Записки ретро-разведчика (Из варяг в греки) - Страница 7

Ожидаемых кивков не последовало. Катька стояла за прилавком и делала мне страшные глаза.

- Быстро говорю? - прервался я.

- Нет-нет, хорошо, - кивнула Мика. - Продолжай. Все правильно. В Швеция бумага очень тонкая, у нас плохо издают классику...

Верзила-студент чпокнул жестяной крыжечкой пепси и отхлебнул из банки. На него осуждающе покосились. Он виновато втянул голову в плечи и улыбнулся мне - жарко!

Я взял с прилавка несколько своих книг и раздал шведам. С этого и надо было начинать, болван. Студенты радостно закивали, зашелестели свежие тугие страницы... Катька сделала еще более страшные глаза и, извинившись, подошла ко мне с искусственной улыбкой. Прошептала на ухо:

- Скажи, что книги они могут купить в магазине, а ты их надпишешь. Они думают, ты даришь.

- Может, ты скажешь? Они меня понимают?

- Хорошо, скажу. Говори проще, расскажи о себе.

Катька, продолжая улыбаться, вернулась к прилавку и что-то сказала по-шведски. Две книги легли обратно на стойку. Я почувствовал себя неловко. Будто я навязывал студентам покупки.

Я попытался рассказать о себе. Мика понимающе кивала. Катрин переводила. Студенты листали книги, рассматривали смешные иллюстрации Сереги Лемехова и хихикали.

Катька гордо улыбалась и одобрительно подмигивала мне. Книгу мою - я уверен - она не читала. Несколько раз звякал дверной колокольчик, и в магазин осторожно заходили новые покупатели. Катька жестом приглашала их к нашему кружку и шепотом поясняла, что происходит. Студенты и Мика на правах старожилов задавали мне вопросы. Одна девица, наиболее заморенная учебой, заглядывая в блокнотик, спросила, страдал ли я от цензуры и Ка-гэ-бэ. Спросила по-русски, но Катрин перевела, чтобы всем было понятно.

Стало тихо.

Врать не хотелось. Я молчал, вспоминая свою бестолковую жизнь и отдельных чудаков, с которыми сталкивался в редакциях. Как было дело, в двух словах не расскажешь. Диссидентом я не был - это уж точно. Мутило от многого, но когда умер Брежнев, я огорчился... И Горбачева принял поначалу всей душой.

Мики щелкнула пальцами, привлекая мое внимание, и демонстративно выключила диктофон. Дескать, дальше нашей компании ваши признания не разойдутся. Студенты со свирепой подозрительностью оглядели пришедших после них посетителей. Все напряглись.

Я молчал, как истукан.

- Но ваши книги появляться только при Горби... Горбачев, - ласково подсказала Мики.

- Я бы не хотел отвечать на этот сложный вопрос, - замялся я.

Публика понимающе закивала, переглядываясь. В том смысле, что автор опасается агентов КГБ даже здесь, в Швеции. Может, он и прав...

Были и еще вопросы. Кто из современных русских авторов вам больше всего нравится?

Я назвал. Тишина. Ни знают таких.

- А кого вы знаете? - спросил я.

Мне назвали московскую обойму из пяти фамилий. Нет смысла ее повторять - даже не умеющий читать, слышал эти имена. Здесь считается, что это наша современная литература.

- А еще кого знаете? - допрашивал я. - Братьев Стругацких знаете? Фантастов?

Не знают...

Вот они, парадоксы единого культурного пространства! Духовные лидеры нескольких поколений русской интеллигенции - а будущие филологи-слависты о них даже не слышали.

- Виктор Конецкий?

Общее пожимание плечами.

Какого-то стебка постмодерниста изучают, а о Конецком не слышали. О чем с этими славистами говорить... Не знают Гранина, Голявкина, Житинского, Штемлера, Валерия Попова...

По-житейски это понятно - раньше такие ходы назывались культурным обменом по линии Союза писателей.

Сейчас проще.

Пригласили шведских переводчиков в Москву, свозили на дачу, выпили в бане, собрали свою тусовку из нескольких человек: Вот прекраснейший писатель! Его семь лет не печатали при коммунистах! А этого пятнадцать! Огромный талант, огромнейший! Главы из его повести Радио Свобода передавала. А это - гений самиздата! Его многопудье ждет своего времени. Вот этот суровый господин с бородкой - мученик андеграунда! Это - тайный участник диссидентского движения. Он один рассказ три года писал, шлифовал, отделывал, но КГБ при обыске изъяло. Второй он проглотить успел... Остальные он в голове носит - видите, какой череп вспухший?

Долго ли бедным шведам голову заморочить. Про кого больше шумят - тот и гений! Не могут они десяток литературных журналов, выходящих у нас в месяц, осилить. Хоть тресни, не могут - в Швеции, насколько мне известно, всего пятеро профессиональных переводчиков с русского языка. А книг сколько выходит? Что им в уши вложат, то они и переведут. А что переведут, о том критики и напишут, то студентам и предложат для изучения.

Я и сам первые годы перестройки пребывал в некотором мороке от чтения андеграунда. Читаю рецензию - новый Гоголь явился! Нахожу журнал или книжонку - спотыкач какой-то, как говорил водитель бортового камаза Коля Максимов. Читаешь и спотыкаешься. Снотворное прямого действия. Без будильника десяти страниц не осилить. Либо стеб, понятный десяти мальчикам ближнего окружения, либо герметизм, никому, кроме автора не понятный. Сидит под одеялом и пукает: Не нравится тебе мой запах - и хрен с тобой! Я не для тебя пукаю - для себя!.

Читаешь Литературную газету - десять новых имен, и все как бы гении: работают в необычной манере, полный контраст с соцреализмом...

Я в то время, как доверчивый дурак, все пытался сыскать-прочитать, о чем критика писала. А потом плюнул и стал старые вещи перечитывать...

Хотя, некоторые новации производили впечатление... Особенно, возвращенная проза.

Шведам-филологам я обо всем этом говорить не стал.

Но за литературу нашу обидно...

Меня спросили, много ли платят писателям в России. Я сказал, что раньше платили значительно больше. После первой своей книжке, выпущенной в Москве, я бросил работу и заставил сделать то же самое жену. Почти год мы жили на гонорар. После второй книжки я спижонил и сразу купил машину, продолжая недолго манкировать службой. А вот с третьей книжки, которая была в два раза толще, чем две предыдущие, я только смог отремонтировать Вольво, которую когда-то выиграл в рулетку на пароме Анна Каренина, и заткнуть некоторые финансовые дыры.

- В рулетку? - воскликнула Мика. - Вы игрок? Расскажите!

...Мы плыли тогда в Швецию для переговоров о нашем будущем писательском круизе-конгрессе. Писатель А.Ж., композитор А.П. и я. Такая маленькая культурная делегация. Композитор плыл по своим музыкальным делам, мы - по своим. Но держались вместе. До этого я один раз играл в рулетку на пароме Силья лайн, и мне понравилось.

...Первый в жизни подход к запретному полю принес мне выигрыш в пятьдесят долларов (расчет шел в кронах, стало быть - четыреста крон.).

Тогда, на Силья Лайн, я забрал выигрыш и отошел от стола, чтобы обдумать фартовую ситуацию. Дорогу в один конец, я считай, у судовладельцев отбил. Выкурив сигарету в носовом салоне парома, я подумал, что неплохо бы отбить дорогу сразу в оба конца - зачем же упускать такой случай? У нас в стране рулетки нет, а когда мне еще удастся так легко заработать денежки?

Минут через сорок я вновь курил у огромного стекла, за которым светились огоньки близкого еще финского берега, и размышлял над присказкой Жадность фраера погубит. Правильная присказка. Какого черта я решил трясти судоходную компанию - сидел бы себе с выигрышем и не лез на рожон. Теперь судовладельцы взяли с меня двойной тариф за проезд. Естественно, пользуясь моей неопытностью и специально созданной толкотней возле игорного стола.

Еще я думал о том, что по моей спокойной схеме, если тебя не будуть толкать и дышать в затылок, проиграть в принципе невозможно. Я же не сыпал горы фишек на какое-то конкретное число, чтобы либо разом их просвистеть, либо получить в тридцать два раза больше. Я ставил либо на красное, либо на черное.

Как известно из теории верояностей, которую я со второго захода успешно сдал в Институте водного транспорта, шансы выпадения орла или решки при подкидовании монеты равновероятны и соотносятся как 50:50. Также равновероятны и попадание шарика рулетки на красные или черные поля цифр, поскольку все 32 цифры барабана, как красно-черные зебры чередуют свой цвет.