Записки о России генерала Манштейна - Страница 9

Возвращаюсь ко второму брату. Он провел несколько лет в кенигсбергском высшем училище, отсюда он бежал, чтоб не попасть под арест, которому подвергался за некоторые некрасивые дела. Возвратясь в Курляндию, он убедился, что не может существовать без службы, поэтому в 1714 г. отправился в Петербург. Здесь он домогался должности камер-юнкера при дворе кронпринцессы, супруги царевича. Однако такое домогательство со стороны человека, столь низкого происхождения, показалось слишком дерзким; ему отвечали презрительным отказом и посоветовали даже скорее убираться из Петербурга. По возвращении в Митаву, он познакомился с г. Бестужевым (отцом великого канцлера), обер-гофмейстером двора герцогини Курляндской; он попал к нему в милость и пожалован камер-юнкером при этом дворе. Едва он встал таким образом на ноги, как начал подкапываться под своего благодетеля; он настолько в этом успел, что герцогиня не ограничилась удалением Бестужева от двора, но еще всячески преследовала его и после, отправив Корфа нарочно в Москву жаловаться на него. А Бирен своею красивою наружностью в скором времени так вошел в милость у герцогини, полюбившей его общество, что она сделала его своим наперсником. Курляндское дворянство исполнилось зависти к новому любимцу; некоторые лица пытались даже вовлечь его в ссору. Необходимость иметь поддержку в дворянстве заставила Вирена искать союза в одной из древних фамилий. Несколько раз ему отказывали; наконец он навязался фрейлине герцогини, девице Трейден, на которой и женился еще до получения согласия ее родителей. Теперь он надеялся, что дворянство примет его в свою среду, однако встретил жестокий отказ.

Русское министерство также его не терпело, как и курляндское дворянство. Всех возмутил его поступок с Бестужевым, от этого и в Москве его ненавидели и презирали. Дело дошло до того, что незадолго до кончины Петра II, когда Корф ходатайствовал об увеличении содержания герцогине, министры Верховного Совета объявили ему без обиняков, что для ее императорского высочества все будет сделано, но что не хотят, чтобы Бирен этим распоряжался.

Выше было упомянуто, что в числе условий, которые депутаты должны были предложить новой императрице, было и то, чтобы она оставила своего любимца в Митаве. Хотя она и дала на это свое согласие, однако Бирену приказано было следовать за нею не в дальнем расстоянии, а как скоро императрица объявила себя самодержавною, Бирен был пожалован в камергеры, затем, в день коронования, возведен в высшие должности, как упомянуто ранее.

Когда герцог Фердинанд Курляндский, последний потомок дома Кетлеров, умер, Бирен происками своими добился избрания в герцоги. Таким образом он стал владетельным государем той самой страны, которой дворянство несколько лет перед тем отказалось принять его в свое сословие. В то время, когда он стал подвигаться на поприще счастия, Бирен присвоил себе имя и герб французских герцогов Бирон. Вот какой человек, в продолжение всей жизни императрицы Анны, и даже несколько недель после ее кончины, царствовал над обширною империею России и царствовал как совершенный деспот. Своими сведениями и воспитанием, какие у него были, он был обязан самому себе. У него не было того ума, которым нравятся в обществе и в беседе, но он обладал некоторого рода гениальностью, или здравым смыслом, хотя многие отрицали в нем и это качество. К нему можно было применить поговорку, что дела создают человека. До приезда своего в Россию он едва ли знал даже название политики, а после нескольких лет пребывания в ней знал вполне основательно все, что касается до этого государства. В первые два года Бирон как будто ни во что не хотел вмешиваться, но потом ему полюбились дела и он стал управлять уже всем. Он любил роскошь и пышность до излишества, и был большой охотник до лошадей. Имперский посланник Остейн, ненавидевший Бирона, говаривал о нем: «Когда граф Бирон говорит о лошадях, он говорит как человек; когда же он говорит о людях или с людьми, он выражается как лошадь». Характер Бирона был не из лучших: высокомерный, честолюбивый до крайности, грубый и даже нахальный, корыстный, в вражде непримиримый и каратель жестокий. Он очень старался приобресть талант притворства, но никогда не мог дойти до той степени совершенства, в какой им обладал граф Остерман, мастер этого дела. После довольно пространного отступления, пора продолжать прерванную историю.

Преобразование кавалергардов и образование двух новых гвардейских полков. — Кончина фельдмаршала князя Голицына — Размолвка графа Ягужинского с Бироном. — Принц дон Эмануил, инфант португальский, приезжает в Москву. — Принцесса Анна переходит в православную веру. — Присяга по поводу назначения преемника. — Двор переезжает из Москвы в Петербург. — Примеры строгости императрицы. — Семейство Меншикова и некоторые другие вызваны из ссылки — Граф Миних пожалован в фельдмаршалы — Основание кадетского корпуса. — Образование трех кирасирских полков. — Увеличение жалованья русским офицерам. — Новый военный штат. — Союз дворов петербургского и копенгагенского. — Китайское посольство. — Возвращение завоеванных у Персии областей. — Раздор с Польшею по поводу герцогства Курляндского. — Путешествие двора по Ладожскому каналу и описание канала.

1731–1732.

Императрица Анна преобразовала кавалергардский корпус, сформированный Петром I по случаю коронования Екатерины; и на место его образовала конно-гвардейский полк, в который вступила большая часть офицеров кавалергардского корпуса, а прусский король прислал несколько офицеров и унтер-офицеров для введения прусского учения. Императрица пожелала также увеличить гвардейскую пехоту, и с этою целью велела сформировать новый полк из трех баталионов, дав ему название Измайловского (по имени подмосковного дворца). Полковником полка назначен граф Левенвольде, подполковником, — Кейт, а майором — Густав Бирон. Офицеры были большею частию иностранцы, или лифляндские дворяне. Эти два гвардейские полка должны были служить противодействием остальным старым и сдерживать народ от попыток к мятежу.

В декабре месяце Россия лишилась лучшего полководца из своего народа, фельдмаршала князя Голицына, умершего на 56 году от рождения. Это был человек с большими достоинствами, выказавший во всех случаях истинное мужество и величайшие военные способности. Ему обязаны победою над шведами при Лесном.

После оказанной графом Ягужинским услуги императрице, как я рассказал выше, он надеялся, что его отличат преимущественно перед другими вельможами империи. Напротив того, ему некоторое время не возвращали прежних его должностей, и может быть, и совсем оставили бы без внимания, если б ему не удалось расположить в свою пользу графа Левенвольде. Вот по поводу какого дела это случилось.

При заключении Ништадтского мира со Швециею, Петр I утвердил привилегии лифляндцев со следующею оговоркою: «насколько они (привилегии) совместны с системою правления». Эта оговорка внесена также в патенты преемников Петра. Когда Анна вступила на престол, обер-шталмейстер граф Левенвольде, пользовавшийся ее вниманием, вздумал воспользоваться ее милостию, чтобы освободить свое отечество от упомянутого ограничения. Но граф Остерман, как верный министр, не допускал никакой перемены. Ягужинский воспользовался этим случаем, намекнув Левенвольде, что если ему, Ягужинскому, возвратят его прежнюю должность обер-прокурора сената, то он берется окончить дело по желанию Левенвольде. Обер-шталмейстер без труда исходатайствовал у императрицы восстановление Ягужинского, а этот с своей стороны тоже сдержал слово и выхлопотал, чтобы подписали привилегии Лифляндии. После счастливого окончания этого дела, Ягужинский, некогда один из первых любимцев Петра I, вообразил, что он может распоряжаться делами в такой же мере, как бывало при том государе, когда он в сенате имел значение почти равное императору; однако Кабинет не одобрил и не допустил этого притязания, да еще сделал ему по этому поводу довольно колкие замечания. Ягужинского взорвало; полагая, что всему причиною Бирон, который и без того не оказывал достаточного уважения его особе, он разгневался на любимца, и в разных случаях стал довольно дурно отзываться о нем. Но, как ему показалось, что он этим недовольно выместил Бирону, он решился и на большее. Находясь однажды за столом у гр. Бирона, Ягужинский, выпив лишнее, не удержался и насказал ему грубостей. Ссора дошла до того, что Ягужинский вынул уже шпагу против хозяина дома; их разняли, а Ягужинского отвезли домой.