Запечатление (СИ) - Страница 16

- Считаю целесообразным напомнить, что я – высокородный, и что все, что вы прочли обо мне там, - омега с легкой брезгливостью кивнул на отложенный на столик планшет инспектора, - всего лишь вымысел, который должен скрыть мои, как говорит мой дражайший папочка, юношеские выкрутасы.

- Вы ведь глава Департамента Управления Фогсити? – просипел Коул. Все-таки даже в гоне он мог все ещё здраво соображать, сопоставив некоторые факты, да и не верилось в то, что высокородный, пусть, может быть, и отвергнутый своей семьей ввиду своих сексуальных предпочтений, работал бы обычным секретарем и подчинялся бы бете с D-уровнем редукции, коим, по общедоступным данным, был глава Департамента Управления – Теренс Уолкер. Получается, все было фикцией, и речь шла не только о том, что Теренс, как и Спектариус, пользовался голографическим образом для управления Департаментом, скрывая свое настоящее лицо, а о том, что Нойманн, похоже, целиком и полностью контролировал не только Департамент Управления, а и всю фогситскую ветку системы дал-эйрин, будучи единственным высокородным во всем аппарате управления городом.

- И это тоже, - кивнул омега, тем самым не только подтверждая его догадки, но и затягивая в паутину системы дал-эйрин ещё глубже. Теперь у Макмайера не было пути назад, что в свою очередь означало только одно: что бы от него не понадобилось Нойманну, он либо сделает это, либо уже завтра его обезображенный ядовитым туманом труп найдут в кювете. Или же не найдут вовсе.

- К тому же, как вы, инспектор, уже догадались, я не просто высокородный, - Люциус подался немного вперед, даже не смотря, с завидной точностью, сбив пепел в подставленную малышом пепельницу. – Я – высокородный во втором поколении, - и снова предыдущая поза, расслабленная и величественная в одночасье, словно и не говорили они только что о том, чего не могло быть в принципе, о том, что считалось недосягаемой мечтой для каждого Homo memoratrices.

- Нет… я даже… – пробормотал Коул, заставляя свои, затуманенные желанием мозги снова работать, сопоставляя сказанное омегой с тем, что он видел.

Получается, битрансцендентность Нойманна была следствием того, что он высокородный во втором поколении. То есть, если смотреть на этот факт с научной точки зрения, он был идеальным, и, скорее всего, его геном был полностью защищен от редукции, а это означало… это означало, что дети Люциуса тоже будут высокородными. Значит, именно это на самом деле имел в виду омега, когда сказал, что в Центре Репликации ему не смогли подобрать достойного партнера даже для искусственного оплодотворения – отец-альфа детей Нойманна тоже должен быть идеальным. Да, это все так, но в тот же момент причины, по которым этот омега был высокородным во втором поколении, так и остались неясны. Была ли это случайность или же, как он и предполагал, секрет редукции уже давно не был секретом, по крайней мере, не для верхушки системы дал-эйрин.

- Предполагаю, инспектор, вы сейчас пытаетесь понять причину моей, скажем так, уникальности, - Люциус ухмыльнулся, его биополе плавно развернулось, а ментальные витки потянулись к альфе, едва-едва, словно к фарфоровой кукле, прикасаясь к его собственному биополю, заставляя альфу покачнуться, прикрыв глаза, наслаждаясь столь щедрым поощрением. – И это не совпадение, - уже полушепотом, доносящимся до Макмайера тягучей песней желания, продолжал омега. – Я и мои старшие братья-альфы совершенны потому, что высокородным, как вы уже догадались, известен секрет безупречности генома.

- И в чем же он заключается? – пробормотал Коул, растягивая воротник форменной куртки, который душил его, словно ментальные витки разгневанного и более сильного альфы. Он бы вообще сейчас сбросил всю одежду, чтобы кожей почувствовать ментальные прикосновения высокородного, и, по сути, тот вопрос, который он сейчас задал, был всего лишь формальностью, ответ на него был не так уж и важен альфе, который ещё полчаса назад жадно желал узнать что-то, что бы выделило его из серой массы силестинцев, сделав особенным. Только Люциус и его голос, превращающий необузданный жар гона в томное тепло, которое расползалось по телу, расслабляя, подчиняя и превращая его в податливую глину, из которой можно было слепить покорного раба.

Он все ещё ненавидел это омежье недоразумение, Эли, но теперь мог его понять, потому что от подобного, от тех чувств, которые побуждает близость высокородного, от одних его ментальных прикосновений, от взгляда, в глубине которого можно прочесть ответную заинтересованность, от запаха, который заменял воздух, просто невозможно отказаться. Как говорил его папочка: омега – не стена, в крайнем случае – переносная стенка, которую можно незаметно подвинуть, а после так же аккуратно поставить на место. К тому же, приоткрыв один глаз и посмотрев на мальчишку, Макмайер не почувствовал с его стороны ни виточка ревности или же раздражения, собственничества или же желания борьбы, только покорность и благоговение, так что, похоже, малышу было не привыкать к подобным выходкам своего партнера, а альфа от столь щедрого подарка отказываться тоже не собирался, надеясь на что-то, о чем, дабы не пресытиться, старался даже не думать.

- Чуть менее двухсот лет назад, - совершенно спокойно, словно их разговор и не приобрел заигрывающих ментальных красок, продолжил Нойманн, - когда каста высокородных оказалась в плачевном состоянии из-за вырождения нашего безупречного генома, было принято решение о радикальных методах, методах исследований и экспериментов, которые, естественно, нужно было проводить на живых людях, чтобы, так сказать, видеть реальный результат.

- Чуть менее… - пробормотал Коул, ухмыляясь. Казалось, вместе с ментальными витками его касаются и знания омеги. Пусть тело и казалось неподвластным, пульсируя жаром гона и полностью подчиняясь высокородному, но разум был чист и ясен – это было непередаваемое ощущение, в котором хотелось плавиться, медленно, словно масло на огне, и альфа плавился, чувствуя, как его губы озаряет понимающая, но при этом саркастическая улыбка.

- Так появилась Особая Зона, - констатировал Макмайер, открывая веки и пристально, без тени страха или же раболепия, смотря высокородному в глаза. – Гуманность в рамках понятия Нравственность, - альфа фыркнул, хотя, конечно же, это Нойманн позволял ему смотреть и фыркать, словно своими ментальными прикосновениями разрешив ему стать на ту ступеньку, с уровня которой можно дотянуться до кончиков пальцев высокородного. – На самом же деле, все неблагонадежные стали всего лишь расходным материалом, подопытными крысами, жертва которых, естественно, была оправдана и уж никак не напрасна. Ведь так? – пришлось полностью расстегнуть форменную куртку, потому что казалось, что температура в комнате возросла на десяток градусов, накрывая его жарким, страстным, разомлевающим пологом с ароматом вишни и миндаля.

- Отчасти, - уклончиво ответил Нойманн, небрежно, но изящно бросая окурок в пепельницу, и Эли сразу же метнулся с дивана, убираясь, а Макмайер поймал себя на том, что он следит за мальчишкой не менее пристально, чем за высокородным, теперь понимая и Люциуса, ведь, смотря на такую омежистую милашку, трудно было сдержать в узде крылья своих инстинктов.

- Создание Осозе оправдало себя лишь в тех пунктах, что дал-эйрин теперь могла беспрепятственно контролировать, так называемых, неблагонадежных. В то же время Центр и Узлы Репликации получили практически неограниченный доступ к экспериментальному материалу, но, увы, - омега пожал плечами, но даже столь простой жест вынудил Коула затаить дыхание, всматриваясь в переливы серебра в темноте волос, плавно скользнувших с плеча за спину, - феномен редукции так и не был раскрыт.

- Но… – продолжил за Нойманна альфа, снова наблюдая за вернувшимся в гостиную Эли, который занял, похоже, свое законное место под боком у высокородного. В какой-то мере Макмайер завидовал этому омежьему недоразумению, которое носило метку бога, в чем-то он им восхищался, ведь не только же за красивые глазки и пухлые губки Нойманн сделал его свои любовником, в какой-то степени он даже желал его, потому что Эли был красивым, пусть ему, конечно же, было далеко до Люциуса, и это противоречие слегка отрезвляло альфу, не позволяя полностью раствориться и подчиниться.