Западня свободы - Страница 52

Что касается меня, то Элисон, конечно, даст показания по поводу моего участия во всем этом деле, но если Макинтош мертв, неизвестно, помогут ли они… Вполне вероятно, что я проведу остаток жизни в тюрьме Дургэм в особо охраняемой секции. Но в тот момент мне было все равно. С помощью Элисон я встал и шатаясь, как пьяный матрос, выбрался по лодочному спуску на берег.

Добравшись доверху, мы увидели ожидавшего нас сержанта Джервиса, который так невзлюбил меня за то, что я украл несколько брильянтов и не сообщил ему, где они находятся. Я повернул голову: Бранскилл тоже был здесь, и вместе с ним — Форбс. Они уже шли к нам.

— Конец веревочки, — сказал я Элисон.

Бранскилл подошел, стал передо мной и осмотрел меня своими холодными глазами, отмечая про себя каждую деталь моей потрепанной внешности и повязку на плече. Он бросил взгляд на Элисон, затем кивнул в сторону гавани, где догорала «Артина».

— Вы это сделали?

— Я? Что вы! Она, наверное, сгорела от искры во время фейерверка.

Он мрачно ухмыльнулся.

— Предупреждаю, что все сказанное вами будет запротоколировано и использовано в качестве свидетельства. — Он обернулся к Элисон. — Это касается и вас.

— Насколько я знаю, Мальта вне вашей юрисдикции, — ответила Элисон ледяным тоном.

— Не беспокойтесь об этом, — парировал Бранскилл. — У меня в распоряжении имеется взвод местной полиции. — Он опять обратился ко мне. — Если бы у вас была не одна жизнь, а много, вы все их провели бы взаперти. На этот раз я уж так устрою, что вам ни при каких условиях не выбраться из тюрьмы, даже если придется построить ее специально для вас.

Видимо, он мысленно уже составлял список обвинений: поджог, убийство, нанесение телесных повреждений, ношение оружия, и, что хуже, использование его, и, наконец, просто-таки прогулка в конном экипаже по статьям, касающимся применения взрывчатых веществ. С некоторой натяжкой он мог бы добавить сюда пиратство и поджог королевских доков.

— На кой дьявол вы все это устроили? — спросил он меня с неподдельным удивлением.

Я покачнулся.

— Расскажу после того, как меня осмотрит врач…

Он поймал меня, когда я падал на землю.

Я проснулся в камере. Точнее говоря, в тюремном госпитале, но все же внутри толстых стен, а на Мальте сооружают стены толще, чем где бы то ни было. Но у меня была отдельная комната. Наверное местные полицейские не хотели, чтобы на их простых и наивных мальтийских преступников вредно влиял такой закоренелый тип, как я. Но это оказалось не так.

Неразговорчивый врач проделал несложную операцию плеча под местным наркозом и оставил меня лежать в ожидании Бранскилла и его неизбежных вопросов. Я посвятил какое-то время придумыванию для него правдоподобной лжи — в конце концов, некоторые аспекты политики правительства Ее Величества ни к чему было знать рядовому полицейскому. Но вместо Бранскилла у моей постели появился незнакомец. Это был высокий средних лет человек с гладким лицом и спокойной уверенной осанкой, который представился как Эрмитейдж. Его рекомендации были внушительны. Я прочел письмо от имени премьер-министра и дальше уже решил не трудиться.

Он придвинул к кровати стул, сел на него и сказал:

— Ну, мистер Станнард, как вы себя чувствуете?

— Если вы знаете мое имя, то должны знать и все остальное. Вас послал Алек Макинтош?

— Боюсь, что нет, — сказал он с сожалением. — Макинтош умер.

Я почувствовал, как похолодело у меня в животе.

— Значит, он так и не вышел из больницы?

— Он умер, не приходя в сознание, — сказал Эрмитейдж.

Я подумал об Элисон: как она воспримет это известие. Ее взаимоотношения с отцом, в которых любовь перемешивалась с ненавистью, делали труднопредсказуемой ее реакцию. Я спросил:

— Миссис Смит знает?

Он кивнул.

— Она переносит горе весьма мужественно.

«Откуда тебе знать?» — подумал я.

— Дела обстоят довольно сложно, — сказал Эрмитейдж. — Ваша деятельность — в особенности в Ирландской республике — может поставить правительство в щекотливое положение. — Он помолчал. — Если ее раскрыть полностью.

— Не говоря уже о моем щекотливом положении, — заметил я иронически.

— Конечно, — согласился Эрмитейдж.

Мы посмотрели друг на друга.

— Хорошо, — сказал я. — Кто подорвал операцию? Она была обставлена с величайшей секретностью. Где же произошел прорыв?

Эрмитейдж вздохнул.

— Прорыв произошел именно по причине величайшей секретности. Потому, что Макинтош органически не был способен доверять кому-либо. — Он посмотрел прямо мне в глаза. — Даже вам.

Я кивнул, и Эрмитейдж хмыкнул.

— Да что там, он не доверял и премьер-министру. Он все время играл в одиночку и всех ввел в заблуждение относительно мотивов своих действий.

Я тихо сказал:

— Меня персонально это весьма интересует, расскажите подробнее.

— Все началось с целой цепи побегов из тюрем, которые очень обеспокоили многих людей в высших эшелонах власти. Маунтбэттен обследовал тюремную систему, и на безопасность обратили серьезное внимание. Однако, смутные слухи о «Скарперах» будоражили умы, и Макинтоша бросили на это дело с тем, чтобы он что-нибудь предпринял. Мне все это не нравилось, — продолжал Эрмитейдж, — и я прямо говорил об этом. Надо было предоставить это дело спецслужбам.

— Макинтош говорил мне, что они пробовали, и ничего у них не вышло, — вставил я.

Эрмитейдж нетерпеливо кивнул головой. — Я знаю, но они могли бы попытаться еще. Макинтош был одиноким волком и слишком секретничал.

Я мог понять, что задевало здесь Эрмитейджа. Он был высокопоставленный чиновник — мандарин из Уайтхолла и привык, чтобы все шло по определенным каналам и определенным образом. В частности, ему совсем не нравилась идея приобретения премьер-министром «приватного палача». Это оскорбляло его чувство приличия.

— Макинтош уже тайком приглядывался к Уилеру, но никому не говорил о своих подозрениях, — продолжал Эрмитейдж, — даже премьер-министру. Мы никогда не узнаем, почему — скорее всего, он боялся, что ему не поверят. Уилер стремительно набирал популярность и влияние; премьер-министр даже собирался предложить ему министерский пост.

— Понятно, — сказал я. — Я понимаю затруднения Алека. Как он вышел на Уилера?

— Не знаю. Я полагаю, премьер-министр настолько доверял Макинтошу, что счел возможным сообщить ему кое-какие совершенно секретные сведения. — Его голос зазвучал еще более неодобрительно.

Итак, значит, Макинтош осуществлял тайную проверку политической элиты. Я мог представить себе, что премьер-министр предложил Макинтошу выявить потенциальную опасность среди радикальных левых или правых политиков, но кто мог заподозрить буржуа, капиталиста, твердого центриста в том, что он маоист? Сама идея была смехотворной.

— Стало быть, у Макинтоша были подозрения, но не было доказательств, — сказал я. — Он не хотел, чтобы они дошли до Уилера, и держал язык за зубами, пока ему не удалось бы поймать Уилера с поличным.

— Наверное, в общих чертах дело обстояло так, — согласился Эрмитейдж, — он задействовал вас и подсадил вас к Слэйду с помощью кражи брильянтов. — Легкая улыбка смягчила выражение его лица. — Очень оригинально. Но он ничего не сказал вам об Уилере.

— Я бы не ожидал от него этого, — сказал я. — На той стадии операции мне и не нужно было знать. Но думаю, он поделился с миссис Смит…

— Он этого не сделал. — Эрмитейдж наклонился вперед. — Когда вы со Слэйдом сбежали, Макинтош отправился на встречу с Уилером, в его клуб и открыл Уилеру, кто вы. Вот так была… э-э… подорвана эта операция. Я закрыл глаза и опустил голову на подушку.

— Он сделал это умышленно? — спросил я тихо.

— О, да. Он хотел спровоцировать Уилера на какие-нибудь непродуманные действия и поймать его на чем-нибудь тепленьком. По всей видимости, вами он решил пожертвовать.

Я открыл глаза и посмотрел на Эрмитейджа.

— Так было всегда. Это неудобство моей профессии, — сказал я, но про себя подумал, что Макинтош все-таки был безжалостным сукиным сыном.