Записки - Страница 51
В 1821 году я лишился моего друга, жены и нежнейшей матери детей моих, с которой блаженствовал 22 года.
В сем году государь опять ездил на конгресс, сперва назначенный быть в Лейбахе, потом переведен в Вену, а кончился в Вероне[302]. По поводу возмущения в Неаполитанском королевстве карбонариев[303] все союзные государи приняли строгие меры. Австрийский император отправил тотчас сильную армию в сказанное государство; мятежники были разбиты и водворено там спокойствие; карбонарии рассыпались было и по другим местам, но равномерно были усмирены.
В сем же году восстала Греция против утеснителей их турок[304]; претерпенное сим несчастным христианским народом неизобразимо; ни одна держава не хотела принять участие в злополучии страждущей христианской религии у сих варваров и вступиться за свою братию. Отставной российский полковник князь Ипсиланти, сын бывшего молдаванского господаря[305], хотел произвести революцию в княжествах Молдавии и Валахии, думая, что они оживлены тем же духом, что и греки в полуострове Морее[306], но сия нация, бывши всегда рабами, не могла знать цену свободы; он набрал арнаут до 3000 человек, но сии подлые наемники, как скоро турки вошли в Молдавию, разбежались. Ипсиланти, оставленный всеми, принужден был искать спасения в австрийских владениях, где он был схвачен и по настоянию Порты заключен в крепость, где содержался до 1827 года[307].
В Константинополе турки с греками поступали зверообразно, в ужасных мучениях и неслыханных истязаниях предавали смерти; цареградского патриарха Григория отдали жидам на поругание, которые его, распявши, умертвили и бросили в море. Греки, ночью оное тело взяв, отдали на отправляющееся российское судно в Одессу, где оно было принято с подобающею почестью его сану и как пострадавшему за веру.
Греки на полуострове Морее боролись несколько лет с такою храбростью, что достойны древних греков, своих предков. Об окончании их мужественных подвигов сказано будет в свое время.
Обращаюсь опять к случившемуся в России: содержание армии, 1 200 000 войска, стало тягостно России; поездки государя на конгрессы умножили расходы до чрезвычайности, а потому требовалось умножение податей; дворяне обедняли, торговля упала, земледельцы не в состоянии стали платить подушное за чрезвычайным понижением цен на хлеб, потому что некуда стало его сбывать; промышленность исчезла, к тому же несколько лет [был] неурожай; довершила все отмена откупа винной продажи: казна взяла на себя оную ответственность, почему все деньги, бывшие в обороте, оставались в казне. Государь совсем перестал входить в гражданскую часть. Злоупотребления возникли до чрезмерности: хотя и посылаемы были сенаторы ревизовать губернии и сменялись часто губернаторы, но новые не лучше были прежних; нравственность совсем исчезла, словом, Россия никогда не была в худшем состоянии. Государь, думая искоренить злоупотребления, думал разделить Россию на области, по пяти губерний в каждой, определяя начальниками известных ему генералов, и несколько таковых областей было учреждено[308], но пользы мало оказалось, почему в последующем царствовании было отменено.
1824-го, 7 ноября. В Петербурге было великое наводнение, несколько дней прежде сего несчастного числа ужасные бури свирепствовали как в Немецком, так и в Балтийском морях, от которых прибрежные города и порты много претерпели. 6-го ноября, [вдень], предшествовавший наводнению, дул сильный ветер от Финляндского залива при великом дожде, вода в Неве стала сильно возвышаться, в 7 часов вечера на Адмиралтейской башне выставлены были сигнальные огни, в ночь настала ужасная буря, с рассветом все каналы наполнились водою, и стала выступать на улицы; Галерная гавань, Васильевский остров, Выборгская и Петербургская стороны, Коломна, и постепенно покрылись водою все площади и улицы до самой Литейной. Погреба, подвалы и все нижние жилья наполнились водою, многие деревянные строения разрушились до основания, ужас во всей столице царствовал.
Катера разъезжали по улицам для спасения погибающих, на одном из оных, по повелению государя, был военный генерал-губернатор гр. М. А. Милорадович, а на многих других генерал-адъютанты государевы.
В третьем часу пополудни вода стала сбывать, в 7 часов уже начали ездить в экипажах, тротуары во многих местах стали удобно-проходимы, в ночь все улицы очистились, и вода вошла в подчиненный устав природы. Потеря в людях и имущества, как государственного, так и частных людей, неисчислима; утопших почиталось до 15 000 человек.
Государь учредил комиссию: 1-е, дать приют лишенным своих кровов; 2-е, снабдить пропитанием; 3-е, пожаловал миллион рублей более потерпевшим, в соразмерности каждого состояния. Вся Россия приняла участие, и каждый класс людей по силе возможности делал приношения; в городах открыты подписки и собраны великие суммы. Между прочими пожертвованиями в Москве благородные обоего пола любители музыки дали концерт, в числе отличившихся своими дарованиями были: пением княгиня Зинаида Александровна Волконская, граф и графиня Ричи; на фортепьяно сенаторша Рахманова и дочь сенатора девица Катерина Петровна Озерова. Сим концертом собрано 22 000 рублей. Чувствительнейшая потеря была повреждение бурею в Кронштате: разоснащенные и привязанные к фалам корабли сорвало, много из оных село на мель, другие совсем разбило, так что многие совершенно пришли в негодность; в самом Кронштате заводимое целым веком разрушено до основания. К возобновлению всего того требовалось сумм непомерных, а времени и того более.
Подобное наводнение было в царствование императрицы Екатерины Великой, 1777 году 11 декабря; но не так было сильно и не нанесло таковых убытков и несчастья. С того времени учреждено давать сигналы, пушечными выстрелами, когда начнет вода возвышаться, по назначению знаков на Неве, число выстрелов означает, до какой степени воды возвышается; сверх того, ночью жители извещаются в предосторожность фонарями на Адмиралтейской башне.
Страшно подумать об участи Петербурга; если уже было два наводнения, а последнее сильнее, то кто может ручаться, что не будет после, — дующих. Кажется, Петр Великий лучше бы сделал, если бы основал свою столицу на Пулковской горе, десять верст от Петербурга по дороге к Царскому Селу, и будто один тамошний старожил сказывал ему, что вода нередко потопляла в прежние времена все до самой сказанной горы; но сие сказание есть только одно предание, думать надобно, что столь прозорливый и осторожный монарх, быв предупрежден, не решился бы свою столицу подвергнуть таковым угрожающим бедствиям[309].
Император уже известен был о буйственном духе неблагомыслящих или заблуждающихся, опасался покушения на его жизнь, умножил шпионов, но зло не прекращал. Ежегодно разъезжал в разные части государства, [но] не только не делал пользу своими объездами, но обременял оными жителей; для его проезда делали дороги, на которые в самую рабочую пору высылали почти поголовно крестьян, тем лишая их хлеба, а дворян дохода; осматривал войска, но на гражданскую часть не обращал внимания. Сначала, как я сказал, казалось, хотел дать законы представительного государства, но после, напротив, ввел строгий деспотизм; всеми сими обстоятельствами собирал грозную тучу, которая грозила разразиться при окончании его царствования.
Великий князь Цесаревич Константин Павлович был женат на принцессе Саксен-Кобургской, с которою без формального развода расстались. 1820 года, приехав из Варшавы в Петербург, просил позволения вступить в брак с польской дворянкой Груздинской; на которое, как противное правилам греко-православной церкви, от живой жены жениться как наследнику престола Синод разрешить не может. Его высочество объявил, что он отрицается от права наследия престола, предоставляя оное брату своему Николаю Павловичу, женатому на дочери короля Прусского[310]. Отречение свое утвердил письменным актом. После чего Синод [его] с прежнею супругою развел, и дозволено ему было по желанию его жениться, но с тем, чтобы супруга его не именовалась российскою великою княгинею. Государь император купил для нее имение в Польше, называемое Лович, по которому она и именовалась княгинею Лович.