Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев - Страница 17

- Да, кажется, вы именно так его назвали. Так вот, по-моему, они оба просто-напросто ошиблись. Этот Дьяконов ну никак не мог быть прототипом господина Беликова. Скажите сами, милостивый государь, разве осмелились бы вы зимой выйти на мороз без шубы, в легком пальтишке и тонких люстриновых брючках?

- Ни за что на свете! - зажмурив глаза от ужаса, признался Беликов.

- Или стали бы вы угощать сослуживцев винами из собственного погреба?

- Боже упаси! - с еще большим ужасом откликнулся тот. - Разве только так, посидеть, помолчать вместе часок другой, дабы поддержать добрые отношения с товарищами. Но разумеется, без капли алкоголя. Ведь это и до директора может дойти, а там, помилуй Бог, и до попечителя...

- Ну, а пришло бы вам в голову написать в духовном завещании, что весь свой капитал вы оставляете на ежегодную выдачу пособий учителям, а все свои дома - под начальные училища?

- Этакая глупость, сударь, может прийти в голову только безумцу. А я хоть и смахиваю по милости господина Чехова на человека с большими причудами, но пока еще, слава Богу, нахожусь в здравом уме и трезвой памяти.

- Вот видите! - торжествующе обернулся Уотсон к Холмсу. - Тут явная ошибка. Не мог, ну просто никак не мог этот Дьяконов быть прототипом господина Беликова!

- Да, - кивнул Холмс. - Именно такую точку зрения и высказал Филевский. Если бы у вас хватило терпения дочитать указанную мною страницу его книги до конца, вы прочли бы там следующее: "Я положительно утверждаю, что между "Человеком в футляре" и А. Ф. Дьяконовым ничего общего нет и в этом произведении А. П. Чехова никакого местного колорита найти нельзя".

- Так кто же, в таком случае, был моим прототипом? - спросил Беликов.

- Известный литературовед Юрий Соболев, посвятивший долгие годы изучению творчества Чехова, высказал предположение, что "живой моделью", как он выразился, для вас Чехову послужил М. О. Меньшиков, ученый-гидрограф, известный публицист. Чехов был хорошо с ним знаком, много лет состоял с ним в переписке. В чеховском дневнике об этом его знакомом имеется такая запись... Вот, не угодно ли взглянуть...

Уотсон и Беликов послушно уткнулись в указанную Холмсом страницу.

А. П. ЧЕХОВ. ИЗ ДНЕВНИКА 1896 ГОДА

Меньшиков в сухую погоду ходит в калошах, носит зонтик, чтобы не погибнуть от солнечного удара, боится умываться холодной водой, жалуется на замирание сердца.

- Сомнений нет, Холмс! - воскликнул Уотсон. - Это, конечно, он!

Но Беликов и тут проявил свою обычную осторожность.

- А что он был за человек, этот Меньшиков? - спросил он.

- По роду своих занятий он был, как я уже сказал, ученый-гидрограф. К тому же - публицист. Надо сказать, весьма консервативного направления.

- Это мне подходит, - подумав, согласился Беликов. - Я ведь, знаете ли, тоже придерживаюсь весьма консервативных взглядов. А то, что он был гидрограф... Ну что ж... Это, конечно, хуже, чем преподавать древние языки, однако же занятие тоже вполне почтенное...

- О, да! - подтвердил Холмс. - Он был автором "Руководства к чтению морских карт" и "Лоции Абоских и восточной части Аландских шхер".

- Звучит весьма внушительно, - признал Беликов. - Я вот только не пойму, как удалось ему, сидя в четырех стенах, все разузнать про эти самые шхеры.

- А кто вам сказал, что он сидел в четырех стенах? - насмешливо спросил Холмс.

- Насколько я вас понял, этот господин ведь был кабинетным ученым?

- Напротив, - возразил Холмс - Он был человек очень активный. Однажды в него даже стреляли и он был опасно ранен: какого-то земского начальника оскорбила корреспонденция газеты, в которой Меньшиков публиковал свои статьи, вот он в него и выстрелил. К тому же он был участником многих морских экспедиций...

- Как вы сказали?! - изумился Беликов. - Участником морских экспедиций?!. И этого человека вы предлагаете мне в прототипы?!

- Это не я, - улыбнулся Холмс. - Я просто сообщаю вам, какие на этот счет высказывались гипотезы. Свою точку зрения я вам сообщу несколько позже.

- К тому же в него, оказывается, еще и стреляли! - ни как не мог успокоиться Беликов. - Да будет вам известно, сударь, ни один порядочный человек ни в коем случае этого бы не допустил. В добропорядочного и законопослушного гражданина никто стрелять не станет. Нет, милостивый государь! Такой человек никак не мог быть моим прототипом. Пусть уж это будет Дьяконов. Я даже готов завещать свои дома и свой капитал кому угодно... Это все-таки лучше, чем таскаться по морским экспедициям или подставлять свою грудь под пулю.

- Пожалуй, он прав, Холмс! - поддержал Беликова Уотсон. - Похоже, что этот ученый-гидрограф и в самом деле тут ни при чем. А нет ли у вас еще какого-нибудь кандидата на примете?

- Как не быть. Есть. Конечно, есть. Вот, взгляните. Это письмо, которое Чехов написал одному из самых близких в то время к нему людей. Написал, кстати сказать, лет за десять до того как приступил к работе над рассказом "Человек в футляре".

ИЗ ПИСЬМА А. П. ЧЕХОВА А. С. СУВОРИНУ

14 ОКТЯБРЯ 1888 ГОДА

Приходил из гимназии классный наставник - человек забитый, запуганный циркулярами, недалекий и ненавидимый детьми за суровость (у него прием: взять мальчика за плечи и трепать его; представьте, что в Ваши плечи вцепились руки человека, которого Вы ненавидите). Он все время жаловался на начальство, которое их, педагогов, переделало в фельдфебелей. Оба мы полиберальничали, поговорили о юге (оказались земляками), повздыхали... Когда я ему сказал: - А как свободно дышится в наших южных гимназиях! - он безнадежно махнул рукой и ушел.

- Вы, конечно, можете считать меня человеком недалеким, - обиженно заговорил Беликов, прочитав это письмо. - Не скрою, у вас есть к тому все основания, ибо именно таким постарался изобразить меня господин Чехов. Однако же даже господину Чехову не удалось изобразить меня злодеем, который, ухватив ребенка за плечи, норовит вытрясти из него всю душу. Кроме того, сударь, можете вы себе представить, чтобы я стал с кем-нибудь либеральничать, да еще осуждать начальство?

- Нет, - честно признал Холмс. - Этого я вообразить себе не могу. Но вот что касается вашего страха перед всякого рода циркулярами...

- А что циркуляры? - возразил Беликов. - Циркуляры для того и пишутся, чтобы следовать их предписаниям неукоснительно. Ежели бы мы, педагоги, не подчинялись циркулярам, то что оставалось бы делать ученикам? Им оставалось бы только ходить на головах! Впрочем, - снисходительно добавил он, - я готов допустить, что кое-что из разговоров с этим классным наставником запало господину Чехову в голову и он вспомнил об этом господине, когда сочинял свой клеветнический рассказ.

- Вот именно, - подтвердил Холмс. - Вы даже не представляете себе, как близко подошли сейчас к истине. Однако продолжим наше расследование. Вот несколько слов из другого чеховского письма. Оно было написано как раз в то время, когда он работал над "Человеком в футляре". В этом письме Антон Павлович мимоходом обронил несколько слов о своем брате Иване Павловиче, который, кстати сказать, как и вы, был педагогом.

Развернув письмо и найдя нужно место, Холмс прочел:

- "Он, то есть Иван, немножко поседел и по-прежнему покупает все очень дешево и выгодно и даже в хорошую погоду берет с собой зонтик"

- Дался вам этот зонтик! - раздраженно воскликнул Беликов. - Будто мало на свете порядочных людей, которые не любят расставаться с зонтиком.

- Да, конечно, - согласился Холмс - Но эта подробность, по-видимому, казалась Чехову чрезвычайно многозначительной. Как и некоторые другие ваши причуды, господин Беликов. Не исключено, кстати, что многие из них он ни с кого не списал, а просто их выдумал. Об этом свидетельствует, например, вот такая запись, которую Антон Павлович сделал в своей записной книжке.

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ А. П. ЧЕХОВА

Человек в футляре: все у него в футляре, в калошах, зонт в чехле, часы в футляре, нож в чехле. Когда лежал в гробу, то казалось, улыбался: нашел свой идеал.