Западно-Восточный экран. Материалы Всероссийской научно-практической конференции 12–14 апреля 2017 г - Страница 15

Второй эпизод из этого же фильма – «зачистка» полуразрушенных зданий от уцелевших остатков уничтоженных фашистских подразделений.

Совершенно очевидно, что представленные здесь трюки подчинены одной задаче, так называемой психоэмоциональной встряске зрительской аудитории. Их место можно определить в ряду дополнительных аудиовизуальных спецэффектов, формирующих соответствующую атмосферу происходящих событий. Это совершенно не значит, что из-за данной постановочной трактовки принижается художественная ценность кинематографического произведения, или уменьшается событййная достоверность реконструкции одной из самых кровопролитных войн человечества. Нет, это просто другая концепция, другое (западное) постановочное видение сверхзадачи кинокартины.

Здесь атмосфера не просто воздействует, она довлеет над внутренним состояние каждого человека, волей судеб оказавшегося в эпицентре кровопролитной бойни. Конечно, это влияет на эмоционально-психологическое состояние не только киногероев, передающих кромешный ад войны, но и зрителей, делая их «соучастниками» этого сражения. Психологизм войны, нагнетаемый атмосферой правдоподобности аудиовизуальной инсталляции, объясняет «психологию надлома (или слома)», личностную трагедию каждого бойца этого подразделения. Для них именно этот психологический удар приведет к тому, что в мирное время они всю жизнь будут мучиться «синдромом войны».

Ментальность трюкодемонстрации западного кинематографа, как мы видим, существенно отличается от восточного уже тем, что мировоззренческие аспекты мировосприятия имеют в основе своей совершенно различные морально-нравственные, ценностно-приоритетные, понятийно-смысловые (в том числе и философские, художественные и т. д.) аспекты миропонимания. Трагедия войны была одна для всех. Только боль, пульсирующая в крови внуков и правнуков (а, уж непосредственных участников событий тем более) была разная. Потомки замученных в гестапо партизан или сожженных дотла белорусских деревень, народ, потерявший в этой войне более двадцати миллионов жизней, рефлексируют совершенно иначе, чем их vis-a-vis по ту сторону океана. Но, это нисколько не принижает сущность жертвенности стран военной коалиции, открывших второй фронт и всячески способствующих приближению Победы.

Теперь фильм С. Ростоцкого «А зори здесь тихие».

Первый эпизод фильма – убийство Галины Четвертак (актриса – Екатерина Маркова).

Немецкие диверсанты уже практически прошли спрятавшуюся в нише и замаскированную кустами девушку, которая, в силу своей детской наивности (еще даже не сформировавшейся во взрослый женский рациональный/ иррациональный прагматизм), постоянно мечтающей о материнском тепле все свое детдомовское детство, спряталась от войны… закрыв глаза. Резкий возглас, разговаривающих между собой гитлеровцев, который был адресован отнюдь не ей, стал для нее роковым, спровоцировав испуг. Испуг маленькой девочки, оказавшейся в горниле войны. С криком выбежав из своего спасительного укрытия, она убегала не от врага… Она убегала от войны. А смертельные выстрелы ей в спину, испугавшегося этой неожиданности, коварного и хитрого врага, оборвавшие жизнь будущей матери, жены… только усугубляют трагизм бескомпромиссного противостояния во Второй мировой войне.

Второй эпизод – рукопашная схватка старшины Баскова Федота Ефграфовича (актер – А. Мартынов) с немецким диверсантом. И посильная помощь ему в этом бойца Евгении Комельковой (актриса – О. Остроумова).

Оглушающий удар прикладом винтовки по голове, превосходящего в силе старшину Васкова диверсанта, это был для Жени Комельковой моментом истины. Он страшен для нее: от осознания того, что убит человек. Но в ней нет сострадания к врагу, из автоматов расстрелявшего, ни в чем не повинных членов семьи девушки-зенитчицы… сотни, а может быть и тысячи таких семей… семей комсостава РККА (Рабоче-крестьянской Красной Армии). В этой кинематографической фразе нет, и не может быть другого событийного исхода действия (трюка). И актерский ансамбль, и режиссер, и оператор максимально точно передали всю боль и гнев народа, которого пыталась вероломно поработить «коричневая чума» двадцатого столетия.

Любой трюковой эпизод картины С. Ростоцкого «А зори здесь тихие…» несет в себе многосмысловой внутриличностный аспект осмысления восприятия межличностных отношений, на фоне происходящих кровавых событий Великой отечественной войны. Весь ужас и античеловечность прошедшей войны раскрывается не в поверхностном (через трюки и спецэффекты), а в глубинном ее осмыслении (где трюки и спецэффекты помогают понять и прочувствовать степень глубины погружения в осмысление событий тех лет). Контекстуальная демонстрация трюков в кино Востока также является отличительной особенностью от ее западного оппонента. Точность подбора трюка, в таком демонстрационно-действенном ракурсе, придает не только логически обоснованную объемную и полную законченность кинофразе, но и способствует превращению кинотрюка в сильнейшую кинематографическую метафору.

Хотелось бы внести ясность, что представленный сравнительный анализ не ограничивается только американской и советской кинокартинами: а, Запад, насколько нам всем известно – это не только одна Америка, и Восток – не только один бывший СССР. Помимо этого есть трюковое исполнительское мастерство в индийском и японском кинематографе (да и не только) – требующее не менее пристального рассмотрения. Плюс ко всему, военная тематика достаточно специфический предмет для размышления и изучения. Хотя для исследования области трюкового исполнительского мастерства в кинематографе тема достаточно благодатная.

УДК 7.01

Дриккер А.С., Санкт – Петербург,

Санкт – Петербургский государственный университет,

Институт философии

«Прогрессивная» рациональная алфавитная культура, непрерывно наращивая скорость передачи вербальной информации, приводит к удивительному цивилизационному рывку и создает предпосылки для трансформации алфавитной письменности в древнюю иероглифическую. Катализатором перехода от одного языка к другому служит явление двоичного кода, повсеместное распространение которого и создает плодородный слой для произрастания визуальности и начала новой фазы. Компьютер способен эффективно решать рутинные задачи социальной адаптации, которой сегодня всецело поглощено командующее левое полушарие. Освобожденное от социальной необходимости жестко подавлять эмоции оно сможет обрести способность к «чистой» интеллектуальной деятельности и активизировать образное правое полушарие. Пробуждение эмоций не менее перспективно, чем развитие искусственного интеллекта. Плодотворный диалог полушарий, утраченный интактным мозгом, – путь к расширенному сознанию, многосложному восприятию, отвечающему и восточному и западному мироощущению. А цифровой союз иероглифа и буквы открывает широкие возможности для поэтов и мыслителей будущего.

Ключевые слова: иероглиф, буква, письменность, вербальное, визуальное, асинхронная эволюция, полушария мозга, грамотность.

Digital union of the hieroglyph and letter

The historical, written culture has in the basis ancient hieroglyphic and later “progressive” alphabetic writing. The alphabetic system promoting fast diffusion of literacy is connected with sinistrocerebral rational behavior model. The culture developing in such model becomes absolutely dominating (western) culture and, increasing the speed of processing of verbal information, leads to surprising civilization achievements. At the same time the conditions which favour to formation of visual culture and a revanche of the hieroglyphic letter are created. The left hemisphere which is exempted by means of the computer from social need to suppress emotions (this is perspective not less interesting, than development of artificial intelligence) liberates a imaginative right hemisphere and finds an opportunity to concentrate on truly intellectual activity. The hemispheres dialogue lost by an intact brain is a broad way to the expanded consciousness and perception which answer and to east and western attitude. The digital union of a hieroglyph and letter opens unprecedented prospects for poets and thinkers of the future.