Запад-81 (СИ) - Страница 6

— Товарищ министр обороны, нам не удалось связаться с радиоцентрами министерства обороны, генерального штаба и Белорусского военного округа. На связь вышли лишь отдельные радиостанции, принадлежащие войскам, прибывшим для участия в учениях. Это 120-я гвардейская мотострелковая дивизия и входящие в неё полки, 350-й и 357-й гвардейские десантные полки, 297-й гвардейский мотострелковый полк, аэродромы в Боровцах и Боровухе, Журжево, куда, как вы знаете, помимо транспортной авиации, перелетел ещё и 927-й истребительный авиаполк, несколько человек из штаба авиаполка в Быхове и аэродром Мачулищи. Причём, из Быхов сообщают о том, что у них вообще не осталось самолётов: все исчезни вместе со стоянками.

— Как так исчезли? Стратегические бомбардировщики — и вдруг исчезли?

— Товарищ маршал Советского Союза, я докладываю то, что содержится в радиограмме из Быхова. Разрешите продолжать?

Сдержанный кивок министра.

— Отозвался также ряд артиллерийских, ракетных, зенитных и других вспомогательных подразделений различных частей и соединений. С остальными участниками учений продолжаем пытаться установить связь, но пока безуспешно. Все, вышедшие на связь, подтверждают странную потерю сознания у личного состава, находящегося на постах либо боевом дежурстве. Некоторые неохотно подтверждают этот факт. Все части, столкнувшиеся с данным явлением, подняты по тревоге и переведены в полную боевую готовность.

Ясно. Значит, это никакое не применение неизвестного оружия против начальствующего состава запланированных на… уже сегодня учений. А «явление» повсеместное.

— И ещё, товарищ маршал Советского Союза. Полностью отсутствует радиорелейная связь и сигналы со спутников. Не только с наших, но и с американских. Локационные станции не фиксируют ни единого самолёта в воздушном пространстве. Даже гражданских самолётов в небе нет.

Время шло, на улице неожиданно рано для сентября светало, а связи ни с Москвой, ни с Минском не было. Никакой. Из хороших новостей — только ещё несколько отозвавшихся отдельных небольших подразделений. Ну, и ещё пришедшие в себя Николай Васильевич Огарков и Пётр Иванович Ивашутин. На удивление, оба такие же бодрые, как и сам Дмитрий Фёдорович. А вот с прочими многозвёздными генералами и маршалами, прибывшими вчера из Москвы, Минска и других городов — беда!

— Что скажете по поводу случившегося, товарищи?

— Что-то невообразимое, — покачал головой Николай Васильевич.

— Как только рассветёт, надо поднять в воздух самолёты-разведчики. На Минск и другие крупные белорусские города, на Москву, на окрестности полигона, на Ригу и Киев. Может, им удастся связаться с командованием округов. На крайний случай, приземлятся на аэродромах и выяснят, что у них там творится, — предложил Ивашутин.

В пять утра с аэродрома Мачулищи ушли в воздух четыре Миг-23. И буквально через пятнадцать минут в кабинете, оккупированном двумя маршалами и генералом армии, затрезвонил телефон. Поступил первый доклад по радио от пилотов Мигов.

— Лётчики сообщают, что вся местность вокруг Дретуньского полигона кардинально изменилась. Полностью исчез город Новополоцк и комбинат в его окрестностях, Полоцк сильно уменьшился, в нём пропали все здания послевоенной постройки, многие населённые пункты исчезли, но появились небольшие деревеньки, не отмеченные на полётных картах. У Витебска такой вид, будто он перенёсся из довоенных времён. Минск стал другим: очень сильно ужался в размерах, и в нём полностью исчезла современная застройка, вокруг города фактически нет асфальтированных автодорог. Городской аэропорт, расположенный менее чем в десяти километрах, заставлен примитивными поршневыми одно- двухмоторными самолётами. На военном аэродроме в Липках очень сократилась взлётно-посадочная полоса, а на стоянках базируются довоенные истребители.

— Что скажете, Дмитрий Фёдорович? — задал вопрос генерал армии. — Вы среди нас — самый подкованный в научных вопросах.

— Голова кругом идёт, — пожал плечами Устинов. — Если подобное на всех маршрутах разведчиков, то, получается, это мы каким-то непонятным образом провалились в предвоенное время. Как там докладывал генерал Крылов? В 19 июня 1941 года?

— В самый канун войны? — загорелись глаза Огаркова.

Он начинал войну неподалёку от этих мест, и к фашистам у него имелись серьёзные счёты.

А в шесть утра с узла связи доложили, что на переносной приёмник поймали Москву, передающую, что сегодня четверг 19 июня 1941 года. Хотя к этому моменту от всех пилотов разведчиков было уже известно, что с ног на голову перевернулся весь мир…

Прода от 04.12.22

Лейтенант Александр Лукашенко, 4 сентября 1981 года, 9:30, Дретуньский полигон.

А я никакого тумана, про который рассказывают все бодрствовавшие в два часа ночи, не видел. Спал себе в палатке, пока не влетел дежурный и не объявил тревогу. Из-за чего тревога, почему тревога, никто сначала и не понял. Выяснилось только, когда командир нашего 1-го батальона 339-го гвардейского мотострелкового Белостокского Краснознамённого орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского полка майор Валянский пояснил на спешно собранном офицерском совещании, что, возможно, против войск, собранных на полигоне, было применено неизвестное оружие. Правда, от его действия никто из личного состава полка не пострадал, но, по слухам, много погибших среди генералов и маршалов, остановившихся в одном из гарнизонных городков. Поэтому был отдан приказ в срочном порядке всем получить противогазы и комплекты химзащиты, но пока их не применять.

Можете себе представить, какая поднялась суета и беготня? А если к этому ещё добавить и то, что начался срочный подвоз боеприпасов, которые необходимо было погрузить в БТР и подготовиться к выдаче автоматных патронов солдатам и офицерам…

Во всём этом бедламе, кажется, только я обратил внимание на необычно ранний для этого времени года рассвет. Так рано светает в наших местах в середине июня, но никак не в сентябре.

— И точно! — удивился ротный, капитан Злобин.

Он служит в Уручье, где базируется наша 120-я гвардейская дивизия, уже третий год, так что успел присмотреться к белорусским природным циклам.

— Так, Григорьевич. Закончим получать боеприпасы и оружие, собери комсоргов взводов и проинструктируй их, чтобы не допускали паники. Оружие то было ночью, не оружие, ещё неясно. Химзащита никаких следов отравляющих веществ, радиоактивного или бактериологического заражения не обнаружила. Может, это вообще какие-нибудь космические лучи были. Были и дальше в свой космос улетели.

Мы с капитаном ровесники, обоим по 27 лет. Только я пошёл замполитом после срочной службы в погранвойсках и окончания института, вот и лейтенант до сих пор. Потому он меня частенько, когда мы наедине, просто Григорьевичем называет.

А светать продолжало. И солнышко поднялось. Причём, совсем по-июньски, сразу начало припекать. И только в половине седьмого нас снова собрал Валянский. Какой-то растерянный и, как мне показалось, побледневший.

— Товарищи офицеры, я хочу сообщить вам пренеприятнейшее известие, — нервно хихикнув, начал он, похоже, пытаясь за шуткой скрыть растерянность. — Как выяснилось около получаса назад, сегодня ночью случилось необъяснимое с научной точки зрения событие. Мы, значительная часть прибывших на учения «Запад-81» войск, каким-то непостижимым образом очутились не там, где были вчера. Точнее, в том же самом месте, на Дретуньском полигоне, но в другое время. Как мне сообщили в штабе полка, с нашим командованием связалось по радио руководство учениями. По их сведениям, сейчас не 4 сентября 1981 года, а 19 июня 1941. И ещё: у нас пропала вся телефонная и радиосвязь с округом и Москвой. Не подумайте, что я свихнулся, я почти дословно передаю то, что мне сообщил комполка.

— Как это смогли выяснить? — подал голос кто-то из ротных.

— Гвардии полковник Ковалёв говорит, что радисты прощупали эфир и наткнулись на множество длинноволновых радиостанций. Включая московское радио. Так что, если у кого-то есть портативные радиоприёмники, то просьба включить их и проверить, так ли это на самом деле. Товарищ гвардии полковник даже настаивал на этом.