Записки о Михаиле Булгакове - Страница 97
Мир булгаковского дома, мир семьи был полон детского общения. Дружили семьями, а семьи были многодетны. Мальчики Богдановы — соседи по даче. Мальчики Гдешинские — сыновья библиотекаря Духовной академии. Сынгаевские — с их матерью дружит Варвара Михайловна. Бесчисленные кузены и кузины, подруги сестер... Богиней этого мира, его королевой была мать, Варвара Михайловна Булгакова, никогда не устававшая от детской круговерти, от детских голосов, праздников, прогулок, театра на даче и т.д. и т.д.
Оба круга детского общения пересекались: круг гимназии — все мальчики, все сверстники, и круг дома — мальчики и девочки всех возрастов... Эти круги общения были равновелики и вместе с тем, конечно же, очень разны. Ибо мир гимназии был сложен не только в национальном, но и в социальном плане: в классе учились мальчики из очень богатых семей. А мир дома был русским и в социальном отношении весьма ровным: чиненые башмаки, переходившие от старших к младшим, штопаные курточки и — огромная жажда учиться.
Что же удивительного, что самые любимые друзья Михаила Булгакова — Борис Богданов, Платон и Александр Гдешинские, Николай Сынгаевский (прототип Виктора Мышлаевского в «Белой гвардии») — были отсюда, из мира Дома? Друзья детства — друзья на всю жизнь. Хотя по крайней мере для двух, а может быть, и для трех из них эта жизнь оказалась очень короткой. Все четверо — русские, как и Михаил Булгаков. Искать в этом какое-то пренебрежение к людям других национальностей, говоря научным языком, некорректно, а если по-русски — безнравственно.
Стоит отметить и другую, очень популярную у булгаковедов и бесконечно, без какой бы то ни было критики цитируемую книгу — не столько мемуарные, сколько беллетристические записки С. А. Ермолинского «Михаил Булгаков» (опубликованы неоднократно и переведены на многие языки).
Во вступительной статье к книге «Дневник Елены Булгаковой» (с.9) я не случайно привела запись Е. С. Булгаковой о мемуарах Ермолинского. Может быть, коллеги отнесутся к этой записи внимательней, если я приведу ее более полно:
17 ноября 1967 года. «Вечером Сергей (сын Е. С. — Л. Я.) читал некоторые статьи из сборника. В ужасе и отвращении от языка Ермолинского. А я — еще и от вранья его, вся статья фальсификация. Его право было придумывать, но нельзя выдавать за реальность.
Сейчас принимаю сильнейшее снотворное — иначе от возбуждения не засну».
19 ноября. «В третьем часу — Ермолинский... Мы пообедали и сели сначала за правку его статьи — чего он никак не ожидал, но соглашался на все, хотя был явно обижен. Закончив, я сказала:
— Если ты хочешь, чтобы я приняла твою статью целиком, переведи прямую речь Миши в косвенную. Ты не передаешь его интонации, его манеры, его слова. Я слышу, как говорит Ермолинский, но не Булгаков. И, говоря откровенно, мне определенно не нравятся две сцены, одна — это разговор якобы ты журналист, а вторая — игра в палешан. Причем я не могу себе представить, где же я была в это время, что я не помню этой игры!
Он стал уверять, но я стояла на своем. Этого не было. Не знаю, каковы будут результаты» (ОР РГБ, фонд 562, 30, 1).
Результатов, как известно, не было. Статья, которую разбирает Е. С, к этому времени уже была опубликована («Театр», 1966, № 9), встречена с восторгом, и вдохновленный успехом Ермолинский после смерти Е. С. «припомнил» и другие подробности...
Бесконечные домыслы переписываются без какой бы то ни было критики из статьи в статью, из книги в книгу. Российские исследователи приучены беспрекословно верить слову напечатанному. Доверчивость литературоведов свободного мира к русским публикациям необъяснима.
Еще болезненней проблемы текстов. Нельзя исследовать писателя, не зная в точности, что именно и как он написал.
Кое-что сделано: в 1989 году, в упомянутом выше двухтомнике прозы Булгакова, появились впервые восстановленные по всем доступным источникам подлинные тексты «Мастера и Маргариты», «Белой гвардии», «Собачьего сердца». Для Собрания сочинений (1989—1990) текст «Мастера и Маргариты» был заново вычитан мною, а драмы и комедии Булгакова вычитаны и выправлены петербургской группой текстологов.
Но в этом же московском Собрании сочинений «Белая гвардия» снова дана в невыправленном варианте, с множеством искажений; «Собачье сердце» — как будто это не имеет ни малейшего значения! — не в последней, а в предпоследней редакции; «Театральный роман» — без какой-либо сверки с рукописью; повесть «Тайному другу» — с небрежными опечатками. Рассказы снабжены пометой в комментарии: «Печатается по первой публикации», хотя на самом деле многие из них перепечатаны с публикаций 70-х годов, вместе с опечатками и не всегда совершенными поправками, сделанными в 70-е...
Это никого не волнует. В России снова перепечатывают, а на Западе, вероятно, переводят Булгакова с дефектных изданий. И исследователи в своих сочинениях продолжают ссылаться на старые, заредактированные, полные опечаток тексты...
И, наконец, архив.
Увы, даже самым добросовестным образом восстановленные тексты Булгакова не вполне точны: уже в 70-е годы, в государственном хранилище России — в Отделе рукописей Библиотеки имени Ленина, были утрачены последняя корректура «Белой гвардии» и драгоценные страницы последней редакции «Мастера и Маргариты». Есть основания предполагать, что и рукописи «Театрального романа» сохранились не полностью. Я так и не смогла добиться расследования и розыска, а булгаковедение отнеслось к этому поразительно равнодушно.
Нет уверенности в том, что полностью сохранена и другая часть булгаковского архива — в Рукописном отделе ИР-ЛИ (Санкт-Петербург).
Как известно, архивы в советской России были подведомственны КГБ и контролировались этим учреждением. Архив Михаила Булгакова в Отделе рукописей БЛ — тоже.
Теперь КГБ переименован, каких-то служащих уволили на пенсию, другие пересели из кресел в кресла. Но хорошо отлаженный, привычный контроль над архивом Булгакова сохраняется; штат служащих в Отделе рукописей тот же, прошедший выучку КГБ и воспитанный в пренебрежении к авторскому праву заточенного в их хранилищах писателя. Доступ квалифицированному специалисту к рукописям Михаила Булгакова, всегда очень затрудненный, теперь снова и прочно закрыт. И служащие Отдела рукописей могут позволить себе все.
Из бессмертных и тем не менее беззащитных черновых тетрадей «Мастера и Маргариты» служащий ОР БЛ В. И. Лосев составил никогда не существовавший роман «Великий канцлер»: соединил куски из разных редакций — так, чтобы это выглядело «кругло» и казалось законченным романом. Кое-где «поправил» не устраивавший его булгаковский стиль. Озаглавил это все так, как никогда Михаил Булгаков не озаглавливал свой роман. И наконец, снабдил свое деяние комментарием, в котором, в числе прочего, заявил: «Самые первые рукописи более созвучны авторскому замыслу, поскольку они не были еще подвержены самоцензуре». То есть потрясающую историю романа — подвиг бесстрашной мысли, подвиг самоотреченного творчества — представил как историю сделки писателя со своей совестью, как историю приспособленчества и создания такого варианта романа, который можно было бы без опасений «представить наверх».
Эта кошмарная компиляция выдержала ряд изданий (начиная с 1992 года). Включалась в книги Булгакова вместо «Мастера и Маргариты». Переводилась на иностранные языки.
Затем из оставшихся черновых тетрадей тот же В. И. Лосев соорудил — опять-таки из трех разных, несочетаемых редакций — новый роман под названием «Князь тьмы» («Неизвестный Булгаков». — Москва, «Книжная палата», 1993).
А потом сделал то же с «Белой гвардией»: из разных — оставшихся от разных редакций — кусков скомпоновал мифическую «раннюю редакцию окончания» «Белой гвардии» и вместе с главами все того же «Великого канцлера» опубликовал в книге с эффектным названием: Михаил
Булгаков. Из лучших произведений (Москва, «Изофакс», 1993)[12].