Запас прочности - Страница 57

Виктор лежал молча. Только еще нравоучений ему не хватало. Вот если бы Чарли здесь был. С ним бы потолковать… Когда Виктор заснул, его немного отпустило, а проснулся он опять злым. Утром на Поленова даже не посмотрел. У того свои дела, решил Виктор, а у него — свои. Но капитан третьего ранга подозвал Виктора сам.

— Ну как? — спросил он миролюбиво, даже чуть не ласково. — Как дела на трудовом фронте?

«И слова-то, — подумал Виктор, — затертые. Как и сам».

— Дела как дела, — сказал он.

— Хорошо учишь? Нос от кормы отличишь?

— Как считаю нужным, так и учу, — сказал Виктор.

Этого капитан третьего ранга раньше от Виктора не слышал.

— Так, так… — сказал он, — так, так… — и вдруг заорал: — Вы кому отвечаете, лейтенант?

Он стоял перед Виктором крепкий, злой и на кителе его Виктор отчетливо увидел пятна масла. «Подворотнички при матросах заставляет перешивать, — подумал Виктор, — а сам ходит, как трюмный», — и тогда его тоже сорвало, и он тоже заорал:

— Вам отвечаю! Вам! Думаете, меня можно, как фишку, двигать, раз я еще экзамена не сдал? Глупости спрашиваете, а я должен вам с умным видом отвечать? Так, что ли?

Стоял здесь и БЧ-5, их механик, технический бог лодки. С ними, лейтенантами, он говорил мало и ласково. Он и сейчас посмотрел на Виктора, как на елочную игрушку, и хохотнул прямо в лицо капитану третьего ранга.

— Поленов, — сказал он ему. — До чего это ты лейтенантов доводишь? Они у тебя истерики стали закатывать.

— А ну-ка замолчи! — сказал капитан третьего ранга Виктору тихо, но будто и не сказал, а скрипнул. — Истерику устроил… Ишь!

Виктор не знал, что у того есть еще и такой голос. Видно, здорово он подсадил Поленова при механике.

Офицеры стояли кругом. Ждали, что будет дальше. Минута, наверно, прошла. А может, больше.

— Везет тебе, парень, — сказал помощник, он тоже был здесь. — Смотрю я на тебя и думаю: отчего тебе так везет? Гауптвахта у нас только в Североморске, а мне как раз надо человека в патруль вертануть… Ну, добровольцем?..

И тут все посмотрели на механика, на командира БЧ-5.

— Ладно, — сказал механик и опять улыбнулся, — будем считать, что у лейтенанта был солнечный удар. А знаешь, Макаров, чем злость от истерики отличается? Злость не сразу проходит. Понял? А ты, Поленов, проследи, чтобы он злым оставался подольше.

И злость Виктора не проходила всю ту зиму.

Приехал он на базу в середине декабря. Теперь шел уже март. Солнце неделями стояло над бухтой, только иногда прямо понизу, между сопок, ползла снежная туча, заваливала снегом до щиколоток дорогу, причалы, палубы и через полчаса уже уходила дальше, снова освобождая место солнцу. По свежему снегу утром на пути из городка можно было увидеть цепочки заячьих следов. Однажды, когда лодка, стоя у пирса, проверяла выдвижные устройства, Виктор попросил у штурмана посмотреть в перископ. Перископ был повернут к противоположному берегу бухты. Виктор взял его за ручки, вертанул, и вдруг на снегу сопки увидел красноватое движущееся пятнышко — это была лисица…

В конце марта он сдал зачеты на командира группы.

— Теперь ты рад? — спросила его в тот день Таня.

— А ты разве не рада за меня?

Он сидел за столом и ел. Таня стояла около него, опершись на его плечо. Лица ее он не видел.

— Я все еще не знала… думала — вдруг ты не сдашь. И мы бы тогда уехали…

Так поступил один из лейтенантов, который окончил училище курсом раньше Виктора. Он пробыл на базе чуть не год, а зачеты сдавать так и не стал. Он не хотел служить на лодке, хотя вслух этого не говорил — боялся, наверно, за свою характеристику. Но репутация — это ведь не то, что написано в служебной бумаге…

Виктор с Таней уже не застали его на этой базе, но Таня о нем слышала.

— А ты сама как стала бы ко мне относиться, если бы я тоже так сделал?

— Не знаю, — сказала она и прижала голову Виктора к себе. — Я, наверно, поняла бы все… Постаралась бы понять. Ты даже не знаешь, как я за тебя волнуюсь…

— Танька, — сказал он с отчаянием. — Ну раз в жизни послушай ты, что я пытаюсь тебе рассказать вот уже в который раз.

— Я слушаю тебя.

— Нет, ты действительно слушай, иначе опять ничего не выйдет. Ты слушай и старайся понять! Ведь ты же институт кончила. Нельзя позволять себе нести вздор…

— Институт-то я кончила. Только для чего? Ну ладно, я слушаю.

— На современной подводной лодке, — сказал Виктор, — запас энергии, сжатого воздуха, средств регенерации кислорода такой, что и не снилось иметь раньше… Ведь когда читаешь о подводниках на войне, то все время как бы слышишь: «Береги воздух, береги энергию». Ну возьми карандаш, и мы сейчас все с тобой рассчитаем… Вместе рассчитаем, чтобы ты поняла…

— Не надо мне никаких расчетов, — сказала Таня. — А я вот недавно переводной роман читала. Страшный. Помнишь, я тебе говорила?

— Да, — сказал Виктор. — Ну и что из того? Это же, во-первых, роман, а во-вторых, герои такую ерунду делают, что смех берет… Да что там ссылаться на романы. Ведь подводные лодки больше пятидесяти лет уже существуют, и опыт-то ведь копится. Что же, проектировщики ушами, по-твоему, хлопают? Как ты думаешь?

— А о нас ты подумал? — спросила Таня и в ее вопросе какой-то невидимый забор встал между Виктором и ею с Володькой.

«Ну как ей объяснить? — думал он. — Как вообще можно объяснить человеку сложную техническую ситуацию, когда он к тому не подготовлен? Это для инженера расчеты и формулы — аргумент, а для Татьяны они пустой звук».

— Ладно, Тань, — сказал он. — Ведь мы-то там тоже для чего-нибудь сидим. И хватит, хватит этих разговоров, если ты не можешь меня понять! И не хочешь!..

— Не кричи на меня, — тихо сказала Таня. — Ты даже не знаешь, как ты переменился… Ты совсем не слушаешь того, что я говорю.

А ему казалось, что это Таня не слышит, о чем говорит он. Он встал, оделся и вышел из дома. Да, господи, и не в опасности, конечно, было дело, хотя Татьяна и волновалась. Виктор чувствовал, как в нем эти месяцы рождался другой, новый человек, которого раньше совсем не было. А старый — уходил. Татьяна этому сопротивлялась.

Через неделю к Виктору в отсек зашел заместитель по политчасти. Он и раньше приходил: постоит несколько минут в стороне, или отзовет мичмана Клюева, или к трюмным залезет. А потом вылезет и, вытирая руки ветошью, скажет:

— Ты знаешь, Виктор Палыч, что у Щеглова мать второй месяц в больнице? Не знаешь? Вот то-то. Надо бы отпустить его суток на десять. Как у него с дисциплиной?

На этот раз заместитель позвал всех, кто был в отсеке.

— Поздравьте своего лейтенанта, — сказал он. — Он получил отдельную однокомнатную квартиру, и даже, кажется, на солнечной стороне. Поздравляю тебя, Виктор Палыч… Дом восемнадцать, квартира восемь… Заслужил. И твоя Татьяна Ивановна заслужила…

И пора. Четыре месяца после приезда Тани они жили по комнатам уезжавших в отпуск офицеров. Переезжали раз пять.

В апреле лодка ушла в море.

Такого снегопада, как в день отхода, Виктор не видел ни разу. Швартовая команда дважды счищала снег с надстройки, но через пять минут лодка снова становилась белой. Ветра не было. Под моторами лодка отползла от пирса. Вода кругом была черной и матовой.

Снег шел, наверно, надо всем Северным флотом.

Они прошли сетевые заграждения, брандвахтенный корабль отбил им морзянкой «Счастливого плавания», они миновали скалы, у которых понизу тянулась черная отливная полоса, вышли из фиорда и дали ход турбиной. По бокам от форштевня в воде образовались глубокие ямы, и гладкий горбыль воды встал с обеих сторон около рубки. Через час они задраили верхний рубочный люк, а отдраивали его через два месяца, когда снова входили в фиорд.

Смысл того, что Виктор является командиром турбинного отсека, доходил до него медленно. Все же они крутились сами по себе, эти турбины. Виктор их не чувствовал. Он отдавал приказания старшине команды, он приказывал матросам, его приказания были верными, они мгновенно выполнялись, но он не ощущал турбину нутром. Иногда ему казалось, что под кожухом, под рубашкой турбины и нет никакого ротора. Эта умозрительная чушь была столь сильной, что он ловил себя на мысли: пойти и посмотреть — вращается ли линия вала… А отсек жил, не замечая его заботы или не желая ее замечать. Виктор стоял вахты, сменялся, снова стоял. И опять ощущение, что тут могли бы обойтись и без него, подкралось и схватило. Слишком гладко и хорошо все шло в отсеке…