Замуж - не напасть - Страница 62
- магазин уже закрывался. Еле упросили продавщицу, чтоб нам их продала. Думали, вдруг у тебя нет?
- При свечах, - Эдик укоризненно смотрит на жену, которая перебила его монолог, - и чтобы музыка звучала негромкая: брень-брень...
- А я сразу сказала, - не выдерживает Надя, - этот оазис - у Женьки в квартире. Играет она на гитаре, говорю, заслушаешься!
Как бы ты не бился за свою свободу, от соседствующего с тобой на планете человечества не отгородишься! Все равно, у тебя остаются обязанности. Например, быть гостеприимной. И не показывать друзьям, что именно сейчас ты бы хотела совсем другого - просто побыть одной!
Глава восемнадцатая
Дверной звонок буквально вытаскивает Евгению из душа. Она только что пришла с работы. Правда, подвезли её до дома Эдик с Надей, но и короткий путь в машине дал ей почувствовать силу солнца, которое и в сентябре, кажется, не потеряло своей мощи и жарило по-летнему, за тридцать.
- Женя, - нерешительно говорит, входя в открывшуюся дверь, соседка Кристина. - Там не тебя зовут?
- Где - там? - изумляется Евгения.
- Посреди двора стоит какой-то вдрабадан пьяный мужик и орет: "Женя! Лопухина!" По-моему, я видела, как он выходил из твоей квартиры.
Евгения краснеет.
- Извини, Кристя, я сейчас!
И бежит в комнату Никиты, которая выходит окнами во двор. Соседка, осторожно прикрыв за собой дверь, уходит.
О, Господи! Во дворе стоит пьяный Аристов. И кричит.
- Женя! Лопухина!
Всю фамилию ему произнести трудно, потому он выкрикивает её в два приема:
- Лопух-хина!
Что звучит прямо издевательски.
Евгения впрыгивает в спортивные тапочки и бежит к лифту. Кристина, которая специально оставила открытой дверь, и её караулила, спешит следом.
- Женя, - говорит она, слегка запыхавшись, тебе одной ни за что с ним не справиться. У меня опыт, я знаю. Главное, ни в чем ему не перечить. Они, пьяные, знаешь, какие дурные!
Еще этого ей не хватало! С какой стати она станет возиться со всякими пьяницами, которые позорят её на весь двор! А на него, между прочим, выходят окнами четыре многоэтажных дома.
- Же-ня, - дебильно улыбается ей Толян. - Пришла. А я зову, зову... Устал.
Он выпускает из рук молодое деревце, за которое до сего момента успешно держался, и пытается сесть на землю. Впрочем, движения у него настолько замедленные, что Евгения и Кристина успевают с двух сторон подхватить его.
Аристов некоторое время послушно передвигает ноги, а потом вдруг спохватывается и с пьяной подозрительностью спрашивает:
- А куда вы меня ведете?
- Ко мне домой, - ласково говорит Евгения, помня наставления соседки, хотя с большим удовольствием стукнула бы его чем-нибудь тяжелым. - Разве ты не в гости пришел?
- Нет. Если в гости, я бы поднялся на лифте, - укоризненно объясняет он. - А я стоял и звал. Чтобы ты сама ко мне вышла!
К счастью лифт приходит пустой. Они с Кристиной успешно затаскивают в него Толяна и везут к Евгении.
- Я вам больше ни слова не скажу! - упрямо поджимает губы Аристов. Потому что вы меня не слушаете, а женщин я не обижаю!
Потом чувство справедливости в нем на минутку просыпается.
- Иногда, конечно, бывает, - нехотя признается он, - но я не нарочно!
Они дотаскивают до дивана пьяного Аристова и нечаянно роняют так, что он стукается головой о стену; правда, удар смягчает покрывающий её ковер.
- У, неуклюжие! - жалуется он кому-то, - ничего нельзя доверить!
- Спи! - строго говорит Евгения.
Толян послушно закрывает глаза и действительно мгновенно засыпает.
- Что ты будешь с ним делать? - простодушно спрашивает Кристина, но тут же спохватывается - какое ей дело! - и предлагает. - Могу я тебе чем-нибудь помочь?
- Чем тут поможешь? - вежливо, но настойчиво вытесняет её к дверям Евгения. - Сейчас я позвоню его жене, пусть она и решает.
- Если что понадобится, зови меня, не стесняйся! - предлагает соседка; она целыми днями сидит дома и радуется всему, что может отвлечь её от серой монотонности собственной жизни.
Сказала Евгения, что позвонит, но как сообщить об этом Нине? "Как есть, так и скажу!" - сердится неизвестно на кого она и набирает телефон Аристовых. Трубку берет Нина.
- Не знаю, как твой муж оказался в моем дворе, - говорит Евгения, - но он... не очень трезвый, потому мы с соседкой завели его пока ко мне... В общем, он уснул на моем диване.
Нина некоторое время молчит, а потом рассудительно говорит:
- Трогать его сейчас нельзя. Поднимешь, он, как медведь-шатун будет слоняться по квартире, все опрокидывать... И домой не доберется, и тебе покоя не будет... Он тебе очень мешает?
- Я могу оставить его на диване, а сама уйти спать в комнату Никиты он сейчас у бабушки, но ты уверена, что другого выхода нет?
- Женя, ты не бойся, он спокойно проспит до утра, а проснется, будет у тебя извинения просить... Мне так неудобно, что у тебя столько беспокойства...
- Да, ничего, главное, чтобы ты не волновалась.
- Теперь, конечно, я могу быть спокойной, - беспечно говорит Нина. - С ним это очень редко бывает, в самых исключительных случаях. А так он норму знает и обычно не перебирает!
Какая-то недоговоренность в словах Аристовой настораживает Евгению.
- Может, у него что-то случилось? Что-то выбило его из колеи?
- Скорей всего, я думаю, - мнется Нина, - он выпил из-за меня.
Она медлит, видимо размышляя: сказать или не сказать? И решается.
- Дело в том, что приехал Роман - отец Ярослава. Я тебе рассказывала и ты, я знаю, ни с кем больше не поделилась, что Слава - неродной Толе. В общем, у Ромы здесь мать, он навещал её, и мы случайно встретились. Представляешь, он даже не подозревал, что имеет взрослого сына! Думал, я сделала аборт. Я сказала, когда родился Славик, он подсчитал и сомнения отпали. А в той семье у него две девочки. Представляешь? Он всю жизнь мечтал о сыне, и вот он, готовый!
- И ты сказала об этом Толяну? - удивляется Евгения.
- А что оставалось делать? Не могла же я прятать сына от родного отца? Плохо только, что Ярослав ничего не знал. Анатолий считал, что знать ему необязательно, хотя я была против. Как чувствовала! Представляешь, Анатолий так кричал! Говорил, что я пытаюсь отнять у него сына, что никакие прохиндеи не имеют права лишить его отцовства. Это Роман-то прохиндей! Да, он просто ничего не знал! Слава тоже расстроен, но согласись, отец есть отец!