весной как раз этот пожар наблюдал. Страшное зрелище! И с вертолетов его тушили, и встречный огонь пускали... Все шумит, валится... Потоками горячего воздуха птиц на лету сбивает! А пламя с такой скоростью распространяется, что не все звери убежать успевают.

В седловине между сопками слайд вновь меняется. Показалось болото в самой низине, и земля там красная от уже созревшей ягоды и краснотала. Мы идем по этому красному лесу: наш автобус все-таки сломался. Но уже недалеко. Воздух тих. Он доносит из глубины тайги рычание бульдозеров, звуки взвизгивающих пил и звон падающих деревьев.

Когда мы пришли в поселок, там еще не было лесорубов; обеденный перерыв не начинался. Нас встретила Люда, высокая белокурая девушка. Оказалось, она работает мастером лесозаготовок. Люда пригласила наших девушек к себе в вагончик, чтобы они там переоделись перед выступлением. Ребята остались переодеваться в автобусе, который кое-как доплелся до поселка, не развалившись.

Перед концертом ко мне подбежала удивленная Таня Власенко.

– Вы знаете, сколько Люде лет? Восемнадцать!

– Ну вот, видишь, на два года моложе вас, а вы с ней разговариваете так, словно она ваш преподаватель.

– Да, но она уже мастер! А ее зарплата в три раза больше нашей стипендии и в два раза – чем моя зарплата ведущего инженера.

Наши девушки выпытали у Люды, что родилась она здесь, в Приморье. В удэгейской деревне. Мать – учительница русского языка. Отец – охотник. После восьмого класса Люда поехала учиться в техникум, окончила его, и ее направили на лесозаготовки мастером. Родители хоть и недалеко живут, а добраться до них отсюда нелегко. Надо через Владивосток лететь. Так что съездить к ним можно только в отпуск.

В поселок понемногу начали стягиваться из тайги лесорубы. Бородатые, огромные, загорелые... Как-то не верилось, что Люда может ими командовать. Они не удивились, увидев гостей, похожих из-за разноцветных агитбригадовских рубашек на первомайские шарики. Люда им объявила вчера, что приедут артисты. Мы уже привыкли к этому слову «артисты», и поэтому, когда к нашему «первомайскому букету» подошел Коля-лесоруб, бородатый, в свитере-кольчуге, и спросил: «Что, вы действительно артисты?» – ответили не без гордости: «Да, конечно!»

Именно такими мы представляли себе лесозаготовителей. Похожими на русских богатырей. А они, наверное, представляли себе артистов похожими на нас. На первомайские шарики.

– Вообще-то мать наша нам вчера сказала, что сегодня артисты приедут, но мы думали: разыгрывает. Я уже десятый год здесь. Никогда такого не было. Чтобы артисты... сюда.. Чего-то не то... Откуда же будете?

– Из Москвы.

– Да ладно, я серьезно спрашиваю.

– Честно, из Москвы!

– Да?! – Он недоверчиво посмотрел на меня.

Разговор мог затянуться, но в это время на сцене уже появились наши «артисты», и после официального объявления о начале концерта всем пришлось поверить, что мы все-таки из Москвы.

Наш главный чтец Александр Четверкин (помимо инженера он еще и студент Щукинского театрального училища) рассудил так: раз мы находимся в самом тигровом месте, то ему просто необходимо прочесть монолог царя зверей, написанный Рождественским от имени льва. В самый напряженный момент, когда льва должно быть жалко оттого, что его – царя зверей – совсем затер человек, из-под автобуса высунулся маленький пятнистый котенок. Он, видимо, не был уверен в том, что окружающий его мир не таит в себе никакой опасности. Поэтому прижал уши к голове, сам прижался к земле и, мигая своими зелеными во всю головку глазами, по-пластунски пополз к Четверкину. И казалось, что этот котенок – все, что осталось после человека от царя зверей.

И льва действительно было жалко. Под аплодисменты зрителей котенок потерся о ногу кланяющегося Четверкина, словно тоже был артистом, а номер с ним разыгран специально.

Лесозаготовителям не хотелось отпускать нас сразу после концерта. Пригласили в столовую-палатку.

– Конечно, им хочется с вами и поговорить, и порасспросить о Москве, – пояснял Володя. – Для них ваш приезд – событие. Они ведь тут как на корабле. Только не посреди моря, а посреди леса. Все анекдоты друг другу пересказаны, истории тоже. Так что теперь о вас еще на месяц разговоров хватит.

Пока мы едим, Люда, Коля и двое его друзей ищут для нас по поселку сапоги и каски, чтобы отвести в тайгу и показать, как они валят лес.

Идем, вверх на сопку по «волокам» – колеям, прорубленным в тайге. По ним стягиваются к поселку мощными тракторами связки уже очищенных от веток стволов. Иногда приходится переходить топи, тогда большущие сапоги спадают с ног.

Впереди идет Коля. Рядом с ним Таня Буланова, самая любопытная, пожалуй, из нашей труппы студентка. Она интересуется у Коли стоимостью кубометра каждого сорта дерева и очень удивляется тому, что самое дорогое дерево из здешних пород – орех.

Но вот выходим на поляну – огромную, утыканную пнями. На краю ее бульдозер, надрываясь, разворачивает лежащий на земле ствол кедра. Двое рабочих с топорами очищают от веток следующий кедр. Тракторы вытягивают из чащи на железном тросе совсем свеженький ясень. А за спиной ухает о землю, звеня ветками, ель, и земля чуть вздрагивает под ногами от ее падения...

Лесорубы выбрали громадную ель с шишками – для наших девушек. Двое из них взяли бензопилу и стали учить нас, как надо такие громадины заваливать. Когда ель ухнулась об землю, заставили топорами очищать ствол от веток. Шишки оказались смолистыми, их пришлось сначала бросать в костер. Сфотографировались на стволе побежденной ели, как на поверженном драконе.

Над входом в одноэтажное бревенчатое здание погранзаставы яркий плакат: «Наш армейский привет артистам из Москвы!»

Лежащим на земле медведем врезался в море зеленый мыс. Медведь будто подполз к воде и опустил в нее голову, чтобы напиться. На его холке, под кронами молодой дубравы, спряталась от постоянно дующих с моря ветров и человеческих взглядов погранзастава. Далеко видно со стрельчатой деревянной вышки на «медвежьей холке» изрезанный заливами берег Приморья, горы Сихотэ-Алиня, которые, увеличиваясь, убегают к горизонту до самого водораздела. А внизу как на ладони лежит голубой залив, его окаймляет похожая отсюда, сверху, на бумеранг бежевая полоска песчаного берега.

Когда мы поднялись на «холку» по вырытым в склоне ступенькам, держась за канат, натянутый для пограничников на случай бури или тумана, нас встретил залп собачьего лая! Оставалось лишь радоваться тому, что все овчарки на привязи. Так много чужаков одновременно они видели впервые.

Сами же пограничники смутились. Скорее всего, из-за наших девушек. Во всяком случае, с их появлением сразу приутих оживленный солдатский разговор в курилке. И солдаты поначалу смотрели на нас немного исподлобья. Лишь отглаженные гимнастерки да начищенные сапоги без единой пылинки выдавали тщательную подготовку к концерту.

Больше всех был доволен начальник погранзаставы.