Записка о бессарабских раскольниках - Страница 4

К этому присоединилась и нелюбовь русских к грекам, страх подпасть под зависимость греческого духовенства, наконец, и то, что новая иерархия учреждена была собственно стараниями одних белокриницких монахов, при содействии иезуитов, без участия придунайских раскольничьих старожилов. Эти дунайские старожилы, состоя под турецким владычеством, много отличаются от австрийских раскольников, подчиняющихся непременно более или менее европейскому влиянию и из коих, как известно, некоторые заседали даже в Пражском сейме… Когда поставленный митрополитом архиерей прибыл на Дунай, то Серакей не признал ни его, ни рукоположенного им попа Онисима; его примеру последовали часть Старой Славы, Каменки и Новой слободы (Новинов). Архиерей же избрал местом пребывания Журиловку, которая приняла его вместе с прочими русскими селениями в Турции.

Вскоре после того Бабадахскому аяну сделали донос, что раскольники, признавшие греческого митрополита, хотят соединиться заодно с греками и ниспровергнуть Оттоманскую Империю. Дело доходило до султана, а между тем (как рассказывал мне один некрасовец Памфил Онисимов) архиерея, попа Онисима, Осипа Гончаренко и какого-то Димитрия Свиткова засадили в тюрьму, где они и находились около 6 месяцев. Наконец, султан приказал их освободить, повелев вместе с тем, чтобы принявшие новое духовенство жили отдельно от не признававших его и чтоб первые выехали все из Серакея и Славы. Но самое важное обстоятельство, которым наше правительство, конечно, не оставит воспользоваться, это то, что те же семена раздора перенесены через Дунай и к нашим бессарабским раскольникам. Некрасовцы долго колебались и наконец, по убеждениям старика Памфила Онисимова (уроженца деревни Серакей) и еще какого-то Панкрата, решились не признавать новой иерархии, во-первых, потому, что считают лжемитрополита крещеным не чрез погружение, а чрез обливание; во-вторых, потому, что боятся таким образом лишиться высочайше дарованных им прав. Памфил Онисимов, часто употреблявшийся измаильским полицейским Фон-Чуди для секретных дознаний о действиях поляков за турецкой границей, сам рассказывал мне все это, утверждая, что некрасовцы предпочитают иметь своего доморощенного попа и спокойно оставаться в России, пользуясь милостью Государя. Хотя поп и взят был от них, но они не считают себя лишенными права искать другого; нашли было одного, но он оказался пьяницей, и поэтому хотят просить позволения взять беглого попа, поставленного не новыми иерархами из Молдавии.

Он спрашивал меня, не известно ли мне, «отнимутся ли от них права или нет?». Я отвечал, что этого не знаю, но что они скорее могут надеяться удержать их за собою, не признавая нового духовенства, нежели признавая. Он тотчас же поспешил сообщить мои слова всей некрасовской общине. Хотя Онисимов и утверждал, что примеру их последовала почти вся Нижняя Бессарабия, однако волковцы на спрос мой, признают ли они Журиловского архиерея, отвечали сначала, что признают, потом уже стали говорить, что некоторые из них признают, другие нет. В рассказе своем они сами без моего указания сообщили мне то же, что и некрасовец, и сами назвали Онисима и Панкрата, как главных противников лжеиерархии. На слова мои о крещении некоторые возразили, что этот вопрос уже решен белокриницкими монахами Алимпием и Павлом Васильевым, которые были отправлены на иждивение петербургского купца Громова и московского Волкова в путешествие по всем христианским землям для описания церковных обрядов и которые в книжке, ходившей у раскольников по рукам, доказали будто бы, что в месте рождения митрополита обряда обливания не существует. Спросить же восприемников они не могли за смертию их. Впрочем, надо заметить, что волковцы, находившиеся не на границе и сообщающиеся с Турцией морем, теперь, с наступлением зимы и с прекращением рыболовства, не могут иметь частые сношения с своими задунайскими единоверцами. Как далеко проник этот спорный вопрос в России, проследить я не мог[9]; но с достоверностию можно предположить, что здешние раскольники-попы не совсем благоприятствуют этой новой заграничной фабрике попов, отбивающей у них хлеб, влияние и силу.

Поэтому наши доморощенные раскольничьи священники, несмотря на весь их вред, с одной стороны, с другой, могут, кажется, оградить нас от большей беды – от заграничного влияния. По сим-то уважениям, получив тайное донесение о пребывании беглого раскольничьего попа с Дона, под именем купца, в Кишиневе, в доме Пискарева, и в то же время узнав о затевавшихся было до его приезда намерениях многих из раскольников отправиться за границу для крестин и венчания, я не решился требовать от городской полиции (которая вовсе о нем и не знала) его задержания. Таким способом удалось на время остановить многие поездки за границу. Этот поп, скрывавшийся в Бессарабии под именем купца Никанора (тот самый, которого за пьянство не захотели взять к себе некрасовцы), теперь находится в Херсонской губернии, в селе Плоском, близ границы Ольгопольского уезда, где лежит тяжко болен в доме крестьянина Григория Зверева, и бессарабские раскольники, боясь его смерти, уже думают между собою, как им быть без него на будущее время?

Что же кроме раскольничьих попов может служить противодействием заграничному влиянию, и способны ли русские чиновники и православные священники достигать этой благой цели правительства?.. Известно, что в глазах простого народа всякий крестьянин, всякий проникнутый ложным, но сильным убеждением мужик имеет гораздо более авторитета, нежели люди другого звания; православные же наши чиновники не только не внушают раскольникам уважения к себе своим полнейшим невежеством в православном учении, но еще постоянно раздражают оскорблениями по-видимому ничтожными, для поповщинцев же весьма чувствительными, как то: насмешками над их некрещеными детьми, над блудным сожитием и т. п. Всему этому был я много раз сам свидетелем.

Что же касается до православного духовенства, то из неоднократных разговоров моих с старообрядцами я убедился в совершенном отсутствии доверия к нему с их стороны. Закоснелость раскольников доходит до того, что они считают наших священников казенными чиновниками, которые говорят только то, что им приказано. Они глумятся над тем, что архиереи подписываются у нас «смиренными архиереями и кавалерами», осмеливаются утверждать, что «Святейший Синод не Собор, а присутственное место, управляемое обер-прокурором» и что «в нем допускаются к службе лютеране и католики»; наконец, на упреки на оставление родной земли отвечают, что «уже лучше им жить между иностранцами, совершенно им чуждыми, нежели между своими обиностранившимися русскими». Подобные мнения остаются без искусных возражений, и поэтому полезно было бы, кажется, если бы духовной силе раскольников за границею была противопоставлена другая духовная сила с большим авторитетом.

В этом отношении православные иерархи славянских племен в Турции и Австрии, во всяком случае пользующиеся у них большим уважением, нежели российские, могли бы оказывать постоянную услугу правительству, действуя на старообрядцев проповедью и возбуждением общественного мнения, которое не тяготеет над ними за границею так, как оно тяготеет здесь, в пределах России.

Впрочем, нельзя не пожалеть, что даже между славянами православная иерархия находится большею частию в руках греков…

Итак, из всех приведенных фактов можно видеть, вполне ли достигают благие намерения правительства своих желанных результатов и достаточны ли принятые им полицейские меры. С этим вместе можно с достоверностью заключить, что в настоящее время существование у раскольников попов русского изделья менее опасно, нежели новая заграничная лжеиерархия. Первое есть явление чисто религиозное, которое носит на себе и политический характер, с примесью новых вредных мнений, проникающих в такой слой народа, который, к счастию, оставался совершенно им чужд доселе.

Вот подробное изложение наблюдений моих над раскольниками в течение краткого времени, проведенного мною в Бессарабии.