Запечатление (СИ) - Страница 19
Макмайер глубоко выдохнул, закашлялся, ухватился за бешено колотящееся сердце, а перед глазами плясали черные точки, заполняя его сознание, в котором в ревущем хаосе бушевала похоть. Так вот, значит, на что способны высокородные. Или на подобное, позволить зреть своими глазами и чувствовать своим телом, способен только Нойманн? Как бы там ни было, но только что, лишь пожелав, применив свою ментальную силу и позволив крыльям своей сущности распуститься на весь их размах, Люциус вырвал его собственную сущность из плена его же сознания, взяв под контроль второе и позволив первому руководить телом. Теперь Коул не плавился в гоне. Он сгорал, больше не имея сил на то, чтобы противостоять инстинктам альфы.
Так и не разорвав поцелуй, Люциус аккуратно, слегка приподнимая податливое тело, уложил мальчишку на диван, нависая над ним с величием большой, гибкой кошки. Его черная коса, в которой с ночью переплетались нити серебра, упала омежке на плечо, и он сжал её в своем требовательно кулачке, тем самым не позволяя разорвать поцелуй, дрожа под его напором и страстью.
Эли прогнулся в пояснице, острыми коленками сжимая бока любовника и явно не сдерживаясь ни в своей силе, ни в желаниях, ни в откровенности. Омежка распалялся и возбуждался, насыщая воздух головокружительным ароматом миндаля, и Макмайер с жадностью вдыхал этот запах, прикрыв глаза, словно, и правда, видел, как прозрачные капельки выступают на головке аккуратного омежьего члена, и как омежьи соки увлажняют раскрывающуюся дырочку, стекая по ложбинке и пачкая бежевую обивку.
- Какой бесстыжий мальчик, - прошептал Люциус, с мокрым, пошлым звуком отрываясь от зацелованных блестящих губ любовника. Эли только промычал в ответ что-то невнятное, потянувшись за очередным поцелуем, а Нойманн лишь усмехнулся, прикасаясь к пухлым губкам пальцами, скользя по ним, слегка надавливая, вынуждая жаркий ротик приоткрыться ещё шире, выпустив юркий язычок.
- Оближи их, Эли, - на умопомрачительном выдохе приказал Люциус, подавляя легкое сопротивление и протискивая пальцы в ротик омежки. – Хорошенько оближи, как ты умеешь, - Эли закатил глаза, отпустил косу любовника и требовательно вцепился в кисть его руки, влажно причмокивая и старательно скользя язычком по пальцам, между ним, щекоча нежную кожу и щедро смачивая их слюной.
Люциус хмыкнул, довольно, с любованием рассматривая, как его пальцы исчезают в плотном кольце губ, а после наклонился, чтобы прочертить влажную дорожку на груди своего мальчика. Эли замычал, отчаянно цепляясь за любовника, словно столь мимолетной ласки ему было мало, но Нойманн даже не думал останавливаться, припадая к горошине соска и втягивая её в рот.
Омега ласкал своего любовника, жарко и жадно, словно пил из его тела, а Эли подставлялся под эти ласки с таким рвением и пылкостью, что Макмайер задыхался от увиденного, неосознанно, постепенно, шаг за шагом, погружаясь в пучину бессознательного гона, в котором телом движут только инстинкты. Он бы уже сорвался. Давно. В тот момент, когда Элиот перестал сдерживаться, а настойчивость Люциуса сокрушила его собственные барьеры, но зрелище было настолько захватывающим, соблазнительным и интимным, что альфа временил, растягивая удовольствие и лаская собственное тело сквозь ткань. Он горел и сгорал. В той страсти омег, которая чувствовалась кожей, биополем и сущностью, и не мог затушить этот пожар, не решаясь вмешаться в близость двоих.
Тягучими поцелуями Люциус скользил по телу любовника, лаская каждый сантиметр его шеи, груди и живота, сжимая ладонью точеное бедро омежки, смешивая ласки и превращая их в коктейль удовольствия. Эли был похож на податливый воск, из которого высокородный лепил образец страсти и желания, постанывая, подставляясь и отдаваясь, позволяя ментальным витками любовника тоже ласкать его тело, словно вторые руки, и трепеща от этого напора на той грани, за которой начинается пропасть. Но Люциус не позволял ему упасть, крепко, своим собственным желанием и своей волей удерживая его на кромке, доводя до исступления откровенными ласками и снова остужая его пыл невинными, любящими поцелуями.
Эли вскрикнул и таки не удержался, срываясь на цепочку бессвязных стонов, когда Люциус прикоснулся губами к его члену, скользя по нему языком и облизывая головку. Ножки омежки дрожали и безвольно разъезжались в стороны, открывая полный и доверчивый доступ к самым сокровенным местам. Нойманн ещё крепче сжал бедро любовника, а второй рукой скользнул между стройных ножек, и Коул затаил дыхание, подавшись вперед и неотрывно, как голодный зверь, перед которым пировали более сильные особи, впился взглядом в лицо Люциуса, на котором все ещё была заметна улыбка, бросающая ему, альфе, вызов.
Это было ни к чему. Макмайер и так уже был повержен и сражен. Ещё с того момента, когда увидел перед собой высокородного и пожелал припасть к его ногам, но Нойманну, который и так знал об этом, похоже, было мало подчинения. Наоборот. Он хотел не подчинения и раболепия, для этого у него был Эли – тот, кого он любил, и кто отдавался ему телом, сердцем и сущностью. Люциусу был нужен альфа, которому он, пусть и всего лишь один раз, сможет отдаться так же, приняв трепет ласк и жар страсти. Коул таким альфой не был, но он готов был им стать ради Люциуса.
Омежка заметался по дивану, запрокинув руки и вцепившись в подлокотники. Мальчишка вспотел, рубашка промокла и прилипла к его бокам, вырисовывая контуры тела и скрывая его от жадного взгляда альфы, а после прогнулся в пояснице, запрокидывая голову и шепча, как в исступлении.
- Люциус… да… ещё… глубже… – Нойманн только фыркнул, как сытый кот, но сохранил тягучий ритм скольжения губ по члену, явно не собираясь внемлить просьбе омежки. Да, со стороны все выглядело именно так, но Макмайер знал, о чем на самом деле просит Эли, ерзая и пытаясь вертеть попкой, чего ему не позволял любовник, все ещё одной рукой сжимая его бедро. Он лишь видел, как вторая рука Нойманна в одном ритме с его губами скользит между ножек омежки, и не сложно было догадаться, что сейчас пальцы брюнета проникают в это юное тело до самого основания, после подаются назад до первой фаланги и снова погружаются во влажную дырочку, задевая самые чувствительные местечки. Макмайер догадывался и хотел видеть это.
Нойманн чуть подался назад и положил ножку омежки себе на плечо, тем самым, словно прочитав его мысли или же просто поняв суть его желаний, выразительно плескавшегося в ментальных витках, открывая альфе вид на то, что Макмайер раньше считал отвратительным и безнравственным. И вот смотря на то, как Люциус ласкает своего мальчика, как его губы накрывают головку омежьего члена, медленно опускаясь с вершины до самого основания, как он аккуратно, равномерно, с тягучим ритмом проникает пальцами в его тело, Коул мог назвать близость омег только одним словом – восхитительно, уже точно зная, что если не сейчас, то вскорости оба омеги будут принадлежать ему, слабому альфе, который оказался достаточно силен, чтобы выдержать близость высокородного и его пары.
- Эли… – Люциус поднялся, нависая над мальчиком, и тот захныкал, плотно обхватывая его поясницу ножками и приподнимая попку. Похоже, омежка был доведен до бессознания, полностью отдавшись инстинктам и вверив свое тело умелым рукам и губам любовника. Эли хотел свою пару, его биополе трепетало и дрожало, пропускало в себя ментальные витки высокородного, а тело подавалось все ближе, все нетерпеливее, все откровеннее, желая настоящего, глубокого и заполняющего проникновения.
- Малыш… – в сытой улыбке протянул Нойманн, прикасаясь к искусанным алым губкам языком, снова скользя по ним, порхая, вынуждая мальчишку жадно ловить его губы, пытаясь углубить поцелуй и снова недовольно хныкать, то ли от того, что его лишили сладкой ласки, то ли потому, что ему никак не удавалось получить столь желанный поцелуй возлюбленного.
- Эли, мне нужно отойти ненадолго, - проворковал Люциус, целуя тонкие плечики, гибкую шейку, острый подбородок и аккуратно, но настойчиво опуская дрожащие ножки своего омежки, - а ты, будь так добр, позаботься о нашем альфе.