Записки хищницы 2 (ЛП) - Страница 9

Это было… ну, конечно, это было… Ага. Я думаю, последний раз это было с Беном Шерманом в первом классе. После этого мне нравились мальчики постарше, пока мне не исполнилось двадцать пять, и с тех пор я стала леди с мужчиной помоложе.

Что вообще происходит с мужчинами в тридцать пять? В ушах растут волосы? Брови становятся кустиками? Волосы в носу? Боже мой… У них рано седеют лобки??

Я быстро отправляю Алексу сообщение: «У тебя лобок седой????»

Он игнорирует меня. Я знаю, что он игнорирует меня, потому что вижу, что он прочитал мое сообщение, но не отвечает, так что это, должно быть, да. У него седой лобок.

О, Боже. Не думаю, что смогу с этим смириться. Седой лобок хилый и противный.

И все же… когда я снова смотрю в окно, мышцы Сэма блестят на солнце под толстым слоем мужского пота… Я не знаю. Бьюсь об заклад, что его лобок не седой. У него на голове нет ни единого седого или белого волоска.

Знаете что? Я не уклоняюсь от дел. Я не уклоняюсь от работы. Так что я собираюсь уладить это дело раз и навсегда.

Поэтому быстро выхожу на улицу и направляюсь прямиком к самому сексуальному мужчине в помещении.

Сэм смотрит на меня, пока я пробираюсь сквозь виноградные лозы, и, когда я подхожу к нему, то практически прихрамываю, потому что не подумала надеть обувь.

— Я просто вышла на утреннюю прогулку, — небрежно говорю я ему, пытаясь скрыть тот факт, что у меня кровоточит правая пятка.

Он сомневается.

— Босиком?

— Эм. Да. Это полезно для кожи. Я где-то читала, что хождение босиком по винограднику — отличное отшелушивающее средство. Плюс, я могла бы почерпнуть немного антиоксидантов из почвы.

Он все еще сомневается. Но, Господи помилуй, он сексуален. То, как утреннее солнце освещает его голубые глаза, — это… ОБЕЗЬЯНЫ. Мои яичники трепещут, и это плохо для меня. Это означает, что я склонна совершать какие-то безумные поступки.

— Ты идешь на мальчишник Алекса? — невинно спрашиваю я, срывая виноградный лист.

Сэм убирает мою руку от листа.

— Я устраиваю его, — говорит он. — Так что да, я там буду.

— Значит, сегодня вечером ты будешь в лимузине.

— Поскольку мы едем в Вегас вдвоем, да. Я буду в лимузине сегодня вечером.

— Хорошо, — говорю я. — Если ты устраиваешь вечеринку Алекса, а я устраиваю вечеринку Элли, нам действительно следовало быть сообщниками во всем этом деле.

Он усмехается.

— На самом деле мне не нужно было ничего планировать. Мы пьем. Ничего особенного.

— Креативность — это добродетель, — фыркаю я.

Он снова хихикает, и, Боже, у него ямочка на подбородке.

— Я креативен, когда это имеет значение, — делится он, и я думаю, что знаю, что он имеет в виду.

— Когда это? — я пытаюсь уточнить.

Он пристально смотрит на меня.

— Возраст влияет на твои мыслительные процессы? — спрашивает он, а затем ухмыляется. Когда я улавливаю его мысль, у меня перехватывает дыхание.

— Я не старая, — выдыхаю я. — Ты старый.

— Мне всего тридцать восемь, — говорит он мне. — Это всего на три года старше тебя. Если я стар, то и ты стара.

— Возьми свои слова обратно, — настаиваю я. — Прямо сейчас.

— Или? — он приподнимает бровь.

— Или я никогда больше не буду с тобой разговаривать, клянусь Богом.

— И это наказание?

Я снова задыхаюсь, а затем разворачиваюсь, чтобы драматично уйти.

Проблема, конечно, в том, что я босиком, а в этих виноградных рядах растет что-то колючее, и хотя я отчаянно пытаюсь не ковылять, но делаю именно это.

Я слышу, как Сэм смеется у меня за спиной, и выпрямляю спину, насколько могу, но, Господи Иисусе, мои ноги, мои ноги, мои ноги.

— Давай, смейся, — кричу я через плечо. — Я пачкаю кровью твой виноград. Мне не жаль!

Он снова смеется, и, прежде чем я успеваю опомниться, он дышит мне в затылок, подхватывая меня на руки, а затем бесцеремонно перекидывает через плечо.

— Я не мешок с картошкой, — с трудом выдавливаю я, потому что его плечо вдавливается в мою диафрагму, и, Боже, я не могу дышать.

— Успокойся, — говорит он мне, потому что я извиваюсь, и как я могла не сделать этого? Он тащит меня на себе, как мешок с мукой.

— Я слишком тяжелая, — протестую я, и другие рабочие смеются, наблюдая за нами.

— Ты старая, а не тяжелая, — говорит он мне. Я бью кулаками по его спине и стараюсь не восхищаться его твердыми мускулами. Боже, этот мужчина накачан.

— Опусти меня, — требую я.

— Через минуту.

Он широкими шагами уходит с поля в сторону дома, и я решаю просто обмякнуть. Если он хочет нести меня, пусть несет.

За исключением того, что он несет меня прямо к бассейну.

Как только я вижу это, то снова начинаю сопротивляться.

— Ты же не сделаешь этого, — шиплю я.

Я слышу, как он ухмыляется. Я буквально слышу, как его губы растягиваются в улыбке, поэтому бью его по спине, пинаюсь и кричу.

Но он монстр.

Мускулистый, точеный красавец-монстр.

Он бросает меня на глубину.

Вода такая холодная, что у меня перехватывает дыхание, и я выныриваю, отплевываясь и размахивая руками.

— Я не умею плавать, — кричу я.

Я барахтаюсь, хватаю ртом воздух и тону, но, прежде чем успеваю это осознать, выражение лица Сэма меняется с удовлетворенного на испуганное, и он прыгает, чтобы спасти меня.

Когда он это делает, я перестаю притворяться, смеюсь и легко отплываю в сторону.

— Я выиграла, — объявляю я.

Затем цепляюсь за край, а он мокрый и сердито смотрит на меня.

— Знаешь, мой брат утонул, когда я был маленьким, — говорит он, и, БОЖЕ ПРАВЫЙ.

Я монстр. Я заикаюсь и спотыкаюсь, пытаясь что-то сказать.

— О, Боже мой. Мне так жаль. Элли никогда ничего не говорила. Ты серьезно?

Он ухмыляется.

— Нет. Я выиграл.

И с этими словами он вылезает из бассейна и удаляется в мокрых ботинках.

Добравшись до поля, он оборачивается и улыбается мне, и он такой злобный, такой уверенный в себе, что я не могу не кивнуть в знак признательности.

Это возможно… я думаю… может быть…Возможно, я встретила свою половинку.

Глава 9

Ковбойша, давай будем шлюхами

— Элли, Боже. Тебе нужно одеться как шлюха, — говорю я своей лучшей подруге в пять пятьдесят восемь вечера. — Алекс, пожалуйста, скажи ей. Это последний день, когда для нее приемлемо быть шлюхой.

Элли стоит передо мной, элегантно одетая в черную юбку-карандаш и красную шелковую блузку. На ней даже есть галстук-бабочка. Это слишком изысканно для того, что я запланировала.

Алекс улыбается ей.

— Ты выглядишь прелестно, кошечка Элли.

— Прелестно — неподходящий образ для девичника, — говорю я им обоим. — Тащи свою тощую задницу обратно наверх и надень наряд, который я тебе дала. У нас всего две минуты. Иди.

Я слегка подталкиваю ее, и она бросает на меня сердитый взгляд через плечо, но тащится вверх по лестнице.

— Беги, беги, — подталкиваю я ее.

Она снова бросает на меня сердитый взгляд, а затем исчезает в коридоре.

— Тебе понравится этот наряд, — говорю я Алексу. Он усмехается.

— Мне всегда нравились ее наряды.

— Перестань быть таким дипломатичным. Тебе это серьезно понравится.

Он закатывает глаза, и через две минуты я слышу топот ковбойских сапог по лестнице. Я улыбаюсь, потому что на Элли ее наряд… даже лента «Я невеста».

— Ура! — я вскрикиваю, а Алекс заливается смехом.

— Привет, маленькая ковбойша, — он целует ее в лоб и похлопывает по заднице, обтянутой джинсовой тканью. — Ты забрела в эти края за чем-то особенным?

Элли сердито смотрит на него, затем на меня. И тогда я ненавижу ее, потому что она выглядит очаровательно в шляпке.

— Вот, — я надеваю ее тиару принцессы поверх шляпы. — Теперь ты идеальна.

— Идеально дрянная, — поправляет она.

— В любом случае, — я согласна.

Подъезжает лимузин для вечеринки, и отсюда я вижу неоновые огни. Аллилуйя. У нас впереди целая ночь.