Записки нечаянного богача 2 (СИ) - Страница 73

— Кто? — Тёма чуть окурок не выронил в воду.

— Тол. Динамит тоже подойдёт, наверное, — задумчиво предположил я.

— У тебя тут и так рыбой вся изба пропахла, засолили вон — хоть спиной ешь. Нахрена тебе тол, браконьер-вредитель? — возмущённо спросил Артём.

— Не поверишь — ребёнку помочь. Надо мне, Тём. Очень надо. Есть или нет? — не вдаваясь в подробности ответил я.

— Есть. Дам. Но сам с тобой пойду. И не спорь.

— И не думал даже. На зорьке выйдем, тут недалеко.

Ранним утром, по туману и инею, одевшему траву и листья на кустах, мы вышли на запретное озеро. Степан долго отговаривал нас, рассказывая такие ужасы, что даже стальной Головин едва не передумал. А поняв, что от похода меня не отговорить, если только связать, снарядился с нами. Шли ходко, и предсказуемо самым медленным и самым шумным был именно я. Громадный Стёпа двигался в лесу тише медведя. Мне было с кем сравнить. Тёма, шедший первым, вообще то и дело пропадал из виду, появляясь внезапно, и вообще не в той стороне, откуда я его ждал. Словом, в гробу я видал с диверсантами по лесам шастать — никакого удовольствия. А тем более, если знать, а точнее — не знать, что ждало нас впереди.

Там должен был лежать камень. Плита, размером с Жигуль, черно-зеленого оттенка, с серыми прожилинами, похожими на рисунок молнии. Только не такой, как на трансформаторной будке столичного офиса «Незабываемых путешествий», а настоящий, ветвистый. Под ним, как говорил Откурай, лежала какая-то штука, я не запомнил название. Звучало так, будто шаман пытался то ли прокашляться, то ли не рассмеяться. В названии точно было два слога «гха», но не подряд. Вот эту неизвестную штуку из-под камня надо было достать и утопить в узкоглазом озере. План выглядел великолепно и совсем не сложно. Вот только Стёпа, мрачневший с каждым шагом, вряд ли был со мной согласен.

На деревьях вокруг стали появляться седые бороды мха и лишайника. Сухие ветки цепляли даже неуловимого, словно ртуть, Головина. Степан же просто пёр буром, ломая всё, что мешало пройти. Чем ближе к просвету между деревьями, обещавшему открытое место — озеро, тем хуже становился лес. Ближе к самому берегу вокруг вообще не осталось ничего зелёного — даже мох был чёрным. На пригорке лежал камень. На нём лежал клубок гадюк.

Странно, я был уверен, что при таких утренних заморозках они должны были давно по норам расползтись. Но глаза не врали. Шуршащая пакость извивалась и спать явно не планировала. Пришлось отломать сушину, нагрести на нее серо-чёрного мха, что осыпался при каждом прикосновении, как порох, подпалить и по-настоящему выжечь гадов. Некоторое время смотрели на «электрический» рисунок на камне. А потом Головин снял рюкзак и погнал нас с пригорка доходчивыми словами. Через минут пятнадцать он прибежал в ложбину, где мы со Степаном ожидали бабаха. Богатырь и нашёл этот овражек, огляделся, что-то прикинул, кивнул и прыгнул вниз, прислонившись к тому склону, что был ближе к черно-зеленому камню. Тёма посмотрел на меня внимательно, протянул кулак и разжал его. На ладони лежала чёрная коробочка, на которой прозрачным колпаком из оргстекла была накрыта пресловутая красная кнопка.

— Точно знаешь, что делаешь? — с большим сомнением поинтересовался у меня Артём.

— А то как же? Весь мир — в труху! — уверенно заявил я и забрал пульт. Головин страдальчески поморщился, сел на корточки и зажал ладонями уши. И рот разинул. Хорошо, пример показал, а то я бы точно про это забыл, а потом ходил бы полдня, ничего не слыша.

Жахнуло как-то скромно, я ожидал большего, зная Тёму. Могло бы и озерцо ещё одно рядом образоваться. Но не сложилось. Зато проклятый камень-клеймо разнесло в куски. Не дав мне спуститься в воронку, Головин достал из рюкзака лопатку ручного металлодетектора и ещё какую-то хреновину вроде подросшего и возмужавшего тамагочи, которая тут же защёлкала, как счётчик Гейгера. Наверное, она им и была. И только после проверки ямы пустил туда меня.

Искать посреди тайги под камнем, который лежал на одном месте чёрт знает сколько лет, что-то, о чём имеешь очень смутное представление — то ещё развлечение. Я приложил руки к влажной черной земле и закрыл глаза.

Налетевший ветер застучал вокруг сухими ветками кедрача, заставив Тёму со Стёпой озираться, будто в поисках угрозы. С воды подуло холодом, да так сильно, что послышался свист. Потом низкий вой, повышавший тональность с каждой секундой. И лишь когда стало казаться, что вот-вот лопнут барабанные перепонки — он оборвался и сменился плачем. Детским. Надрывным. Так, наверное, мог плакать ребёнок, вместо родного дома попавший в ночной жуткий лес, полный незнакомых звуков. Когда от любого треска веточки под ногой душа замирает, а потом снова начинает мелко дрожать. И когда становится предельно ясно, что выхода из этого леса нет и не будет. Никогда.

В правую ладонь будто ткнулся мокрый нос. Отдёрнув её от неожиданности, тут же вернул обратно и, помогая левой, начал судорожно рыть, швыряя грунт во все стороны, не глядя. Думаю, со стороны ничего нормального и человеческого во мне разглядеть было невозможно. Тут рука наткнулась на какой-то комок, едва не вырвавший ноготь. Пару раз треснув находкой об удачно торчащий рядом корень, я раскрошил ком на части. И в ладони осталась каменная фигурка, размером чуть больше спичечного коробка. Толстые лапы, забавные уши торчком. Лобо, которого я вырезал для Ани. Только окаменевший за века под землей. И без бурого пятна в форме торчащего языка на морде. Любимая, а может и единственная игрушка бедной загубленной девочки, имя которой я забыл спросить у Откурая.

— Му-у-унгэ-э-эн! — голос, что только что безутешно рыдал вокруг, зазвенел отчаянной радостью.

Я выбрался из ямы, спустился к воде и, размахнувшись, запустил каменного волчонка на самую средину. С нашим озером такой номер не прошёл бы, хорошо, что это было меньше раз в семь.

— Ты свободна, Мунгэн! Над тобой нет власти ни у кого на Земле. Не держи зла, поднимайся в небо, поклонись Великой Матери Эхэ Бурхан. Мир по дороге!

И раздался гром. Сперва далекий, а потом опасно близкий, словно прямо над головой весёлые Боги молотили колотушками в бубен размером с Монголию. Меня вжало в землю. Маленькая девочка с силой, победившей двух матёрых колдунов, прощалась со своей многовековой темницей, смеясь и крича. И провалиться мне пропадом, если в этом грохоте не был явно слышен хохот шамана. Эхо, пытавшееся перекричать гром, доносило непонятные обрывки фраз на неизвестных языках. Я разобрал что-то вроде «мир тебе, Волк!». По крайней мере, мне очень хотелось надеяться, что прозвучало именно это. Гром и ветер оборвались внезапно, будто слышал их только я один.

— И вот каждый раз такая хренотень, Стёп! — раздался голос Тёмы, сочившийся, казалось, осуждением и смертельной усталостью. — Хоть примету новую выдумывай, ей-Богу: «видишь Волкова — беги к попа́м». Или просто «беги», я пока не решил. Что хоть это было, собака ты лесная?

Он отряхивался от мелких веток и сухих стебельков мха, обсыпавших, как оказалось, каждого из нас с головы до ног. Степан молчал, занимаясь тем же самым, поглядывая на меня с непроницаемым лицом. Силён богатырь, такого удивлять — всю удивлялку погнёшь. Или сломаешь.

— Веришь — нет, иду, никого не трогаю, а тут девочка плачет. Три тыщи лет уж как. Игрушку потеряла. И с места сойти не может — Кащей какой-то заколдовал. Вот я и помог, — развёл я руками.

— Три тысячи лет? — пробасил, уточняя, Стёпа.

— А-а-а, не бери в голову, Бер! А то, неровен час, думать начнешь. Смотри, а ну как привыкнешь? Тогда со службы враз комиссуют, там умных не держат! — Головин снова валял дурака с совершенно серьёзным лицом.

— То-то я гляжу, Башка, одного тебя только и держат, хоть и за штатом, конь-сультант ты наш секретный, — не остался в долгу гигант.

— Так, пошутили — и хорош, — видимо, разговор свернул в ненужное Тёме русло. Вон как голос сразу изменился. — Смотри, Дим, тебе тут ещё надо чего?