Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев - Страница 56

- Мне очень жаль, ваше величество, - не задумываясь ответил Гринев, но ежели бы случилось невозможное, я счел бы долгом служить законному своему государю Петру Федоровичу.

- Ну, как тебе мой эксперимент? - спросил я Тугодума, когда мы с ним остались одни. - Убедился, что я был прав? Что Гринев и в самом деле человек незаурядный? Ты только вдумайся в смысл этого его последнего ответа императрице. Ведь такое признание было для него смертельно опасным. А он даже и на секунду не поколебался.

- Но ведь все это только ваш домысел, - уличил меня Тугодум. - У Пушкина-то такой сцены нет. Это вы ее придумали.

- Не совсем, - возразил я. - Я только довел ситуацию, в которой оказался пушкинский Гринев, до ее логического конца. Поверь, у меня были очень серьезные основания полагать, что Гринев именно так ответит на этот испытующий вопрос императрицы.

- А какие основания?

- Ну, для начала вспомни, как начинается пушкинская "Капитанская дочка".

- Начинается с того, что отец Петруши решил отправить его служить в армию. Сказал, что хватит ему голубей гонять, и...

- Да нет, я тебя не про это спрашиваю, а про самое начало. Про самую первую страницу. Как начинается первая глава? Вернее, даже так: что предшествует началу этой главы, самым первым ее строчкам?

- Кажется, эпиграф, - вспомнил Тугодум.

- Правильно, эпиграф. А что там, в этом эпиграфе?

- Ну, это уж вы слишком много от меня хотите, - сказал Тугодум. Эпиграфы я никогда не запоминаю. А если честно, я их даже и не читаю. Просто пропускаю.

- Ну что ж, - сказал я Тугодуму, достав с полки том Пушкина. - Раскрой в таком случае "Капитанскую дочку" и внимательно прочти эпиграф к первой ее главе.

Тугодум послушно выполнил эту мою просьбу.

А. С. ПУШКИН "КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА"

Глава первая

СЕРЖАНТ ГВАРДИИ

- Был бы гвардии он завтра ж капитан.

- Того не надобно; пусть в армии послужит.

- Изрядно сказано! Пускай его потужит...

........................................

Да кто его отец?

Княжнин

- Ну? И что вы этим хотите сказать? - скептически спросил Тугодум, внимательно изучив этот эпиграф.

- Только то, - ответил я, - что для Пушкина, очевидно, очень важно было заострить внимание читателей на том, кто был отцом его героя. Задав в эпиграфе этот вопрос, он первыми же строчками, за этим эпиграфом следующими, сразу же на него ответил.

НАЧАЛО ПЕРВОЙ ГЛАВЫ ПУШКИНСКОЙ

"КАПИТАНСКОЙ ДОЧКИ"

Отец мои Андрей Петрович Гринев в молодости своей служил при графе Минихе и вышел в отставку премьер-майором в 17... году.

- Как ты думаешь, какие цифры скрываются за этими двумя точками, обозначающими точную дату выхода в отставку Андрея Петровича Гринева? спросил я.

- Откуда мне знать? - пожал плечами Тугодум. - Да и не все ли равно, когда он вышел в отставку? Годом позже, годом раньше...

- Нет, брат, совсем не все равно. Кстати, в одном из рукописных вариантов "Капитанской дочки" у Пушкина ни каких точек не было. Было сказано прямо: "И вышел в отставку в 1762 году". В окончательном варианте Пушкин поставил точки, быть может, потому, что не хотел дразнить цензуру. А вернее всего, потому, что его современникам и так было ясно, о каком годе идет речь.

- Почему это им было ясно? - недоверчиво спросил Тугодум.

- Потому что тут достаточно было одного только упоминания графа Миниха. Прочитав это имя, современник Пушкина сразу понимал, что речь идет о тысяча семьсот шестьдесят втором годе. Ведь именно в этом году, как я тебе уже говорил, произошел государственный переворот: Екатерина свергла с престола своего мужа Петра Третьего и стала самодержавной государыней. А граф Миних, под началом которого служил отец Петра Андреевича Гринева, сохранил верность свергнутому монарху. Так что Андрей Петрович, отец Петруши, не случайно вышел в отставку и поселился в своей симбирской деревушке. И не случайно, читая Придворный календарь, ворчал...

ИЗ ПЕРВОЙ ГЛАВЫ ПОВЕСТИ А. С. ПУШКИНА

"КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА"

Батюшка у окна читал Придворный календарь, ежегодно им получаемый. Эта книга имела всегда сильное на него влияние: никогда не перечитывал он ее без особенного участия, и чтение это производило в нем всегда удивительное волнение желчи. Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом Придворный календарь не попадался ему на глаза иногда по целым месяцам. Зато когда он случайно его находил, то, бывало, по целым часам не выпускал уж из своих рук. Итак, батюшка читал Придворный календарь, изредка пожимая плечами и повторяя вполголоса: "Генерал-поручик!.. Он у меня в роте был сержантом!.. Обоих российских орденов кавалер!.. А давно ли мы..."

- Смотрите, - удивился Тугодум, прочитав эти строки. - А я никогда не придавал этой его воркотне никакого значения.

- И зря, - сказал я. - Потому что воркотня эта весьма многозначительна. Она означает, что все бывшие сослуживцы Петрушиного отца и даже бывшие его подчиненные сделали блестящую карьеру, потому что стали верой и правдой служить взошедшей на престол Екатерине. А Андрей Петрович, как видно, сохранил верность прежнему государю, за что и поплатился.

- Так вы, что же, считаете, что Петр Андреевич Гринев ответил императрице, что считал бы своим долгом служить ее мужу, если б тот был жив... вернее, должен был ей так ответить... что это все потому, что таких взглядов держался его отец? - недоверчиво спросил Тугодум.

- Да нет, - возразил я. - Дело тут не во взглядах, а в семейных традициях. В унаследованных им от отца понятиях о чести, о долге, о верности присяге... Ну, а кроме того, эта удивительная для его юных лет независимость души, постоянно проявляемая им независимость характера - она, как видно, была у него в крови. Так же, впрочем, как и у самого Пушкина. Только к Пушкину эта независимость нрава перешла не от отца, а от деда. Вспомни!

Я протянул Тугодуму том Пушкина, раскрытый на стихотворении "Моя родословная".

ИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ А. С. ПУШКИНА "МОЯ РОДОСЛОВНАЯ"

Мой дед, когда мятеж поднялся

Средь петергофского двора,

Как Миних, верен оставался

Паденью третьего Петра.

Попали в честь тогда Орловы,

А дед мой в крепость, в карантин,

И присмирел наш род суровый,

И я родился мещанин.

- Дед Пушкина тоже, что ли, служил под началом этого Миниха? - спросил Тугодум, прочитав эти строки.

- Служил или не служил он под его начальством, но, как видишь, Пушкин считал, что, как и отец Петруши Гринева, его дед тоже - вместе с Минихом сохранил верность свергнутому императору. За что и поплатился.

- Этак вы, пожалуй, еще договоритесь до того, что в Петруше Гриневе Пушкин изобразил самого себя, - усмехнулся Тугодум.

- А что ты думаешь? Характеру Петра Андреевича Пушкин и в самом деле придал некоторые черты, свойственные ему самому. Взять вот хоть этот его ответ императрице. Он разве не напоминает тебе известный ответ Пушкина царю?

- Какой ответ?

- А вот этот...

РАССКАЗ А. С. ПУШКИНА О ЕГО РАЗГОВОРЕ С ЦАРЕМ

ПОСЛЕ РАЗГРОМА ВОССТАНИЯ ДЕКАБРИСТОВ

Всего покрытого грязью, меня ввели в кабинет императора, который сказал мне : "Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?" Я отвечал, как следовало. Государь долго говорил со мною, потом спросил: "Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?" - "Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нем..."

В передаче А. Г. Хомутовой. Рус.

Арх., 1867.

РАССКАЗ ИМПЕРАТОРА О ЕГО РАЗГОВОРЕ С ПУШКИНЫМ

ПОСЛЕ РАЗГРОМА ВОССТАНИЯ ДЕКАБРИСТОВ

Однажды за небольшим обедом у государя, при котором и я находился, было говорено о Пушкине. "Я, - говорил государь, - впервые увидел Пушкина, после моей коронации, когда его привезли из заключения ко мне в Москву совсем больного и покрытого ранами... Что сделали бы вы, если бы 14 декабря были в Петербурге? - спросил я его между прочим. - Стал бы в ряды мятежников, отвечал он.