Замуж за светлого властелина (СИ) - Страница 1

— Что? — мой голос нарушает зловещую тишину…

— Да, я на тебе женюсь, — повторяет наш светлый властелин.

Я, ведьма, стану женой светлого властелина? Как я до этого докатилась?

Всего три часа назад

— Точно ничего нет? — прижавшись лбом к дряхлому дереву обивки, заглядываю за печку. — Ни медяшки? Хоть что-нибудь ценное?

Из-за пыльной паутины посверкивают болотные огоньки и два жёлтых глаза.

— Нет, Марьяна, ничего нет.

Вздохнув, отступаю и прижимаюсь спиной к стене. Надежда на то, что в старой избушке осталось хоть какая-то заначка, окончательно умирает. Болотные огоньки выбираются из узкой щели, зависают между пучками трав под потолком. Жор, на миг развоплотившись, проскальзывает сквозь угол печи, вытягивая на пушистом хвосте паутину. Размером поменьше обычного манула, он привычно надувает шерсть, чтобы казаться крупнее.

— Может, согласишься? — Жор склоняет голову набок. — Мэр, конечно, страшен, как смертный грех, но есть-то надо.

Меня передёргивает.

Недостаток фамильяров в том, что они почти во всём противоположны владельцу, и то, что для меня неприемлемо, для него кажется вполне естественным.

— Тогда хватай своего Рейнала, пусть жениться на тебе и кормит нас.

Морщусь: бесполезно Жору объяснять, что я не буду подставлять Рейнала и его семью, они почтенные жители Окты, брак их сына с ведьмой лишит их стольких благ, что я до конца жизни не прощу себе их разорения.

— Сегодня ведь ночь особая, — соблазнительно мурлычет Жор.

— Не надо.

А он подходит ко мне, обтирается паутинным хвостом о тёмный подол.

— Как всё удачно складывается, сама посмотри: Рейнал ещё не помолвлен, а несуществующая ночь бывает раз в четыре года, и именно сегодня ты можешь сама…

— Нет! — подойдя к столу, хватаюсь за завёрнутый в тряпицу кусок хлеба.

За три дня он сохранил мягкость и аромат. Вот что значит сделан с любовью. И подарен тоже с любовью. Развернув полотно, наклоняюсь — чёрные волны прядей соскальзывают с плеч — и вдыхаю сладко-сдобный запах. Невозможно, просто невозможно удержаться!

Усевшись на лавку, впиваюсь зубами в последний кусок хлеба.

— Позови Рейнала на свидание, пусть покормит тебя, — Жор запрыгивает на лавку напротив и ставит мохнатые серые лапки на край стола. — Нам еда нужна, понимаешь.

Есть Жор любит, за что и получил такое имя, хотя ему, как чисто магическому существу, для выживания человеческая еда не нужна.

Хотела бы я тоже не есть, но молодое тело требует пищи, а для этого нужны деньги, а для этого нужна работа, а для этого нужна лицензия — и это замкнутый круг, потому что лицензию мэр мне не даст.

К счастью, сегодня и впрямь особенный день, так что я могу обойтись без неё: светлый властелин — что б его и ему подобных кровавая чума в могилы свела! — на ночь праздника разрешил в пригороде магичить без лицензии. Конечно, вредить никому нельзя, но погадать, сделать заговор на выздоровление, продать снадобья — это можно. Подозреваю, конкуренция будет дикая, соберутся тёмные со всей округи, но на кусок хлеба заработать можно.

А главное — мэр будет выслуживаться перед властелином и веселиться со знатью, так что столкновение с этой мерзкой беспринципной рожей мне не грозит.

— Пойдём на праздник, — Жор делает огромные печальные глаза, но отражающийся в них зеленоватый свет болотных огоньков придаёт ему слишком коварный вид. — Там народу много, может, кто монетки обронит. А если потолкаться среди лотков…

— Я запрещаю тебе воровать на празднике.

— У-у-у, — Жор всхлипывает, а его глазищи наполняются слезами.

Но я слишком хорошо его знаю, чтобы расчувствоваться. Пока он показательно пыхтит, ворчит и стонет, я достаю с полки чёрную ведьминскую мантию, шляпу с остроконечным верхом. Раньше это была парадная одежда ведьм — правда, тогда её украшали серебряными вышивками и узорами из перламутра и лунных камней — теперь ведьма не вправе покидать дом в чём-то ином, чтобы честные люди всегда понимали, с кем имеют дело.

В яичной скорлупе ещё осталось немного смешанного с тёртым углём масла. Болотные огоньки дружно слетаются к наполированной медной пластинке на стене, заменяющей зеркало. Она настолько маленькая, что увидеть отражение сразу двух глаз нельзя. Зато не видно и чистого лба, на котором четыре долгих месяца нет белого клейма, дающего право на магическую деятельность в восьмой провинции Светлого Агерума.

В деревне ведьм при столице провинции когда-то было шестьдесят домов, но они истлевали следом за почившими хозяйками, и теперь осталось лишь восемь избушек. Все они «столпились» у арки ворот на дорогу.

Когда я, отягчённая заплечным коробом, выхожу на скрипучее крыльцо, Саира с двумя подружками чёрными монолитами стоит на дороге в окружении сонма болотных огоньков. Их фамильяры парят в темнеющем небе. Эльза и Мира, тоже надевшие коробы со снадобьями и инструментами для ворожбы, спускаются с крылец, стараясь не наступить на кошку и ласку. У всех у них белеют на лбах восьмиугольные метки лицензий.

Седовласые Эльза и Мира приветливо мне улыбаются, спускаются на дорожки, а рыжегривая Саира отворачивается, и золотые кольца серёг вспыхивают в свете окружающих её болотных огоньков. Две её спутницы — дородная Палша и длинноносая Берда тоже показательно отворачиваются.

— Идёмте, — Саира взмахивает рукой в звенящих стеклянных браслетах. — Не со всеми стоит дорогу делить, а то удачи не будет.

— Ты права, как ты права. — Берда картинно поправляет шляпу с серебряной вышивкой.

— Очень жаль, что на праздник пускают кого попало, — басит Палша.

— Глаза бы им выцарапал, — вздыхает у моих ног Жор.

Когда мы проиграли вторгшимся из другого мира светлым, в нашей области в живых остались только самые старые и самые юные ведьмы, которых не взяли в армию и не успели отправить вглубь земель. Тут их всех и приписали к деревне, навсегда лишив возможности уехать из столичной области. Из молодых только мама была настолько безрассудна, чтобы, несмотря на все ограничения для тёмных, родить меня. Папаша, похоже, был парнем рисковым — в те времена связь с ведьмой могла дорого ему обойтись. Впрочем, мама была редкой красавицей, ради таких горы сворачивают.

Только это её безрассудство стало причиной раскола в деревне ведьм: одни считали, что она сглупила, обрекая дитя на жизнь под гнётом светлых, другие полагали, что жизнь продолжается, и ещё неизвестно, надолго ли у нас светлые. А третьи, как сказала ныне покойная бабка Мого, просто завидовали маминой дерзости и сожалели, что сами добровольно отказались от продолжения рода, выплёскивали это сожаление на нас, ведь припозднившейся с первым ребёнком ведьме для зачатия нужен сильный маг, а их держат в другой области.

Саира была самой ярой противницей моего существования.

— Не огорчайся, Марьяночка, — Мира неспешно отходит от своего светлого дома. С лицензией она может поддерживать его магией. — В Саире злоба всех ведьм скопилась, она сама себе хуже делает, сама себя этим ядом травит.

— Только живёт лучше всех, — недовольно напоминает Жор.

Все невольно оборачиваются на единственный двухэтажный дом, а потом — вслед Саире. На её чёрной мантии мерцает серебряная вышивка с лунными камнями.

Она врачует самого мэра и благодаря его поручительству — аристократов и богатеев города. Вторая причина её неприязни ко мне — страх, что я отниму у неё этот доход.

— Можно? — тихо спрашивает Мира.

— Да.

Она касается стены моего домика морщинистой ладонью, тот отзывается потрескиванием, скрипом, но дерево светлеет, покосившееся после дождя крыльцо выпрямляется. Чужая магия в моём доме — как прикосновение сотен паучьих лапок к спине, но наши дома слишком стары, чтобы жить без поддержки, и приходится мириться с тем, что мой спасает другая ведьма.